Открыл окно. Внизу шумела улица. Лос-Анджелес не спал. Он вообще не знал, что такое спать. Он ворочался, шумел, издавал звуки, светил в глаза. Но всё это было далеко. Здесь, в старом номере гостиницы, был в капсуле. Почти. Временной капсуле.

Сегодня ночью в своём доме был убит Махди Тарак, считавшийся восьмым по рейтингу среди сверхов Северной Америки. Высокий ранг, слава, дипломатические каналы, бронезащита, персональные аналитики, нейроохранники, комплекс "живым не взять" – всё оказалось бесполезным. Его нашли с простреленной головой в собственной ванной. Без дронов. Без шума. Без права на ответ.

Если вас хотят убить – вас убьют. Это всё, что стоило уяснить. Остальное – декорации.

Он был моим ответом. На "Ураган-Д". На ночную атаку, когда ползущий по небу рой дронов-самолётов, запущенный с довольно архаичной советской установки, вынес часть наших периметров. В считаные минуты они превратили защитные блоки базы в решето, а одно из помещений – в расплавленую ванну с костями. Сначала думали – вброс. Потом увидели реальные тела. Потом – поняли, откуда. Последним, кто об этом узнал, был Тарак. На собственно примере, так сказать.

На экране был новостной поток. Голос диктора вещал с академической интонацией, старательно подбирая слова, чтобы не сказать ничего, что не было бы согласовано минимум тремя кураторами.

- Сегодня ночью в своём доме был убит Махди Тарак, считавшийся восьмым самым сильным сверхом в Северной Америке. Высокий рейтинг, однако, не сильно ему помог, что в очередной раз доказывает: если вас хотят убить – ничто вам не поможет. Неофициально он был связан с деятельностью "Вектор Архивного Восстановления" – компании, замеченной в связях с множеством скандалов вокруг деятельности фондов ООН.

Слушая это откинулся на спинку обгоревшего кресла, от которого всё ещё пахло гарью и раствором для очистки от биологических следов. Махди был их фронтменом, их голосом в переговорах и куратором "соблюдения договоров". Если бы был жив – уже созванивался бы с нами, делая вид, что ни при чём. Что кто-то перегнул. Что виноваты фанатики на местах. Что всё можно уладить. Что давайте жить дружно, но лучше под их эгидой. В общем, всё то, что положено при обострении свободной рыночной конкуренции.

Не вышло. Теперь некому созваниваться. И некому врать. И это тоже слово.

"Вектор Архивного Восстановления" – не просто структура. Это полуофициальный зонт, под которым паразитируют десятки фондов, действующих по линии ЮНЕСКО, ООН и других транснациональных органов. За ними – кластеры лоббистов, прикрытые как миротворцы. Или как исследователи. Или как меценаты. Только вот вся их благотворительность в последние месяцы почему-то совпадала с исчезновением активов, людей и технологий из серой зоны.

И вот кто-то ответил. Кто же это неизвестный, кто?..

Пока диктор продолжал рассказывать о биографии Тарака, обошёл пострадавший отсек. Там, где когда-то стояли контейнеры с образцами, теперь был только расплавленный бетон, словно по поверхности прошёлся поток плазмы. Один из наших спецов, Алекс, стоял у стены, прислонившись плечом к уцелевшей колонне и жевал энергетический батончик.

- Думаешь, это точно они? – спросил он, глядя на искорёженный металл.

- Не думаю, – сказал немного подумав. – Точно знаю. Только у них осталась одна из старых Установок. Музейный экспонат, блин. Только у них были мотивы. Пока, только у них. Только у них хватило бы наглости атаковать напрямую и так масштабно. Слишком они громко хотели мне прошептать, где моё место.

Он кивнул. Медленно, без слов. Потом скомкал обёртку и бросил её в сторону, не попав в бак. Не стал поправлять.

- А убили его... наши? Или те? – спросил он, почти шёпотом, будто в помещении могли быть микрофоны.

Повернулся к нему и медленно ответил:

- Не важно. Важно, что теперь его нет. И что мы не извинились. Мы – ответили.

