Его пальцы, дрожащие, но всё ещё невероятно ловкие, вводили тонкие, почти незаметные изменения в программный код. Микроскопические смещения. Крошечные логические ошибки. Едва уловимые задержки в потоках данных. Он отчаянно надеялся: эти «ошибки» приведут к сбою. К хаосу. Но не к полному, неконтролируемому разрушению, как того требовали его наниматели. Он грыз ногти. Внутреннюю сторону щеки. Его глаза бегали по сторонам, избегая холодного, безжалостного взгляда оперативника.

— Всё в порядке, Волков? — Голос оперативника был низким, ровным. Без интонаций. Это не был вопрос. Это было утверждение.

— Да, да, конечно, — Андрей даже не повернул головы. Его голос был высоким, почти писклявым. — Просто… ну, м-м… тонкая настройка. Очень… очень сложные алгоритмы.

— Просто делай свою работу.

И Андрей делал. Он был блестящим инженером. Он мог заставить эти системы петь. А теперь он должен был заставить их стонать.

В какой-то момент, когда оперативник у двери на мгновение отвернулся, видимо, проверяя рацию, Андрей быстро, нервным движением, достал из внутреннего кармана маленький, потрёпанный блокнот. Его глаза на мгновение зацепились за пару строк, написанных там карандашом, неровным почерком:

О том, чего нет, шепчет ветер,

И о том, что никогда не вернётся.

Едва заметный, почти неслышный вздох. Андрей вздрогнул. Поспешно, почти испуганно, сунул блокнот обратно в карман. Вернулся к работе.

Но его пальцы теперь дрожали ещё сильнее. Едва попадали по клавишам.

Он заметил это почти сразу. Внесённые им «мягкие» изменения, эти едва уловимые погрешности, начали взаимодействовать. С уже существующими. Скрытыми параметрами системы. Параметрами, о которых он не знал. Которые он не мог предвидеть.

На экране вспыхнула череда предупреждений. Не критических. Но непредсказуемых.

Это мог быть каскадный сбой. Гораздо более опасный, чем он планировал. Неконтролируемый. Взрыв. Если его «саботаж» будет обнаружен. Если его попытаются отменить.

Это не просто нарушит работу порта. Это может уничтожить его.

Уголки его губ начали дрожать. Он попытался сглотнуть, но горло пересохло.

— Ха-ха… — сухой, прерывистый звук вырвался из его горла. — Ха-ха-ха… Это… это так… абсурдно, да? Я… я просто… ха-ха… не могу… это… это слишком!

Оперативник обернулся. Его обычно непроницаемое лицо слегка нахмурилось.

— Что это было, Волков?

Андрей изо всех сил пытался остановить нервный смех. Ему это не удавалось.

— Ничего, ничего, сэр. Просто… м-м… техническая особенность. Всё… всё идёт по плану. Вроде бы. Ха-ха…

Его взгляд, прикованный к мелькающим строкам кода, теперь был полон неконтролируемого ужаса. Он понимал: его попытка спасти ситуацию могла лишь усугубить её.

Заброшенный, полуразрушенный складской ангар на окраине порта. Воздух здесь был тяжёлым. Пахло пылью, гнилью, старым, проржавевшим металлом. Сквозь дыры в крыше пробивались редкие, бледные лучи солнца, освещая танцующие в воздухе клубы пыли.

Холодный, липкий воздух проникал под одежду. Пробирался под кожу. Заставляя мышцы Джека сжиматься от боли. Он сидел на перевёрнутом ящике. Тело скрючено. Голова опущена. Каждый вдох давался с трудом. Горький привкус мазута и старой крови осел на языке.

На коленях лежал старый, но надёжный планшет. На его экране мерцали цифры, схемы, графики – зашифрованные данные от Хлои, только что скачанные. Джек прокручивал страницы, его взгляд цеплялся за ключевые слова: названия компаний, имена, финансовые потоки.

Это не просто диверсия. Не просто атака на один порт.

Это был сложный, многоуровневый заговор. Тщательно спланированный. Направленный на поглощение европейского энергетического рынка. Создание хаоса. С последующими «спасательными» контрактами. Клайпеда была лишь первым ударом. Отвлекающим. Чтобы посеять панику.

Джек почувствовал, как вязкий адреналин медленно наполняет его вены. Знакомое, горькое ощущение. Его тело, несмотря на боль, напряглось, инстинкты обострились, готовясь к действию.

Но одновременно с этим приходила и тяжесть. Неимоверная. Давящая.

Ответственность.

