— Тогда признавайся. О чём сговорилась с Мореной?

— Не скажу, хоть режь. Слав, ну пойми же ты. Не всем можно делиться даже с самым близким человеком. Есть такое, что надо держать в себе.

— Ладно, партизанка, поехали домой, а то застряли на работе. Хоть здесь и хорошо, дома всяко лучше…

После долгих препирательств договорились уехать в выходные за город и совместить приятное с полезным — не только для отвода глаз провести пару дней в загородном доме в Новгородской глуши, но основной задачей было провести обряд, о котором говорила Морена. Было страшно осознавать, что спустя много лет придётся вновь призывать в мир сразу двух богов, а их присутствие почувствуют все, кто к этому имеют предрасположенность, как принято говорить, к паранормальным эффектам. Тянул сколько можно, но вместе с тем имелось понимание, что надо закончить начатое и, в конце концов, стать полноценным волхвом. Выдержал натиск девушки, которая твёрдо решила быть со мной. Всячески её кормил страшилками и отговаривал, но довод, что привела, был убийственным — без неё не смогу призвать Морену, я же не её почитатель. Тут возразить было нечего, и сообща наметили выезд на средину октября. Договорился через знакомых с арендой дома. Оплатил пребывание с пятницы до воскресенья. Сейчас на моём Тахо туда можно ещё добраться, но со дня на день пойдут дожди и дорога станет проходимой разве что на танке. И то под вопросом. Почему именно туда? Потому что был там однажды. Наткнулся в старинных записях на ссылки о старое капище и после долгих поисков его отыскал. Там и устроил полноценный призыв сил природы, после чего оставил после себя поломанный подлесок, да сухую яму вместо лесного озера. Хотя это и было много-много лет тому назад, остальные места силы, о которых знал, были расположены вблизи населённых пунктов, а отвечать за возможные последствия, которые могут быть непредсказуемы, совсем не хотелось.

Отработав неделю, уже из дома отнесли в машину купленные ранее продукты и вернулись вновь в квартиру, чтобы ещё раз подумать, что может пригодиться, а не взяли. И тут зазвучала музыка на телефоне. Посмотрев на номер, понял, что звонили на номер, о котором мало кто знал, да и случайные звонки туда поступали чрезвычайно редко. Номер абонента определился, но кто это? Не было желания разговаривать с неизвестным, сбросил звонок. Через пару секунд снова телефон напомнил о себе. Сброс и снова мелодия-звонок. Судя по всему — звонил тот, кто точно хотел меня услышать. Нажал кнопку и сердце обдало холодом. Скорее почувствовал, а не узнал, что хриплый свистящий голос, искажённый до неузнаваемости, принадлежит сестре.

— Ты всё же посмел продолжить свою месть? Я тебя ненавижу, тварь. Ненавижу и проклинаю, что осмелился на подобное. Ты уничтожил самое главное в моей жизни — мою семью. Будь проклят, мразь, со всеми своими богами. Я умру, но отмщу. Ударю по тому, что тебе дорого. Чтобы жил, но страдал. Чтобы гнила твоя душа от невозможности всё вернуть назад. Ты уже мёртв, хотя ещё не чувствуешь. И те воспоминания, что вложил в мою голову — всё это ложь. Думал, я стану другой? Что пойду против своего отца? Ты ничего не знаешь обо мне и о папе. Он был для меня….

Не выдержал, перебил.

— Он был животным, скотом. Другого слова не подобрать. Усыновил десятилетнюю девочку, родителей которой убил, а через два года изнасиловал ребёнка и сделал постельной игрушкой. Ты его любила? За что? За все те издевательства и извращения, которые испытала? За оргии, в которых участвовала вместе отцом? Этим гордишься? Что ж, если твой так называемый отец из ребёнка сотворил чудовище, наверное, и тебе пора последовать за ним. Таким как вы нет места на земле. Гори в аду вместе со своим извращенцем и его друзьями-палачами.

Тишина и после паузы раздался хриплый голос, в котором услышал даже насмешку.

— Я умираю и знаю точно, это сделал ты. Что ж, одно хорошо — признался, что никакой ты не Бутурлин, а Алексей Ланской. Меня это радует.

