Он подошёл к окну. Внизу, на площади перед участком, тускло светил фонарь. В его круге света стоял констебль Посети-Бандита-Без-Штанов. Он должен был патрулировать, но вместо этого лениво ковырял в носу и болтал с продавщицей чего-то жареного на палочке, что издавало подозрительный дым.

И в этот момент вся злость Ваймса — на «Летописца», на де Ворда, на Витинари, на весь этот проклятый мир, катящийся в тартарары, — нашла свою маленькую, конкретную, осязаемую цель. Констебля Посети.

Он не думал. Он действовал.

Тихо выйдя из кабинета, он спустился не по главной лестнице, а по узкой, скрипучей чёрной, которой пользовались только уборщики и капрал Шноббс, когда ему нужно было незаметно вынести что-то из вещдоков. Он выскользнул на улицу через заднюю дверь, как вор в ночи.

Ближайшая «Шепчущая доска» висела на стене гильдии сантехников. Тускло светящаяся язва на теле города. Её тихий, неразборчивый шёпот казался зловещим. Вокруг не было ни души.

Он подошёл к ней. Он увидел в её мерцающей поверхности не инструмент демократии. Он увидел идеальное орудие. Орудие Порядка. Его Порядка.

Рука сама взяла стило, прикованное к доске тонкой цепочкой. На секунду она замерла. Внутренний коп, та его часть, что всё ещё верила в честную драку и прямой взгляд, закричала, что это неправильно. Что это предательство. Что это то самое, с чем он боролся.

Но усталость, злость и отчаяние были сильнее.

Он начал писать. Коротко. Чётко. Безжалостно. Как в рапорте.

Заведение: Городская Стража, участок на Псевдополис-Ярд.

Сотрудник: Констебль Посети-Бандита-Без-Штанов.

Отзыв: Прибытие на пост патрулирования площади зафиксировано на 3 (три) минуты позже установленного норматива. Замечен в неслужебном разговоре с гражданским лицом в течение 7 (семи) минут. Эффективность выполнения прямых обязанностей вызывает обоснованные сомнения. 3 крысы.

Ник: Бдительный_Гражданин_7.

Кнопка «Отправить» была нажата. Буквы вспыхнули и растворились в общем шёпоте доски.

Отступив на шаг, он почувствовал странное, двойственное чувство. С одной стороны — ледяное, извращённое удовлетворение. Он только что навёл порядок. Быстро. Эффективно. Без криков и угроз. Восстановил контроль.

А с другой стороны — его окатила волна омерзения к себе. Горячая и липкая, как кровь.

Он сделал то же самое, что и его враг. Нанёс удар из тени. Использовал анонимность. Превратил человека в цифру. Он посмотрел в бездну, и бездна протянула ему стило.

И он его взял.

Ваймс стоял в темноте переулка, освещённый тусклым, неживым светом «Шепчущей доски». На его лице не отражалось ничего, кроме глубокой, горькой и очень личной ненависти к самому себе.

Первым признаком того, что невидимая хворь города перешла из стадии раздражающей сыпи в полноценную гангрену, стал запах. Он просачивался сквозь привычный анк-морпоркский букет из речной тины, вездесущего жареного лука и застарелой безнадёжности. Этот новый аромат был тоньше, острее. Он пах пылью, поднятой с тысячелетних фолиантов, паникой, пропитавшей шерстяные мантии, и, что самое тревожное, слегка подпалённым волосом. Конкретно — волосом из бороды.

«Шепчущая доска», прикрученная к замшелым кирпичам у главных ворот Незримого Университета, гудела. Не механически, а как улей, в который сунули палку. Обычно непрошибаемые студенты, чьи нервы закалились неудачными призывами демонов и взрывами на лабораторных, теперь сбились в дрожащую толпу. Даже седовласые преподаватели, на чьей памяти были вторжения из Подземных Измерений и как минимум три апокалипсиса, отменённых по техническим причинам, пялились на светящуюся доску с тем же выражением, с каким находят скорпиона в своих носках.

Коммандер Ваймс, вырванный из участка экстренным кликом, который чуть не выбил ему пломбу, проталкивался сквозь это море остроконечных шляп. Воздух был плотным от бормотания и невысказанных проклятий. Взгляд Ваймса, скользнув через плечо какого-то долговязого мага, зацепился за первые строки. Почерк «Летописца» был узнаваем. Холодный, как клинок убийцы, точный, как часы гнома, и безжалостный, как налоговый инспектор.

