и пространстве, строит фикцию движущегося по отношению к нему, являющемуся для самого себя неподвижным, другого физика А', фиктивное время и фиктивное пространство, которого он и может по своему желанию (т.е. согласно формулам) «растягивать» и «сжимать». Но стоит ему — или нам отожествить себя реально с- этим фиктивным лицом, как «растянутое» или «сжатое» время и пространство сожмутся или растянутся и ста-н\ г совершенно тожественными тому времени и пространству, которое было его. Весь смысл теории относительности именно в том и состоит, что она позволяет нам утверждать с полной уверенностью, что реальное пространство и реальноепремяреаль-ного физика А 1 вполне тождественно А, есть тоже самое Т; фиктивный же характер Т' (приписываемого памп фиктивному А 1 ) в достаточной мере явствует из того, то его «растянутое» время «заполнено» теми же самыми «со-бытиями», что и наше, и что в (фиктивный) интервал между Т и Т 1 невозможно « поместить» ни одного нового факта. Все парадоксы об'ясняются неприятием во внимание фиктивного характера Т', приписыванием реальности этому вспомогательному построению мысли.

Не место, конечно, в краткой заметке давать критику замечательной книги Бергсона — мы указали выше на основную, по нашему мнению, его ошибку. Ключ к философскому истолкованию теории относитеыюсти лежит в общей теории относительности, в новом учении не о времени, а о пространстве. Бергсон прав .сближая теорию относительности с картезианским пангео-метризмом, но столь же закономерно сближение ея с учением Лейбница, ибо согласно Эйнштейну, Эддингтону и Вейлю, находящиеся в мире тела изменяют структуру пространства, давая ему ту или иную определенную кривизну. Правда, с другой стороны, и сами тела являются лишь «мортинами» в

БИБЛИОГРАФИЯ

моллюскоооразпом» простран-тве. В этой двойственности и ;ежит особенность и философ-кая значительность теории от-госительности; но разсмотрение того вопроса слишком далеко авело бы нас.

Отметим, что Бергсон не уяснил себе в полной мере двой-твенной роли света в разбираемой им частной теории относи-ельности. Он не заметил, что бу-(учи мировой константой и кон-титуирующим природу формаль-ю онтологическим моментом, вет в то же время является мальпым процессом этой природы: юэтому нельзя, как это делает

Бергсон, отрицать реальных, утверждаемых теорией относительности, изменении, вызываемых в телах движением системы, к которой они принадлежат. Пусть эта двойственная роль света противоречива и парадоксальна, но под предлогом освобождения теории от противречий в парадоксов, нельзя упускать из виду реализма свойственного теории относительности, как и всякой физической теории. В недостаточно ясном понимании этого, в чрезмерном офилософствованнн теории — основная ошибка Бергсона.

А. Койрэ

ПО АЗИИ

(Факты и мысли)

СепЦпх деп1шт.

,Г. С а 8 I а § п ё. Ьеы Вахта-с1ш, Рапз, Еегоих, 1925. — ;леи1. Со1. Р. Т. Е I Ь е г I о п. 'п Ше пеаг! оГ Ама, Ьопйоп, лп51аЫе & Сг. БЫ, 1925. — \ 5 т 1 5. А1ь УУШзспаПзрютег |п Ки5815сп-Л51еп, ВегИп, 51л1ке, |924. — ЕПа К. С Ь г 1 8 I 1 е. Гпгои§Ь Кпгуа 1о СоЫеп Ьатаг->апй, Ьопаоп, 8ее1еу, 1925. — ? . С о е I е 1. Каг-Спа1; Ра1тк (агаре1а; ЬиПхко^с; У>'аг52а\уа, 922, 1923, 1924.

Пути и перепутья Азии, сли-юющиеся и скрещивающиеся с 1утями России, должны быть смерены в наших верстах; осо-|наны в русской евразийской «ере и устремлении. .Мерно идут 1ЯГКИМИ ступнями степенные 'акгрийские верблюды, мохна-ые, двугорбые, важные, заду-*авшиеся. По извивающемуся I теряющемуся в пыли горизонта тепному тракту несется иочто-<ая тройка. Убегают в даль >ельсы-скрепы, от густо насеянных русских промышленных 'властей на азиатский простор. 1ахлопали лопасти парохода ам, где нырял среди волн челн

туземца. Медленно, потом скорее, все более быстрым темпом (перелеты: .Москва-Пекин, через пустыню Гоби; Ташкент-Кабул через хребет Гиндукуш, «Индуса убивающий») устанавливается русско-азиатский обмен, оборот. В свой круговорот, вместе с людьми товарами, он втягивает идеи, вводит новые понятия, создает потребности, возбуждает любознательность.

