Уильям моргнул. Капля пота достигла кончика его носа и сорвалась вниз.

— Э-э… ну… система же саморегулирующаяся! — выпалил он, поправляя очки. — Плохие, глупые мнения… они будут отсеиваться хорошими! Голос разума в итоге всегда побеждает!

— Занятная гипотеза, — так же ровно ответил Витинари. — Почти такая же занятная, как алхимическая теория о том, что огурцы можно превратить в солнечный свет, если на них достаточно долго кричать. Впрочем, — он слегка, почти незаметно, наклонил голову, — полевой эксперимент всегда предпочтительнее чистой теории.

Он смотрел на восторженного молодого человека, и его разум, холодный и точный, как механизм хронометра, уже раскладывал всё по полочкам. Не демократия. А самообновляемая машина для сбора данных. Бесплатная. Машина, которая в реальном времени покажет потоки страха, гнева, зависти и паники. Выявит болевые точки общества с точностью хирургического скальпеля. Кто контролирует мнение, тому не нужны ни стражники, ни убийцы. Тому нужны лишь графики и вовремя сделанный толчок в нужном направлении.

— И что вы просите от меня, мистер де Ворд? — спросил Патриций.

— Ничего! То есть, вашего… э-э… молчаливого одобрения, лорд Витинари. Чтобы… чтобы Гильдии не пытались разломать мои доски.

— Гильдии, — протянул Витинари, и в его голосе впервые проскользнула тень чего-то похожего на интерес, — будут слишком заняты, пытаясь разломать друг друга. Это их отвлечёт.

Он помолчал ещё мгновение, его взгляд сфокусировался на крошечной паутинке в углу потолка за плечом де Ворда, где маленький паук терпеливо ждал свою жертву.

— Продолжайте, мистер де Ворд. Город нуждается в… хобби.

Уильям просиял, не поняв, что только что получил не благословение, а разрешение стать лабораторной крысой в чужом эксперименте. Он попятился к выходу, кланяясь так низко, что чуть не уронил очки.

Когда массивная дверь за ним закрылась, Витинари ещё долго сидел в тишине. Потом он повернулся к своему клерку, Драмкнотту, который всё это время стоял в тени, незаметный, как предмет мебели.

— Драмкнотт.

— Да, милорд?

— Заведите новый гроссбух. Озаглавьте его «Флуктуации общественного мнения». Разделите на колонки: «Предсказуемая глупость», «Непредсказуемая глупость» и «Потенциально полезная глупость». Я буду диктовать наблюдения.

Вечером в дежурной части Городской Стражи в Псевдополис-Ярде пахло отчаянием, дешёвым табаком и очень, очень плохим кофе. Ваймс пытался насладиться минутой тишины, но в этот день тишина в Анк-Морпорке была отменена.

Дверь распахнулась с грохотом, и в участок ввалился сержант Колон. Его лицо было красным, как мундир стражника, а дышал он так, словно пробежал всю Стену вдоль, причём дважды.

— Коммандер! — выдохнул он, опираясь на стол. — Тут… эм… жалоба!

Ваймс медленно поднял глаза от кружки с остывающей бурой жижей.

— Убийство? Ограбление? Очередной мясной бунт из-за цен на свиные ножки?

— Хуже, сэр! — встрял капрал Шноббс, протиснувшийся мимо Колона. — Гораздо хуже! Гильдия Убийц!

Ваймс поперхнулся. Кофе попал не в то горло. Он закашлялся, стуча себя кулаком по груди.

— Что? Они кого-то убили у нас в приёмной?

— Нет, сэр! — выпалил Колон. — Они жалуются! На свой рейтинг!

Ваймс замер с поднятой кружкой. Он уставился на своих подчинённых, всерьёз пытаясь понять, не сошёл ли он с ума вместе со всем этим городом.

— Повтори, сержант. Медленно. Как для умственно отсталого тролля.

— Какой-то аноним, — Колон достал из кармана мятую бумажку и, нацепив очки на кончик носа, начал читать, — поставил им три крысы за контракт на лорда Ржавь. Пишет, цитирую: «Цель устранена, но исполнитель опоздал на десять минут и оставил на персидском ковре грязные следы. Непрофессионально». Они говорят, — Колон поднял на Ваймса трагический взгляд, — что это подрывает их многовековую репутацию элитных профессионалов! Они требуют найти и наказать клеветника!

