Вот к примеру, сижу у окна – не в мастерской, а в модульном офисе, из которого открывается вид на стройплощадку будущего научного комплекса. Там пока только каркас, трактора, бетонные плиты и яркие каски. Но это мой каркас. Моя будущая лаборатория. Моя головная боль.

И думаю. Благо есть о чём и время, которое можно на это потратить.

Всё это время считал себя неудачником. Серьёзно. Обычным человеком в мире сверхов. Человеком, у которого нет дара, нет "озарения", нет притягательного сияния на коже, которое выдаёт одарённого даже сквозь одежду. Мной не восхищались. Меня не боялись. Меня не записывали в списки наблюдения – до поры.

Потому что был… ну, просто мастером. Ремонтировал дроны, технику, старые артефакты, которые выкидывали со словами "не чинится". Зарабатывал достаточно, чтобы платить за жильё, еду и пару безумных проектов. И даже инвестировать в собственное будущее. И мечтал. Тихо так, по-деревенски.

Купить домик в Коста-Рике. На берегу океана. Где волны идут по расписанию, как старый локомотив. Где интернет медленный, но солнце горячее. Где можно копаться в схемах и модулях, не опасаясь, что кто-то выломает дверь и скажет: "Вы – объект государственной важности, соберитесь, пожалуйста, нам надо поговорить."

А потом вдруг стал сверхом. Вернее, сделал себя им… и что?

Сюрприз. Ничего.

И вот уже сколько месяцев живу в этом новом мире. Но мои руки по-прежнему помнят, как восстанавливать невозможное. Где мой мозг всё так же начинает предчувствовать, что сломано, ещё до диагностики. Где мои пальцы сами тянутся к правильному кабелю, правильной точке напряжения, правильной формуле.

Но знаете, в чём ирония? Успех пришёл именно через это. А не потому что стал сверхом. Не потому что могу двигать предметы. Не потому что ощущаю чужую магию. Не потому что теперь вижу больше, чем раньше.

А потому что умею чинить. Потому что умею смотреть туда, где другим скучно. Потому что могу довести до ума то, что тысячи инженеров объявили мёртвым.

Ко мне приходят те, кого раньше боялся. Кто жил на другом уровне. Сверхи. Тяжеловесы. Офицеры элитных подразделений. Корпоративные маги. Политики с сияющими глазами.

- Костас, у меня артефакт. Сломался. Никто не может понять, как он вообще работает. Поможешь?

- Костас, экзоскелет глючит. На грани выброса. Службы отказываются чинить, говорят – утилизировать. Но это прототип. Уникальный. Мы знаем, ты сможешь.

- Костас, нам нужно, чтобы ты взглянул на это... мы думаем, оно живое. Или было.

Слушаю их. Понимающе киваю. А потом чиню. Потому что могу. И потому что знаю: если не я – то никто.

И с каждым таким приходом, с каждой восстановленной системой, с каждым оживлённым устройством, ко мне приходит понимание: не такой уж обычный. Не был им. Никогда не был. Просто мой дар прятался в другом месте. В мозгах. В пальцах. В памяти.

***

Иногда вспоминаю ту самую мастерскую, где всё начиналось. Реконструкцию там, кстати, закончили. Зачем? Да кто его знает. Не люблю незавершённых дел, знаете ли.

Кусок ржавого гаража, можно сказать. Пахнущий изоляцией, пылью и мятным чаем. Место, где впервые почувствовал, как тепло от спаянной дорожки может быть важнее любого поздравления. Где понял, что собранное – значит живое.

Сейчас у меня терминалы, сервера, команда. Керн гоняет отдел логистики, как на учениях. У нас уже три проекта в тендерах. Один – по военной реконструкции интерфейсов на руинах старого испытательного полигона, известного гораздо шире как Зона 51. Второй – экзокостюмы для экстремальной медицины. Привет Лайе, как говорится. Третий – система резервного запуска спутников через комбинацию квантовой цепочки и магической подпитки. Звучит как бред. Концепция тоже не лучше, но фонды на неё выделили такие, а первые подрядчики кроме как их осваивать ничего с проектом сделать не смогли.

