Ночь в кабинете коммандера Ваймса была заполнена тишиной особого, вязкого сорта. Не мирная тишина сна, не благословенная тишина пустоты. Это была тишина заклинившего механизма, напряжённая до звона в ушах. Воздух пропитался запахом остывшего, горького кофе, дешёвого сигарного дыма и чем-то ещё — тонким, кислым запахом бессилия. За окном, заслоняя настоящие звёзды, тускло и неровно пульсировали «Шепчущие доски». Их болезненное, мертвенное свечение просачивалось сквозь грязное стекло, заливая стол, раскиданные по нему бумаги, сложенные на них руки Ваймса. И один-единственный, идеально ровный лист бумаги с приказом лорда Витинари.

«Дать эксперименту завершиться».

Каждое слово — раскалённый гвоздь. Не в ладони, нет. Глубже. Прямо в ту часть мозга, где жил его внутренний коп. Не арестовывать. Не вмешиваться. Сидеть и смотреть. Быть сторожевой собакой, которой велели не лаять, пока волки доедают овцу. И не потому, что овца провинилась. А потому, что хозяину было до чёртиков любопытно, с каким именно хрустом они перегрызают ей горло.

Ваймс сидел так уже час. Или два. Время превратилось в густую патоку. Внутренний коп в его голове больше не бился о стенки черепа, как муха в банке. Он затих. Он стоял в самом тёмном углу его сознания, скрестив руки на груди, и смотрел на Ваймса с немым, убийственным презрением. Он требовал действия. Требовал выбить к чертям собачьим дверь, схватить этого Мампа за его тощий, интеллектуальный кадык и объяснить ему пару простых, как удар сапога, вещей о справедливости. Но приказ Патриция был абсолютен, как гравитация. Любой шаг в сторону — и он больше не коммандер Городской Стражи. Любое прямое действие — и он подставляет под удар всю свою стаю. Всех своих идиотов.

Он был в ловушке. Идеальной, вежливой, отточенной до блеска бюрократической ловушке.

Голова медленно, очень медленно, поднялась, и взгляд упёрся в тусклое свечение за окном. «Дать эксперименту завершиться». Эксперименту. Алистер был переменной. Уильям — катализатором. Весь этот проклятый город — просто питательная среда в чашке Петри. А Витинари, склонившись над окуляром своего невидимого микроскопа, с интересом наблюдал за ростом плесени.

Внутри что-то туго, до боли сжалось, а затем медленно, холодно разжалось. Словно кулак.

К дьяволу эксперимент.

Он не собирался его завершать. Он не собирался его останавливать.

Он собирался добавить в него новую, к крысиным зубам, переменную. Свою собственную.

Если нельзя выбить дверь, можно попробовать в неё постучать. Очень, очень громко.

Рука сама потянулась к переговорной трубке, пальцы сжали холодный бакелит.

— Дежурный? Мне нужна капрал Малопопка. Живо. И принесите ещё этого… пойла, которое вы здесь называете кофе. И чтобы оно было горячим.

Черри Малопопка, капрал Городской Стражи и гном по призванию, материализовалась в кабинете через пять минут. Она была, как всегда, безупречно аккуратна, если не считать пары свежих пятен сажи на щеке и едва уловимого запаха горячей меди, который следовал за ней повсюду. В руках она несла свой «дезорганизатор» — сложное, капризное на вид устройство из спутанных проводов, тускло поблёскивающих линз и тихо шипящих вакуумных трубок.

— Коммандер? Вызывали?

— Да, Черри. Садись. — Ваймс махнул рукой на стул напротив. — Мне нужно… ну… опубликовать кое-что.

Черри непонимающе моргнула.

— Сэр, у нас есть стандартные бланки для публичных заявлений. Отдел по связям с общественностью…

— Нет. — Ваймс наклонился вперёд, положив тяжёлые локти на стол. Его голос упал до низкого, интенсивного рокота. — Не так. Мне нужно опубликовать это на «Пере». Анонимно. Так, чтобы никто, слышишь, никто во всём этом грёбаном городе не смог меня отследить. Даже тот хмырь, который это всё придумал. Сможешь?

Черри перевела взгляд с лица Ваймса на свой дезорганизатор и обратно. Её тонкие брови чуть сошлись к переносице — не в сомнении, а в глубоком внутреннем расчёте. Для неё это была не моральная дилемма. Это была техническая задача. Сложная. А значит, интересная.