На экране тем временем сменилась графика. Показали архивные кадры: Тарак на конференции, Тарак жмёт руки дипломатам, Тарак вручает стипендии детям из разрушенных регионов. И ни слова – что он был куратором боевых групп под прикрытием. Что он координировал зачистки. Что лично подписывал приказы, по которым в серых зонах исчезали люди, проекты, идеи.

- Полюбовно уладить наши разногласия не удалось, – пробормотал себе под нос, – потому пришлось улаживать не по любви, а по расчёту.

Где-то на заднем плане кто-то наконец догнал оператора дронов. В воздухе повис запах изоляции и крови – значит, вытащили. Кто именно – неважно. Главное – сигнал: вы нанесли удар, и вы получили ответ.

Снова глянул на экран. Там уже шли комментарии политических аналитиков. Один в дорогом пиджаке с громким голосом вещал, что это провокация. Что убийство Тарака приведёт к обострению. Что это может дестабилизировать баланс влияния на южных направлениях.

Ну и прекрасно, подумал довольно. Может, наконец начнут договариваться не за счёт нас, а с нами.

Потом встал. Пыль со штанов отряхивать не стал. В этом отсеке уже не будет презентаций и камер. Но одна деталь всё же осталась. Я подошёл к стене, где под копотью угадывались очертания эмблемы – той самой лаборатории, которую закрыл Тарак. Когда-то здесь была база независимых исследований. Потом она исчезла. А сейчас – восстанавливается. Медленно, с нуля, но уже без него.

Внезапно ворвалась Лайя. Даже не знаю, откуда сейчас она прибыла, но вот она здесь. И это много говорит о ней. Прибыть к кому-то, когда трудно, – далеко не каждый способен. А она… она просто появилась, как всегда – неуловимая и пугающе своевременная.

- Костас, да как такое могло произойти в наше время?! – воскликнула она, сдвигая волосы с лица. На щеках – пыль, волосы спутаны, но глаза сверкают как две наэлектризованные звезды. В ней всё было обострено, словно каждое движение подчинялось мгновенному анализу окружающей обстановки.

Для начала посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на развороченные панели, куски пластика, искорёженные каркасы стеллажей. Здесь ещё пахло гарью. Вчера ночью сюда прилетело штук тридцать дронов, и половина из них – не с камерами.

- Ты про удар в черте города Остин? – задал ей уточняющий вопрос, хотя ответ был очевиден.

- Именно! – отозвалась она, почти срываясь. – Ты хоть понимаешь, что это значит?

- Прекрасно понимаю, – вздохнул устало. – Вот что бывает, когда возникают противоречия по вопросам, где одна сторона считает себя неуязвимой и способной продавить свою позицию. И заметь – тут даже не идёт речи о тридцати миллиардах. Это… это просто пробный камень. А представь, какие масштабы будет иметь открытое свободное рыночное противостояние, когда тема резервного запуска спутников закипит? – хмыкнул. – С иронией добавлю: там ведь бюджеты уже исчисляются не миллиардами, а влиянием. Кто будет запускать – тот и будет управлять.

Она медленно прошлась по помещению, будто примерялась. Мимо разбитого голографического табло, уцелевшей чашки с кофе, оставшейся на краю столешницы. Пальцами прошлась по осколкам. Порывисто обернулась.

- Они ведь знали. Точно знали, где ударить. Координаты, время. Это был не просто налёт.

- Вот именно в этом даже не сомневался, – пробормотал тихо, доставая из внутреннего кармана планшет и прокручивая лог-файлы ночных событий. – Удар был выверен до секунды. Скорее всего, дроны активировали по сигналу, шедшему с какой-то нашей же вышки. Или, что хуже, с орбиты.

- Махди…, – произнесла она чуть тише.

- Да, – кивнул ей. – Он был моим ответом. Дал зелёный свет, когда стало понятно, что «Ураган-Д» будет применён. Полюбовно уладить наши разногласия, как понимаешь, не удалось.

- Ты знал, что он не справится.

- Надо понимать, что, либо он, либо все мы. Он был в восьмёрке сильнейших. А это не просто почётно. Или там героически. Эта жертва перекрыла вектор их атаки надолго. И как бы намекнула, козыри есть не только в их рукаве.