Он ударил по двери ногой у самого замка. Хлипкая конструкция поддалась, и дверь со скрипом распахнулась.

Главный зал обсерватории превратился в театр безумия. Пространство дрожало, искажалось, как воздух над раскалённым асфальтом.

Протокол «Эхо» не просто кричал в головах. Он проецировал свои кошмары в реальность.

Полупрозрачные, мерцающие фигуры из цифровых помех скользили между колоннами. Тень маленькой девочки в белом платье — Ева, нулевой пациент — пряталась за стойкой управления, её силуэт распадался и собирался вновь.

Высокая фигура мужчины в лабораторном халате — Кассиан или Кросс, какая разница — простирала руку, которая таяла в воздухе, превращаясь в рой светлячков.

Воздух был плотным, наэлектризованным. Пахло не просто озоном. Пахло чем-то тошнотворно-сладким, как горящий пластик, с едва уловимой нотой горелого белка.

Запах горящих нейронов.

Серые комбинезоны Хелен, чёрная снаряга Воронова — теперь это не имело значения. Враг был один, и он сидел у них в головах.

Один боец, здоровенный мужик с нашивкой «Закат», сидел на полу и плакал, как ребёнок, глядя на свои пустые ладони.

Другой, оперативник Хелен, вёл огонь по потолку, выкрикивая бессвязные команды невидимому отряду.

Двое катались по бетонному полу, сжимая головы, их тела выгибались в беззвучных конвульсиях.

Хавьер двинулся сквозь этот хаос.

Ярость никуда не делась. Но она изменилась.

«Эхо» и подключение к Люсии выжгли из неё всё лишнее, оставив только холодный, сфокусированный вектор.

Наконечник копья.

Он не видел врагов. Он видел только препятствия на пути к цели.

Цель — бронированный командный контейнер Хелен, установленный снаружи, у главного входа. Там был пульт. Там был таймер.

Первый оперативник, вскинувший на него автомат с безумным взглядом, получил удар в горло. Короткий, точный. Боец рухнул, хрипя, роняя оружие. Хавьер не замедлил шаг. Второй, преградивший ему путь, стреляя в призрачную тень на стене, лишился автомата и получил коленом в солнечное сплетение. Сложился пополам, захлёбываясь воздухом. Третьего… третьего Хавьер просто обошёл.

— Стой! — раздался крик сбоку.

Матео, лидер радиолюбителей, стоял у лестницы, ведущей на второй ярус. Его лицо было бледным, но глаза — ясные. Видимо, его скептицизм и постоянная работа с помехами дали ему какой-то иммунитет. Он целился в Хавьера из старого охотничьего ружья.

— Они все сошли с ума! Ты куда?! Ты такой же, как они!

Хавьер остановился на долю секунды. Его взгляд был пуст. Времени на объяснения не было.

Он мог убить этого старика, не моргнув. Сломать ему руку.

Но это было неэффективно. Лишняя трата энергии.

Он просто сделал шаг в сторону, оттолкнув Матео плечом. Не сильно, но достаточно, чтобы тот потерял равновесие. Ружьё качнулось в сторону.

— Там таймер, — бросил Хавьер через плечо, не оборачиваясь.

Этого должно было хватить. Он не оглянулся проверить. Он уже был у массивных входных дверей, выбитых штурмом. За ними — холодный горный ветер и его цель.

Таймер в его голове тикал громче любого крика.

В мобильном штабе группы «Закат», припаркованном в полукилометре от обсерватории, царила иная тишина. Не оглушающее спокойствие после бури, а ватная, давящая тишина провала.

Кирилл, самый молодой оперативник в команде, стоял у входа в командный отсек, и его руки слегка дрожали. Он заставил их замереть.

Он только что видел, как сержант Белов, ветеран двух чеченских кампаний, человек, который мог шутить, вытаскивая осколок из бедра, выстрелил себе в висок. Просто, молча, глядя в одну точку. Протокол «Эхо» не убивал всех. Он находил трещину в психике и ломал человека об неё.

Кирилл заставил себя войти внутрь.

Командный отсек был святилищем Воронова. Обычно здесь пахло дорогим кофе и кожей, а на экранах сходились и расходились нити тактических схем. Сейчас здесь пахло потом и страхом.

