Лия положительно кивнула, приняв в работу все задачи, поставленные перед ней. Алекс стал собираться в новый поход. Времени отдыхать у него сейчас не было.

Алекс прибыл к Озарку под вечер. День был хмурый, небо низкое, как будто само предчувствовало вот-вот начинающуюся грозу. Поначалу всё выглядело благожелательно: у ворот его встретили барабанщики, слуги в зелёных ливреях с гербом нового боярина. Выстроились по обеим сторонам дороги. Алекс ехал верхом, за ним — трое телохранителей из крепости, но они остались снаружи, когда Алекс прошёл в главный зал.

Озарк ждал его не на троне, как подобало бы боярину, а за широким дубовым столом, увешанным пиршественными блюдами и целыми башнями кувшинов с пенящейся медовухой.

— Брат! — воскликнул он, широко раскинув руки. — Алекс! Заходи, выпей, отдохни! Тебя теперь в этих землях боятся, как грома весной. Даже мой советник начал креститься, когда услышал, что ты идёшь ко мне. А он-то — старый язычник!

Алекс усмехнулся, присаживаясь на предложенное место.

— Не думал, что ты поддашься моде устраивать пышные приёмы каждый раз. Раньше ты говорил, что всё для баб.

— Так раньше и было, — ухмыльнулся Озарк, наливая оба кубка. — А теперь я боярин. Приходится делать вид, что я культурный человек. Даже книги завёл. Правда, одна — это список налогов, а вторая — любовные записки моей любовницы, которые я конфисковал.

Он громко расхохотался, Алекс хмыкнул, но глаза его оставались настороженными.

— Значит, теперь ты часть Совета Бояр?

— Почти. Ещё не успел всех задобрить. Один старый клоп из Северной долины всё твердит, что у меня руки по локоть в крови. Я ему ответил — так это ж отлично, значит, у меня хватит сил держать меч. Он обиделся. Представляешь?

Медовуха была тёплой и сладкой, язык развязывала быстро. Они посидели, перекинулись парой историй о старых походах. Озарк вспоминал, как Алекс убил Игоря. Алекс в долгу не остался — напомнил, как Озарк устроил кипиш в крепости со своим отрядом.

— Мы с тобой пережили дерьмо похуже, — сказал Озарк. — Но времена меняются. И знаешь, что я понял?

— Что доверие — роскошь?

— Что в жизни главное — выбрать сторону, когда всё валится к демонам. Не быть героем, не быть честным — быть живым. Вот и всё.

Алекс нахмурился. Ему не нравился этот поворот.

— К чему ты ведёшь?

— К правде. Инквизиция идёт. Они уже сожгли половину Южной Равнины. Они не останавливаются. Они считают, что всё — ересь. Даже дождь, если он слишком долго идёт. Даже… тебя.

Алекс резко отодвинул кубок.

— Ты звал меня сюда, чтобы сдать?

— Нет! — Озарк вскинул руки. — Чтобы объяснить. Чтобы ты сам понял, если хочешь выжить — надо идти с теми, кто держит огонь. Я долго думал, Алекс. Очень долго. Но я не могу проиграть. Не теперь, не после всего, что я сделал.

Тишину пронзил удар в ворота.

Алекс сразу же встал, рука легла на рукоять меча. Но Озарк даже не шелохнулся.

— Время пришло, — прошептал он. — Прости, брат.

Двери тронного зала с грохотом распахнулись, и внутрь хлынули фигуры в белых доспехах. Инквизиторы. Их было не меньше десятка. Впереди шагал тот самый мужчина, которого Алекс уже видел тогда в ловушке у храма. Его лицо было закрыто маской, но голос был узнаваем.

— Алекс, носитель метки. Приговор: арест, допрос, суд. Сопротивление — карается казнью.

— Кто бы сомневался, — буркнул Алекс. — У вас там, что, приговоры на меня заранее печатают?

— С запасом, — ответил инквизитор. — Мы любим подготовку.

Алекс поднял меч. Рядом мигнула магия — корона на голове загорелась мягким красноватым светом, метка загорелась, будто почуяла запах крови.

Но вдруг потолок зала вспыхнул — магические печати, встроенные в камень, активировались. Парализующая ловушка. Алекс замер — мышцы не слушались, он пытался шагнуть, закричать — но даже голос отказался ему подчиняться.