— Ошибаешься. Я тот, кто есть, Вячеслав Бутурлин. Алёша Ланской, которого ты упомянула, погиб вместе с сестрой, родителями и родственниками. Их убили при попытке бегства, расстреляли в вертолёте. И все они… Вся эта большая дружная семья похоронена на территории тюремного кладбища. Все восемь человек. Восемь номеров на одном кресте, где нет ни фамилий, ни имён, лишь дата смерти… и номера… Как у пожизненно осуждённых преступников. Не удосужились даже написать даты рождения. Хотя о чём я? Ведь тогда надо было бы признать, что в могиле лежат двое детей… Десятилетние преступники, которых казнили за то, что они пошли против власти?… Ненавижу тех, кто это сделал и кто причастен к расправе. Ненавижу тех, кто наслаждался жизнью многие годы, зная, что их никогда не настигнет кара за содеянное. Скольких ещё эти нелюди замучили своими экспериментами? Чего добивались? Чего хотели? Стать при жизни богами? Властителями если не мира, страны? Идиоты. Они без одарённых как были ничтожествами, так ими и остались. Гореть им всем в аду за совершённые злодеяния… Как и тебе, их пособнице и последователю грязных дел. Забудь мой номер и никогда больше не звони. В живых остался ещё один. Последний. Никто его не тронет до тех пор, пока меня не трогают. Пусть живёт и трясётся от страха как сам, так и его семья, что придёт день, когда надо будет ответить за всё…

У меня вырвали телефон, и Настя сначала прервала разговор, а потом вообще отключила аппарат.

Меня трясло от гнева и в первые минуты даже не мог сообразить, где нахожусь, пока не приложили к лицу мокрое полотенце.

— Славушка, любимый, успокойся, прошу. Ты убиваешь себя, родной. — Настя прижалась к спине и гладила моё лицо, шею, плечи, руки. — Успокойся. Гневом и словами ничего никому не докажешь, да тебя и не будут слушать. С другой стороны своя правда. Искажённая, извращённая, но какая есть. Думаешь, эта женщина хоть одно твоё слова приняла? Нет. Для неё была песня радости как ты убиваешься о родных. Слава. Пойми, твои родные и та, кто была тебе сестрой — они разные. Все твои близкие погибли, а та, что называет себя родственницей, она чужая. Стала такой, когда приняла чужого человека, вошла в чужую семью. Уже не говорю о дальнейшем. Она не боролась за правду все эти годы как ты. Не сопротивлялась чужому влиянию. Наоборот, впитывала в себя как губка всю грязь и ложь с одним желанием — выжить и стать на сторону тех, кто, по её мнению, сильнее. Прости за мои слова, но тех, кто погиб, она считает слабыми. Это не та жизнь, к которой мы привыкли. Это настоящая борьба за выживание. За существование, где побеждает наиболее сильный. Твоя сестра пошла, уничтожив свою гордость и личность по наиболее лёгкому и простому пути. Ты, выстрадав и став человеком, прошёл более трудный путь. Хотя… Не думаю, что ей было легко и хорошо.

Повернулся к девушке и прижал к себе.

— Мудрый ты мой котёнок. Знаешь, даже улыбка появилась, слушая твои слова. Маленькая ты моя глупышка. Моей сестре настолько промыли мозги, полностью заменив память и, наверное, даже личность, что она всё до сих пор воспринимает как истину. Она испорченный человек не только телом, но и душой, каких свет не видел. Пойми, родная. Если тебе с ранних лет говорят, что чёрное это хорошо, что извращения — это норма жизни, то приходит момент, когда ты на других, нормальных людей, смотришь как на ненормальных. Всё меняется. Чувства, понимание, восприятие. О чувстве любви и жалости вообще разговора нет — это начисто отсутствуют. Мне обидно, что моя закладка не сработала как надо. Все воспоминания детства, всё, что я помнил о родителях и как они погибли — всё это не сработало. Было отринуто совершенно чужим сознанием. Для себя вижу плюс в том, если можно так назвать то, что окончательно осознал и принял — Александра Ланская является таковой лишь по документам, а на деле — дочь полковника Торжкова. Садиста-врача и убийцы.

— Да ну их к лешему. Слав, мы тогда остаёмся. Ты всё равно не сможешь сесть за руль.