Ваймс молчал. Он просто сидел и смотрел на своих стражников. На лице Колона было написано искреннее служебное рвение. Он докладывал о жалобе убийц на плохой отзыв с такой же серьёзностью, с какой доложил бы о вторжении варваров. Мир съехал с катушек, упал в реку и теперь плыл по течению к самому краю Диска.

— Вон, — сказал Ваймс наконец. Голос был тихим и очень уставшим.

— Сэр?

— Вон отсюда оба. Пока я не начал оценивать вашу работу. В крысах.

Колон и Шноббс поспешно ретировались. Ваймс откинулся на спинку скрипучего стула и закрыл глаза. Комедия. Фарс. Абсурд. Он слышал, как за дверью Шноббс шепчет Колону:

— А как думаешь, Фред, сколько бы он нам поставил?

— Смотря за что, Шнобби. За скорость реакции на приказ «Вон!» — твёрдые четыре. Может, даже с плюсом.

Ваймс застонал. В дежурку заглянул констебль Посети.

— Коммандер, ещё новости с… э-э… «Пера». Таверне «Залатанный Барабан» какой-то ценитель поставил пять крыс.

— Да, я слышал, — устало сказал Ваймс. — «Аутентичная атмосфера».

— Не только, сэр. Комментарий гласит: «Аутентичная атмосфера безнадёжности и перманентной угрозы для жизни. Пиво на вкус как сточные воды. Еда может убить быстрее, чем нож в спину. Персонал смотрит на тебя так, будто прикидывает, подойдёт ли твой череп в качестве пепельницы. Настоящий, неразбавленный Анк-Морпорк! Рекомендую всем туристам!»

Ваймс открыл глаза.

— И что?

— Хозяин таверны, Одноглазый Рон, в ярости. Он говорит, что это удар по его бизнесу. Он всю жизнь создавал имидж опасного места, а теперь туда ломятся туристы с камерами-иконографами и требуют «полное погружение». Он говорит, что это убивает всю атмосферу.

Ваймс молча допил остывший, похожий на грязь кофе. Всё. С него хватит. Он готов был идти домой, запереться, выпить чего-нибудь крепкого и надеяться, что к утру город очнётся от этого коллективного помешательства.

Он уже взялся за ручку двери, предвкушая спасительную тишину своего дома, когда эта самая дверь тихонько скрипнула, открываясь внутрь. На пороге стоял пожилой человек. Маленький, сгорбленный, с лицом, похожим на старый, потрескавшийся сапог. В его руках была такая же старая шляпа, которую он нервно теребил. Он не кричал. Он не требовал. Он выглядел сломленным.

— Коммандер Ваймс? — тихо спросил он.

— Я, — буркнул Ваймс, не слишком довольный новой задержкой. — Что у вас?

Человек подошёл к столу и молча положил на него аккуратно вырезанный из какой-то газеты клочок бумаги. Это была распечатка с «Пера». Ваймс взял её.

Заведение: Сапожная мастерская «Томас Мозоль. Честная работа».

Рейтинг: 1 крыса.

Отзыв: «Забрал вчера сапоги. Через два квартала отвалился каблук. Одна крыса».

Ваймс прочитал и поднял глаза на старика.

— Ну? Бывает.

— Не бывает, — так же тихо ответил сапожник. Его звали Томас Мозоль. Ваймс вспомнил его — тот держал мастерскую на улице Интриг уже лет сорок. — У меня не бывает. Я каждый гвоздь проверяю. И… и я не отдавал вчера никому никаких сапог. Я болел. Мастерская была закрыта.

Он замолчал, и его худые плечи затряслись.

— А сегодня… сегодня ко мне не зашёл ни один клиент. Ни один, коммандер. Они подходят, смотрят на витрину… потом на свои ноги… и идут дальше. Сорок лет, коммандер. Сорок лет я чинил этому городу обувь. А теперь…

И тут для Сэма Ваймса всё изменилось.

Одно дело — идиотские споры гильдий. Одно дело — шутки про сосиски и пьяные оценки таверн. Это был просто шум, фон, надоедливая муха, которую можно было прихлопнуть или просто игнорировать.

И совсем другое — видеть перед собой этого человека. Настоящего. С его дрожащими руками, на которых въелись грязь и сапожный клей. С его жизнью, построенной на репутации, на тысячах и тысячах прибитых каблуков и поставленных заплаток. И вся эта жизнь, все сорок лет, были уничтожены одной анонимной, лживой строчкой, набранной неизвестно кем в темноте.

Комедия закончилась. Фарс превратился в трагедию.