Он устал. Чёрт, до чего же он устал. Он хотел покоя. Одиночества. Чтобы всё это просто закончилось.

Но он видел цифры. Видел схемы. Видел жизни, которые будут сломаны. Миллионы. Целый континент.

Он не мог просто уйти.

Его взгляд упал на его собственный, сломанный морской хронометр. Он держал его в левой руке. Большой палец правой непроизвольно потирал гладкую, холодную поверхность. Движение, ставшее рефлексом.

— Чёрт… опять, — тихо, почти неслышно бормотал он, обращаясь к самому себе. — Будь проклят.

Среди данных Хлои он нашёл нечто ещё более отвратительное. Информацию о том, что ЧВК имеет внутреннего агента. На высоком уровне. В европейской энергетической комиссии. Этот человек должен был «рекомендовать» их услуги по «восстановлению» после диверсии.

Это делало задачу Джека не просто физической. Это была политика. Грязная. На самом верху. Разоблачить коррупцию там? Это было практически невозможно.

Хуже того. Следующий этап операции ЧВК был запланирован на менее чем четыре часа.

Четыре часа.

Время, в которое Джек едва ли сможет уложиться. Учитывая его состояние. Расстояние до цели.

Глубокий вдох. Жжение в лёгких. Он чувствовал, как его тело начинает протестовать. Каждое движение — боль. Каждый вдох — усилие. Но инстинкт, запрятанный глубоко, говорил: Действуй.

Монотонный гул портовых работ, доносившийся сквозь щели в стенах, казался предвестником надвигающегося хаоса. Он был там. В самом его центре. И он должен был это остановить.

Кабинет Марка Новака в штаб-квартире ЦРУ. Всё так же безупречно чисто. Прохладно. Стеклянные стены. Вид на Вашингтон. Воздух стерильный. Почти неживой. Он казался тяжёлым. Пропитанным невысказанными угрозами.

Новак сидел за своим массивным столом. Его руки спокойно, почти демонстративно, лежали на полированной поверхности. Он ждал.

Аня Ковач вошла в кабинет. Её спина была прямой. Лицо невозмутимым. Но внутренне она была напряжена. Почти до предела.

— Агент Ковач, — Новак поднял взгляд. Его голос был ровным, почти отеческим. Но в нём чувствовался скрытый металл. — Прошу.

Аня подошла к стулу и села. Не отводя взгляда.

— Сэр.

— Агент Ковач. Я… э-э… получил отчёт. О вашем… м-м… недавнем запросе. Вне протокола. К господину профессору… Кингу, верно?

Новак сделал паузу. Его взгляд был пронзителен. Он медленно, почти незаметно, потирал большой палец правой руки о безымянный. Это движение всегда означало, что он нащупывает слабую точку.

— Достаточно… необычно, — закончил он.

— Сэр, я… я просто… — Аня поправила очки, хотя они сидели идеально, пытаясь скрыть нервозность. — Это был, скорее, академический интерес. Я… ну, хотела получить… э-э… другую перспективу. Для… для собственного развития.

Она держала выдержку. Её рука слегка теребила край пиджака. Ей казалось, что каждое её движение выдаёт её.

— Ах, да. Развитие, — Новак слегка улыбнулся. Холодно. — ЦРУ… оно ценит. Развитие. Но… (он наклонился чуть вперёд, его голос стал тише, почти шёпотом) …мы также ценим. Лояльность. И… э-э… дискретность. Особенно. Когда речь идёт. О конфиденциальных… запросах. Которые. Могут быть. Неверно истолкованы. Или… использованы. Против нас. Не так ли?

Он смотрел ей прямо в глаза. Его взгляд был тяжёлым, немигающим.

— Я… я понимаю, сэр. Моя… моя лояльность… она не вызывает сомнений. — Голос Ани чуть дрожал, но она держала взгляд. Не отводила.

— Я… э-э… надеюсь на это, агент. Надеюсь. — Новак откинулся на спинку кресла, его пальцы продолжали теребить друг друга. — Продолжайте. Фокусироваться. На Бауэре. Мы… мы должны. Закрыть это дело. Быстро. И. Тихо.

Его взгляд не отрывался от неё. Он сделал едва заметный, но угрожающий кивок.

— Кстати, — добавил Новак, его голос был всё так же спокоен, но его слова ударили, как ледяной душ. — Некоторые из ваших… э-э… прошлых проектов. Были подвергнуты пересмотру. После вашего… запроса. Просто. Для ясности. Мы… мы должны быть. Абсолютно уверены. В вашей… ну, объективности.