Мир стал похож на голову всклокоченного негра, говаривал Саади, персидский поэт, побывавший в плену у крестоносцев. Взволнованная войной и революцией азиатская стихия опять расколыхалась; мы находимся лицом к лицу с массами, утерявшими равновесие, и в направлении их скольжения. Если суждено быть обвалу, то следует, чтобы он не стал препятствием на наших азиатских путях. Будем чутки и зорки. Версты на дальних путях не должны быть занесены обвалом.

Это вовсе не перепев пресловутого — народы Европы, берегите свои священные блага. Не жест недоверия, но протянутая рука. Мы не противупоставляем себя Азии; мы сознаем себя в ней самой во многом; мы хотим соразмерить наши чаяния с ее

Г,!!Г,.11ЮГРЛФК)1

надеждами; >пт искренне желаем, наконец, чтобы разумный интерес к Азии у русских перестал быть достоянием небольшого круга посвящающих себя ее изучения лиц. Чтобы он оживился, стал полнокровным, насущно необходимым: чтобы более широко и глубоко захватил нашу общественность, до сих по]» слишком мало уделявшую ему внимания. Чувствуется, что нашей обще-ственности много нужно на-ать к Азии, где столько благодарной ночвы для доброй

Поли II ЖИВОГО ума.

Гупое монгольское и, наве-вающее тоску; чувство страха, ощущаемое от азиатского ис-..п.майского, т. е. средиземноморского); про-тивупоставленне четкой остроты

ра азиатской ра< чатости. На эти, случа! но вспомнившиеся из эмигрантских чте-п . черты интеллигентской нашей обращенности к западу, щейся нам кем-то навязанной, механической, п<к\сствен-ной, мы отвечаем. Пусть тупое н монгольское ы: оно паше родное, с нами от колыбели до мо-гн.ть. (вырыта заступом...): оно придает своеобразную полноту нашим гласным; МЫ рады были звуковом строе турецкого Страх от азиатского искусства? Нас путают мраморные статуи в католических храмах, а темные лики икон, фрески в мерцании лампад близки нашему душевному строю. Они от Азии, как н образы: Гумаюн, птица вещая; Феникс; Сивка-бурка, крылатый конь, восходящий н юй символике. — Фер-нейскнй философ, четкий, но и все раз'едающий! Страстное искание божественной истины у пантеистов персидских суфиев более созвучно нам. Наш Иоа-саф тот же Бодисатва.

Словом: в более тесном соприкосновении с Азией, в общении с нею, мы приникаем к источникам питавшим и нашу историю. Мы не можем безнаказанно забывать, что наша обращенность к Азии есть определяющий факт развития наших судеб. Мы

должны ясно сознавать откуда ведут счет наши версты. Пути нашего культурного развития не могут быть вне Азии разведаны с достаточной точностью. Позже всех других, ею вспоенных народов, выделившись из ее лона, мы связаны с родительницей народов Азией органически.

Мы ищем азиатскую действ»-' телыюсть. И мы хотим утвердить к нем! свой подход: не Азия с оттенком снисходительности, а Азия подпочва всей прошлой и арена завтрашней истории. Сказанным определяется отношение паше к предмету, которым мы хотим заняться в данной статье, рассматривая сочинения перечисленные в подзаголовке.

Мы намеренно не касаемся здесь работ, появившихся на восточные темы в России. Во-стоковедение там не переставало работать. Отражаются эти темы и в литературе. Это движение было уже охарактеризовано (см. «Современные Записки» зн подписью В. Ф. М./.Мы сгруппировали несколько не русских сочинений, разнящихся, как по языку, так и по личностям авторов, но об'единенных трактующейся в них темой — русские азиатские области во время революции и гражданской войны. Небольшая книжка Ж. Настанье обнимает наиболее длинный период времени, от октября 1917 г по октябрь 1924 г. и представляет собой тщательную сводку газетного советского материал: о движении басмачей. Автор прекрасно владеющий русски! языком, долго живший на азиат ских окраинах России и опу бликовавший ряд работ по этно графин и археологии, дополняв-газетные сведения своими лич нымн воспоминаниями. К полу чившемуся таким образом об'ек тивному справочнику прилояда список главных басмачески: вождей и тщательно выполнен ная карта Средней Азии, облег чающая понимание текста, но смысле адмпинстратнвио-поли