— Прости, — прошептал Озарк, отворачиваясь. — Я не могу сгореть вместе с тобой.

Инквизиторы быстро скрутили Алекса, надели на руки черные кандалы, поглощающие магию. Сила короны погасла.

Он попытался взглянуть на Озарка, но тот уже ушёл в боковую дверь.

— Мразь, — выдохнул Алекс. — Ты предал не только меня. Ты предал всех!

Инквизитор склонился к его лицу.

— Тебя будут судить в столице. Лично Верховным магистром ордена. Он уже ждёт.

Алекс собрал остатки сил и плюнул ему в лицо. Тот лишь вытерся медленно и спокойно.

— Сильный дух. Посмотрим, сохранится ли он после чистки костей.

Инквизиторы вывели его прочь из зала. Алекса повели к карете, окованной сталью. Ночь уже легла на землю, и только звёзды, как равнодушные свидетели, смотрели сверху.

А в другом конце страны Лия стояла у окна крепости. Птица с чёрным пером только что улетела, неся её срочное письмо. Она чувствовала холод в груди. Что-то было не так.

— Где же ты, Алекс? — прошептала она. — Почему сердце моё так дрожит?

А далеко на востоке, в столице Инквизиции, верховный магистр заканчивал кровавый ритуал. Он поднял голову.

— Он идёт. Метка приближается. Суд — только начало намного большего.

Город встретил его не молчанием, как он надеялся, а воплями. Столица Инквизиции — Веламар — возвышалась над равнинами, как сказа покрытая мраморными узорами. Слишком узкие улицы, серые дома, храмы с выжженной символикой ордена инкивзиции. Город, где нельзя было смеяться без разрешения. Где за неправильный взгляд могли вырвать язык голыми руками без суда. Просто по факту. Без капли сожаления.

Карета остановилась у южных ворот города.

— Выходи, демонский ублюдок! — прошипел один из инквизиторов, открывая дверь.

Алекса вытащили наружу. На нём всё ещё были кандалы, блокирующие силу метки, и старая рубаха, сделанная из ткани, которая казалась слишком уставшей.

Толпа собралась у ворот, как мухи на падали на коровье дерьмо.

— Это же Еретик! — крикнула какая-то старуха.

— Сожгите его! — заорал мальчишка, кидая в него гнилую репу.

— Он сожрал детей моей сестры! Убийца! — внезапно выкрикнул кто-то, и даже сами инквизиторы переглянулись в замешательстве.

Полетели овощи, куски грязи, пара тухлых яиц. Один попал Алексу в щёку — он не вздрогнул. Второй — в грудь. Третий — в глаз. Он лишь моргнул, продолжая идти вперёд, словно мёртвый внутри.

И вдруг, флешбэк.

…Он снова в том моменте. В том самом.

Свет, вспышка. Он стоит на коленях на помосте. В одних вытянутых штанах и старых лаптях, сжимая крепко свои кулаки за спиной. Тогда он впервые понял, что это не его мир. Был тогда не его. А сейчас он уже и не помнил своей прошлой жизни.

Он не знал языка. Но был для всех врагом номер один.

А теперь он снова в таком же положении. Снова яма. Снова чей-то пленник.

Темница столицы была не подземельем, а настоящим живым кошмаром, выдолбленным под храмом. Камень был пропитан магией боли. Стены впитывали крик. Некоторые камеры шептали сами с собой.

Его закинули в камеру без света, только тусклая свеча под потолком — и то, скорее для того, чтобы не сойти с ума слишком быстро. Метка на груди пульсировала — слабо, будто в коме.

День прошёл. Или два. Может, час.

Он уже не различал времени.

И тогда открылась дверь. Не громко. Не торжественно. А тихо. Холодно.

Вошёл он.

Высокий. Прямой. В чёрных одеждах с белым воротником. Лицо скрыто маской — чёрный череп, вырезанный из дерева. Только глаза светились — бледным синим, почти нечеловеческим, цветом.

— Александр, — произнёс он. Голос был спокойный. Как у учителя, который собирается поставить тебе «неуд» и забыть твоё имя в этот же момент.

— Ну здравствуй, — прохрипел Алекс. — Рад, что не пришлось вставать.

— Ты думаешь, ты особенный? Думаешь, твоя метка делает тебя кем-то важным?

Алекс усмехнулся.

— Ну… Я умею красиво выглядеть в кандалах. Это же уже что-то.