«Лекция по Трансфигурации Материи. Профессор не смог превратить свинец в золото, а лишь в „очень качественный позолоченный свинец“. Несоответствие заявленной программе. 2 крысы».

Уголок рта Ваймса дёрнулся.

«Практикум по Продвинутой Пиротехнике. Демонстрационный огненный шар был на 12% менее ярким, чем указано в учебнике Гримглота (изд. 3-е, исправленное). Не впечатлило. 3 крысы».

«Курс „Введение в Демонологию“. Призванный бес оказался вежлив и не высказал ни одного богохульства. Полное разрушение атмосферы. 2 крысы».

Даже Ваймс, человек, для которого магия была лишь ещё одним способом устроить бардак, мысленно хмыкнул. Но толпе волшебников было не до смеха. Их мир, построенный на аксиомах, рунах и тысячелетних традициях, вдруг оказался под судом дилетантов. Апогеем стал отзыв, от которого у одного из младших магов задёргался глаз:

«Библиотекарь (орангутан). Искал нужный фолиант 48 секунд. Для существа с таким количеством конечностей — недопустимо медленно. 2 крысы».

— Это… это… — прошипел волшебник рядом с Ваймсом, яростно поправляя шляпу так, словно пытался вдавить её себе в череп. — Это возмутительно! Он нашёл книгу! Никто другой не смог бы её найти и за час!

— Но сорок восемь секунд, Руперт, — меланхолично возразил его коллега, глядя в пространство пустыми глазами. — Это почти минута. Понимаешь? Минута ожидания. В наш-то век.

Ваймс оставил их переваривать свою трагедию. Он продрался сквозь эту академическую агонию к тяжёлым дубовым дверям кабинета Аркканцлера. Двери, обычно открывавшиеся с неохотным скрипом, словно потревоженный дух старого библиотекаря, распахнулись перед ним с такой силой, будто их пнула невидимая, но очень злая нога.

Кабинет Наверна Чудакулли был эпицентром бури. Воздух здесь не просто пах — он трещал. Статическое электричество, сочащееся из каждой поры Аркканцлера, заставляло волосы на руках Ваймса вставать дыбом. Сам Чудакулли, похожий на разъярённого садового гнома, которому только что сообщили о повышении цен на пиво, мерил шагами ковёр. Там, где ступали его каблуки, оставались дымящиеся следы. Его посох, увенчанный тяжёлым, мутным шаром, стоял в углу и угрожающе гудел. Несколько деканов, бледных и взъерошенных, сбились в кучу у книжного шкафа, всем своим видом напоминая стадо овец, завидевших волка с дипломом по овцеводству.

— Ваймс! — рявкнул Чудакулли. Кулак врезался в стол, и несколько книг на полке подпрыгнули от ужаса. — Какого кракена здесь происходит?!

— Утречка, Аркканцлер, — устало произнёс Ваймс, делая мысленную пометку держаться подальше от посоха. — Я так понимаю, вы уже ознакомились с утренней прессой.

— Прессой?! — взвизгнул Декан Продвинутого Волшебства, человек с лицом, навеки застывшим в выражении панической атаки. — Это не пресса! Это… это репутационный геноцид! Мои волшебники… они в истерике! Профессор Румпель заперся в кабинете и отказывается выходить, потому что ему поставили одну крысу за «недостаточно загадочный вид»! Одну! Крысу! За вид!

— Он говорит, что потратил тридцать лет на культивацию этого вида, — всхлипнул другой декан, нервно теребя рукав своей мантии. — Говорит, это его лучшая работа.

— Так, Ваймс. — Чудакулли сократил дистанцию. Его глаза горели, как угли в адской кузнице. От него волнами исходил жар. — Оставим прелюдии. У нас набор абитуриентов упал на сорок процентов. За одни сутки! Сорок! Родители боятся отправлять детей в университет с рейтингом в две с половиной крысы! Они говорят, в Селачии и то лучше! В Селачии, Ваймс! Они там до сих пор поклоняются молнии и думают, что электричество — это просто её очень рассерженный призрак!

Ваймс вздохнул. Глубоко, мучительно. Он чувствовал себя единственным трезвым человеком на вечеринке, где все остальные перепутали галлюциногенные грибы с солёными орешками.