Дмитрий Воронов, «Конструктор», легенда, интеллектуал, сидел на полу, прижавшись спиной к серверной стойке. Он обхватил голову руками, его дорогой кашемировый свитер был испачкан грязью. Его знаменитые очки в роговой оправе валялись рядом. Одно стекло треснуло.

Он раскачивался взад и вперёд, как аутист. И бормотал.

— Я не знаю… я им говорил… они ушли без меня… — шептал он. — Не предатель… я не… нет…

Кирилл смотрел на него. Многолетнее, почти религиозное восхищение рассыпалось в пыль. Этот человек не был гением. Он был всего лишь оболочкой, выстроенной вокруг старой, гноящейся раны. И сейчас оболочка треснула.

— Дмитрий Сергеевич! — голос Кирилла прозвучал неожиданно резко. — Приказ! Что нам делать?

Воронов вздрогнул. Он поднял голову, и Кирилл отшатнулся. Глаза. Это были не глаза «Конструктора», полные иронии. Это были глаза затравленного зверька. В них не было ничего, кроме животного ужаса.

— Тише… — прошептал Воронов, прижимая палец к губам. — Они услышат. Они всегда слушают.

Кирилл понял. Всё кончено. Миссия провалена. Командир потерян. Он посмотрел на экраны. Хаотичные точки его бойцов метались по карте, некоторые просто замерли. Потери. Огромные потери. И ради чего? Ради сломленного старика на полу.

Холод. Не страх, а чистый, профессиональный холод залил его изнутри. Он сам не узнал свой голос, когда нажал тангенту на рации.

— Группа «Закат», говорит Сокол-семь. Код отмены — три-ноль-ноль. Повторяю, код отмены. Всем отступать к точке эвакуации. Немедленно.

Он не стал слушать вопросы. Отключил связь, подошёл к Воронову и грубо схватил его за плечо.

— Вставайте, Дмитрий Сергеевич. Уходим.

Воронов обмяк, как тряпичная кукла. Кирилл взвалил его на плечо. Тело, которое казалось воплощением власти, было на удивление лёгким. Просто кости и страх.

Вытаскивая своего сломленного командира из эпицентра его личного ада, Кирилл не чувствовал ни жалости, ни злости. Только пустоту. Он не спасал командира. Он убирал с доски сломанную фигуру.

Холодный ветер ударил Хавьера в лицо, когда он выскочил из здания. Он принёс с собой запах мокрого камня и хвои. Впереди, метрах в пятидесяти, стоял он. Бронированный контейнер. Командный пункт Хелен.

Дверь была заперта. Стальная, герметичная. Хавьер не стал тратить время. Он увидел рядом брошенный ящик с инструментами, оставленный радиолюбителями. Схватил тяжёлую монтировку.

Первый удар. Второй. Третий. Металл глухо стонал. На четвёртый раз замок поддался с громким щелчком. Хавьер рванул дверь на себя.

Внутри было стерильно. И тихо. Голубоватый свет от множества экранов заливал узкое пространство. Хелен Рихтер стояла спиной к нему, у главного пульта. На ней был всё тот же идеально сидящий чёрный костюм. Ни единой складки.

На центральном экране горела тактическая карта. В центре мигала красная точка — их обсерватория. А под ней — таймер.

Она знала, что он здесь. Но не оборачивалась.

— Впечатляюще, Рейес, — её голос был ровным, безэмоциональным, как у синтезатора речи. — Но в конечном счёте, бесполезно. Это не месть. Это просто… оптимизация активов.

Хавьер тяжело дышал, сжимая в руке монтировку. Кровь стучала в висках.

— Люсия… не актив, — выдавил он.

Тогда она медленно повернулась. В её глазах не было ни страха, ни гнева. Только холодное, отстранённое любопытство. В руке она держала не пистолет, а тонкий, как игла, стилет.

— Всё — актив, — сказала она, делая шаг к нему. — Вы — неконтролируемая переменная в уравнении. А такие переменные всегда обнуляют.

Она бросилась на него. Не с криком, а с тихим, эффективным выпадом.

Их бой был уродлив. Тесный, вязкий. Без тактики, только рефлексы и вес. Он замахнулся монтировкой, но в тесном пространстве это было неудобно. Она легко увернулась, и лезвие стилета чиркнуло по его руке, оставляя жгучий порез.