- А ты как всегда смотришь на всё как инженер. Как будто эмоции – это проблема архитектуры, – фыркнула она и села, как будто вес тела у неё был равен нолю.
- Потому что именно так и есть. Эмоции – это перегрузка на линии.
Она потянулась к бокалу, затем, вспомнив свои же слова, остановилась и кивнула официантке. Та принесла новый.
- А если серьёзно… ты выглядишь так, будто собираешься выносить не только бар, но и пару сердец вместе с ним. Это часть плана?
- Нет плана. Просто настроение. И…, – она немного смягчилась, – потому что знала, что ты нервничаешь. А когда ты нервничаешь, ты молчишь. А когда ты молчишь, ты не думаешь о себе. А я хочу, чтобы ты хоть иногда жил, а не только выживал.
Честно? Это сработало. Потому что на долю секунды почувствовал – да, жив. И да, рядом человек, который не просто играется. Или, по крайней мере, делает вид очень убедительно.
Ужин прошёл... как будто между штормами. Мы говорили о глупостях. Обсуждали, почему в дорогих ресторанах блюда такие маленькие. Смеялись над тем, как однажды в подземке она спасала ребенка, случайно включив режим полной боевой готовности. Спорили о музыке. Даже почти поверил, что всё нормально.
Но в глубине сознания всё равно ждал сигнала. Тайного жеста. Или хлопка грома. Потому что если ты рядом с такой женщиной, то всегда, всегда, что-то должно произойти.
- Готов? – спросила она, когда убрали посуду и вынесли чек, который даже не стал смотреть.
- А выбора у меня есть?
- Конечно. Но только если ты хочешь потерять вечер, ночь и шанс поговорить с тем, кто может изменить твою судьбу.
Она встала. Красная вспышка платья. И встал тоже. Потому что судьба, как известно, не любит тех, кто сидит слишком долго на месте.
Глава 11
Клуб назывался "Echelon". Без лишних украшательств, просто одно слово на чернильном стекле, будто бы от руки, неоново пульсирующее с частотой сердца. Ни логотипа, ни вывески – просто пропускная арка вблизи одного из тех небоскрёбов, что выглядели как набор зеркальных пластин, подвешенных на честном слове. Под аркой – отбор. Жёсткий. Кому-то в костюме за десятки тысяч отказали без объяснений, кому-то в худи кивнули, как старому другу.
Мы шли в нужной ритмике. Лайя – впереди, я – чуть сбоку, на полшага сзади. Уверенная поступь, бедро чуть сдвинуто вперёд при каждом шаге, взгляд прямой. Вокруг – будто шелест заинтересованных взглядов. А она? Она будто этого не замечала. Или делала вид. Хотя нет, скорее – это мир вокруг замечал её. Тяжесть её присутствия ощущалась не как сила – а как данность. Бесспорная, неоспоримая.
- Ты уверена, что гам сюда? – спросил на ухо, пока проходили мимо двух громил в избыточных костюмах с избыточными сканерами.
- Ты ведь не пришёл в растянутом свитере и с коробкой деталей, – ответила она, бросив короткий взгляд. – Так что пока ты со мной – да.
Внутри было всё и ничего. Темнота с вкраплениями света. Воздух – густой, как сладкий дым, в нём чувствовалась энергия. Не в смысле магии – хотя и она, возможно, где-то рядом – а в смысле плотности происходящего. Миграция взглядов, колебание ритма, чёткий счёт каждого шага – всё тут было частью одного спектакля, в котором каждый был и зрителем, и актёром.
Нас встретила девушка в форме, которая могла бы считаться одеждой, если бы была чуть длиннее.
- Мисс Лайя, ваш столик – как обычно. Сегодня третий уровень, ближе к обзорному стеклу.
- Спасибо, Ро, – кивнула Лайя и коснулась запястья девушки.
Та будто бы вспыхнула изнутри на миг, улыбнулась, и исчезла в дымке.
Третий уровень оказался не просто выше, а над – парящая платформа, удерживаемая антигравом и, скорее всего, локальной пространственной стабилизацией. Снизу – основной танцпол, извивающийся под ритм, в котором даже не сразу уловил музыку. Скорее, это был пульс, передающийся в пол, в бокалы, в лёгкие.
У нашего столика уже стояла пара напитков – один прозрачный с синим свечением, другой – бурый с золотыми искрами.