А там уже конгресс подключился в Вашингтоне. Так что выбор пал на маленькую такую компанию, с теперь огромным таким бюджетом почти на сто миллиардов кредитов. М-да, чувствую убьют меня под это дело. А может и нет, но точно попытаются. Так что уже как-то неуютно вдруг стало. Потянуло окружить себя старыми проверенными кадрами, так сказать. Но пока думаю.

Вот и сижу у окна, держу в руках отвёртку – старую, родную, с потёртой ручкой – и думаю.

Что же изменилось?

Наверное, только угол зрения. Потому что сам-то всё тот же.

Тот, кто мечтал о Коста-Рике. Тот, кто смотрел на сверхов снизу-вверх. Тот, кто говорил себе: ты просто мастер. А теперь просто стал тем, кто способен спаять будущее, даже если идеи в него вкладывают такие бредовые.

***

Телефон прозвонил. Карен. Одна из моих координаторов – шустрая, с характером, напоминающим перцовый баллончик.

- Костас, вас ждут в переговорке. По поводу проекта на юге. Нужно утвердить план закупок.

- Уже иду.

Положил трубку. Встал. Протёр линзы. Отвёртку оставил на столе – пусть полежит, как памятник. Или якорь. Или такая эрзац-замена чёток.

Прошёл по коридору. Все смотрели. Кто с уважением, кто с завистью. Кто с откровенным страхом. Мол, вот он. Тот самый Треш. Чинит невозможное. Видит сквозь схемы. Перетасовывает законы физики, как колоду карт.

Иногда хочется подойти и сказать: "Я всё ещё боюсь. Всё ещё не уверен. Всё ещё думаю о Коста-Рике."

Но не говорю. Потому что знаю: каждая собранная система – это форма жизни. И её оживляют далеко не боги. Не сверхи. Я.

А значит, всё идёт правильно. Тут идут разговоры о новых космических перехватчиках, а там бюджет нечета моему нынешнему, так что да. Работы непочатый край. Осваивай себе бюджеты и осваивай. Главное, выдать результат.

***

После утверждения бюджета на южный проект, когда последние строки протокола исчезли с дисплея и аудиторы выдохнули, не теряя времени, поднялся из-за стола и направился к Керну.

Он как всегда сидел чуть наискосок, вальяжно и уверенно, будто уже подписал контракт с реальностью и теперь ждал, когда та начнёт отрабатывать. В новом костюме, с левой запонкой, что отсвечивала какой-то корпоративной эмблемой, и стаканом синтетического тоника в руке. Исполнительный директор. Без лишней бюрократии и с изрядным запасом недоверия ко всему, что не поддаётся точному расчёту. И именно потому – мой человек.

Хотя, конечно, на его месте мог оказаться любой. Со временем безусловно обрастём кучей неформальных связей и отношения перейдут на почву личного, но пока… мы новая компания и ещё далеко не притёрлись к друг другу, как старые шестерни.

- Керн, – сказал я негромко, – есть личный момент, требующий твоего вмешательства.

Он поднял на меня взгляд. Один из тех взглядов, которым обычно сопровождают предложения о запуске производства с антигравитацией на биологических платформах.

- Ты о бюджете или о проблемах с кадрами?

- О кадрах, – кивнул согласно. – Одной. Особенной.

- Хм. Конкретизируй.

Немного отклонился назад и не стал оборачиваться. Всё равно она уже была там. Он тоже понял.

- Мику, можешь уже?

Керн уже хотел спросить: "Чего?", но не успел.

И в следующую секунду за моим плечом в полушаге позади меня, из ниоткуда буквально проступила фигура. Не вспышка, не голограмма, не пафосный эффект из старых фильмов, а просто – раз и стоит человек. Девушка. Маленькая, бесшумная, с выражением на лице, как у того, кто умеет убивать пятерых в закрытой комнате, не пролив ни капли крови на пол.

Керн не отшатнулся. Просто резко дёрнул бровью и поставил стакан на край столешницы. Потом выругался по-тихому, но без агрессии:

- Твою мать… Она всё это время была здесь?

Сработало скорее удивление, чем испуг. Хотя глаза чуть прищурились – оперативная оценка ситуации. В мире сверхов – особенно таких, что водятся на моей орбите – это рефлекс.