— Анонимность на «Пере» условна, сэр. Она как чистота воды в Анке. Кажется, что есть, но если копнуть глубже… создатель системы наверняка оставил для себя чёрный ход. Магические маркеры, симпатические чернила, резонансные закладки в базовом коде… да что угодно.

— Поэтому я и позвал тебя, а не Шноббса, — терпеливо, почти не разжимая зубов, сказал Ваймс. — Мне нужно, чтобы ты пробила дыру в их системе и залезла через неё. Никаких следов. Как будто это сказал сам город.

В глазах Черри вспыхнул огонёк чистого, незамутнённого технического азарта.

— Это потребует создания ложного симпатического эха, — начала она, её голос обрёл скорость и уверенность, — перенаправления через несколько неиспользуемых семафорных узлов где-то под Овечьими горами и маскировки под фоновый магический шум Незримого Университета. Возможно, придётся на пару секунд закоротить всю систему в радиусе ста метров. Кто-то в соседнем квартале может икнуть синими искрами.

— Прекрасно. Делай.

Ваймс откинулся на скрипучую спинку стула. В венах вместо крови, казалось, медленно застывал холодный свинец. Ярость была не горячей, не обжигающей. Она была мстительно-ледяной. Он ненавидел себя за это. Ненавидел каждую секунду этого решения. Он, коммандер Сэмюэль Ваймс, собирался опуститься до уровня тех безликих, анонимных писак, которых презирал всем своим существом. Он собирался взять их грязное, подлое оружие и использовать его. И, что было хуже всего, где-то в самой тёмной глубине его души шевельнулся азарт. Азарт охотника, нашедшего новую, неожиданную тропу.

— Готово, сэр. — Шипение и щелчки дезорганизатора прекратились. — Канал чист. Абсолютно стерилен. Какой никнейм будем использовать? «Бдительный_Гражданин_87» уже занят.

Ваймс на секунду прикрыл глаза.

— «Просто_Вопрос». С большой буквы.

— Принято. Что диктовать?

— Первое сообщение, — он сделал глубокий вдох, выдохнув в тусклый свет лампы густое облако сигарного дыма. — Адресовано «Летописцу». «Любопытно, что вы так озабочены стандартами. Расскажите нам о стандартах Гильдии Хронометристов десять лет назад. Особенно в отношении погрешностей».

Черри без тени эмоций настучала текст на маленькой, щёлкающей клавиатуре своего устройства.

— Отправлено.

— Второе. Туда же. — Голос Ваймса стал ещё тише, почти шёпотом. Он целился не в разум. Он целился в шрам. — «Вы говорите о стандартах. А какой стандарт у горя? Какой допуск у дрожащих рук? Расскажите нам об этом, @Летописец».

Пальцы Черри замерли над клавишами. Её взгляд медленно поднялся на него. Впервые за весь вечер в её глазах появилось что-то, кроме технического интереса. Удивление. Может быть, даже намёк на осуждение. Не за нарушение правил. За жестокость.

Ваймс встретил её взгляд, не мигая. Его лицо было похоже на высеченную из камня маску.

— Отправляй.

Она молча кивнула. Клавиша щёлкнула с сухим, окончательным звуком.

Где-то над спящим городом, в невидимом пространстве мнений, лжи и полуправд, прошелестели два маленьких, острых, как осколки стекла, вопроса.

Алистер Мамп сидел в своём идеально чистом убежище и упивался триумфом. Это было даже лучше, чем он себе представлял. Возвышеннее. Он не просто уничтожил репутацию Уильяма де Ворда. Он сделал это его же оружием. Он заставил систему пожирать своего создателя. Он доказал свою правоту. Он показал всему городу тщетность их концепций — и «объективной правды» газетчиков, и «гласа народа». Всё это было лишь инструментом. А он, Алистер, был Мастером этого инструмента.

Он читал комментарии под своим разоблачением. Шок. Гнев. Разочарование в «Правде». Это была музыка. Симфония разрушения, исполненная идеально, без единой фальшивой ноты.

И тут он увидел их. Два комментария, которые не вписывались в общую мелодию. Они были тихими, почти незаметными, но били с точностью хирурга в самую старую, самую глубокую рану.