- Я угадала, – сказала она, указав на бурый. – Без сахара, с горчинкой, почти нет спирта. На вкус – как обман, но с характером.
- Как ты, – сказал и сел, всё ещё чувствуя себя как шестерёнка в аппарате, которому доверяют, но не объясняют, что он крутит.
- Не так уж я и горька, – засмеялась она и отпила немного.
На этой высоте танцпол под нами казался амфитеатром, и мы – режиссёрами. Или судьями. Или приговором. Всё зависело от точки зрения. Но Лайя не смотрела вниз. Она смотрела на меня. В упор.
- Ты ведь всё ещё хочешь сбежать, да?
- Нет, – сказал. И не соврал. Уже нет. Бежать – когда? Куда? От кого? От неё? От всего этого? От правды, которая всё равно дойдёт? Или от самого себя?
- Тогда слушай. Завтра тебе покажут одну вещь. Она… странная. Сложная. Старше любого из нас. И тебе придётся решить, будешь ты с этим иметь дело – или сделаешь вид, что ничего не видел. Откажешься – тебе дадут уйти. Обратно в мастерскую, к своим механизмам и монетам. Только вот… дверь будет навсегда закрыта.
- А если соглашусь?
- Тогда ты потеряешь что-то важное. И найдёшь нечто, что изменить не сможешь. Ни ты, никто-либо другой.
- Ты говоришь загадками.
- Потому что иначе нельзя.
На танцполе тем временем всё усиливалось. В центре, под аркой из струящегося света, кто-то начал подниматься в воздух. Не на платформах, не на тросах. Просто – в теле, в ритме. Платье у неё развевалось как пламя, волосы – как ток. Магия? Возможно. Или технология, доведённая до абсолюта. Или оба варианта.
И вот тут вдруг почувствовал: всё это не просто клуб.
- Это место, – начал медленно, – это же не просто тусовка для богатых?
- Конечно нет, – хмыкнула она. – Здесь встречаются те, кому нельзя встречаться на публике. Контракты, переговоры, сделки – всё через танец, через ритуал. Всё под флером развлечений. Потому что на фоне мишуры серьёзные вещи легче спрятать.
Она снова посмотрела на меня, почти ласково.
- Просто не хочу, чтобы ты опять оказался в центре событий, ничего не понимая.
- Поздно, – ответил. – Уже там. – Думая при этом вовсе не о завтрашнем дне, а об огромном сплетении вероятностей, что могли обернуться чем угодно.
И допил бурый напиток. Горечь действительно имела характер.
***
Мы провели там часа три. Или пять. Времени не чувствовалось. Нас несколько раз подходили поздороваться – кто-то к Лайе, кто-то просто чтобы посмотреть на меня. Словно проверяли реакцию. Или сверяли с чьими-то прогнозами. На фоне играла музыка, но это было уже неважно. Всё важное происходило между фраз, между глотками, между жестами.
Когда собирались выйти, почувствовал себя будто выжатым. Не физически. Внутри – словно меня просветили на просвет, и теперь знают, где и сколько у меня трещин.
- Ты справился, – сказала Лайя, когда мы поднялись на крышу, откуда уже виднелась площадка для телепорта.
- Даже не понял, с чем именно, – пробормотал. – Но спасибо.
Она не ответила. Только снова забрала флягу у меня из кармана, сделала глоток и фыркнула:
- Всё равно дрянь твой чай.
- Ну, вот хоть что-то стабильно в этом мире.
***
Что ж, вечер продолжал преподносить сюрпризы. И тут, как из тени между архитектурными гранями помещения, появился он.
- Что, Лайя, выгуливаешь очередного хомячка? – его голос звучал как шелест банкнот – не громкий, но очень уверенный в себе.
Стою. Молчу. Смотрю. Появился он словно ниоткуда. Не было ни хлопка, ни вспышки – просто стоял уже. Справа, наискосок, чуть ближе к стойке. Он не просто появился – он материализовался. Как будто не вошёл, а просочился в этот клуб, в это помещение, в этот миг. Сначала заметил его не глазами – кожей, ощущением смещения в воздухе, чуть ощутимым напряжением пространства, как перед ударом молнии. Волосы на руках встали дыбом – не от страха, от распознанной угрозы. Он был телепортёр. Причём не один из тех, кто работает в сетях грузоперевозок – нет. Этот прыгал сам. А значит, был из тех немногих, кого боятся даже внутри корпораций.