…К концу правления Ирода пронесся слух, что звезды указывают: Мессия вот-вот придет. Этими разговорами и ожиданием были полны площади и дома. Душой мессианского движения стали разнообразные секты, самой заметной из которых была секта ессеев.

«Официальную церковь ессеи по-прежнему игнорировали, – пишет отец Александр Мень. – К Храму – теперь столь прекрасному – оставались равнодушными. “Сыны света” полагали, что Бог должен истребить его как место фальшивого служения. В одной из книг они во всех подробностях описывали новый Храм, который в День Господень явится на смену старому. Ессеи были уверены, что День этот не за горами. Все невзгоды: вторжение Помпея, безумства Ирода, землетрясение – были для них признаками последних конвульсий сатаны перед приходом Мессии. В одном ессейском гимне говорилось о родовых муках, за которым наступит торжество нового мира:

Обращает внимание, что Мессия назван в псалме “Мужем скорбей”, как именовал его Второисайя. Это, пожалуй, единственный намек на страждущего Мессию во времена Второго Храма…

Вероятно, у некоторых из ессеев возникала порой мысль, что и Спаситель пройдет через земные испытания. Но все же господствовали в секте иные воззрения, родственные воинственному мессианизму. “Все народы рассудит Его меч”, – говорили ессеи о грядущем Царе».[70]

Появились иудеи, которых называли «чающими утешения Израилева» и которые целиком посвятили себя ожиданию Мессии. Они селились у Храма и проводили там все свободное время, чтобы не пропустить Его приход. Именно к ним относились старец Симеон и пророчица Анна, которые предрекли Иисусу из Назарета Его грядущую судьбу. Отец Александр Мень предполагает, что к ним относилась и юная Мариам из Назарета. Что ж, если это так, то многое в Ее судьбе становится понятней…

Отец Александр Мень пишет:

«Обращаясь к этим людям, мы как бы переносимся в иное измерение истории. Чтобы почувствовать атмосферу надежд, которые окрыляли “чающих”, нужно вчитаться в строки гимнов, приведенных у св. Луки. Все указывает на то, что их сложили не поэты по призванию, а простые верующие, хорошо знавшие Библию. “Песнь Марии” и “Песнь Захарии”, несомненно, получили распространение до Рождества, поскольку в них не говорится об уже пришедшем Мессии. Они, вероятно, звучали на первых христианских богослужениях, откуда их мог заимствовать евангелист… Перед нами настоящие гимны “анавитов”, смиренных “бедняков Божиих”, которые знают о небесном покрове, простертом над униженными и оскорбленными.

Лк. 1: 52-55

Долго готовился к чуду Богоявления народ Господень, к чуду, обещанному посланниками небес. И вот теперь оно уже близко.

Этот Новый Завет будет уже не тот, что когда-то возвестил Моисей среди молний Синая, и не тот, о котором грезили пустынники Мертвого моря, а искупительный завет, начертанный в сердцах любящих Господа»[71].

И Мессия пришел – но немногие узнали Его.

Христианская церковь началась со дня Пятидесятницы – сошествия Святого Духа на апостолов. Вся она тогда помещалась в небольшой комнате обычного иерусалимского дома – апостолы, братья Иисуса, несколько женщин. Таково было то горчичное зерно, из которого проросло дерево, накрывшее своей кроной весь земной шар.

Прошедшие три года были чудом. Теперь начиналось иное – свидетельство о чуде. О том, что пророчества сбылись, Ветхий Завет завершился. Мир вокруг еще думал, что он – прежний, а для этих людей уже началась новая жизнь, полная огромного труда и великой радости.

Протоиерей Александр Шмеман пишет об этом так:

«Это новое есть, прежде всего, то общество, которое составляют христиане, и которое, несмотря на все связи с традиционной религией, вполне отлично от нее. Новозаветные писания, составленные уже по-гречески, называют его “экклисиа” – церковь. Этим словом в общественно-политической жизни греко-римского мира обозначалось официальное, правомочное собрание граждан, созванных (этимологически «экклисиа» происходит от глагола созывать, призывать) для решения общественных дел, для суверенного волеизъявления. А в греческом переводе Ветхого Завета этот термин приобретает религиозный смысл – собрания народа Божьего, народа, избранного и призванного для служения себе самим Богом… Не просто религиозное братство, не духовное общество, не союз единомышленников, а Экклисиа: собрание перед лицом мира тех, кто призваны составить новый народ Божий, возвестить Его волю, исполнить Его дело».[72]

«И такова новизна, такова святость этого общества, что вступление в него уже в Евангелии определено как новое рождение, и совершается через символическое уподобление смерти и воскресению: это крещение, то есть литургическое погружение нового христианина в воду, совершаемое в память и образ смерти и воскресения Христа… “Вы умерли, – сказал ап. Павел, – и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге; когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе” (Кол. 3: 3-4). Эти удивительные слова тогда понимались буквально: в знакомый и обыденный мир, в “натуральную” человеческую жизнь вошло и в них растет ослепительное сияние иного мира, жизни вечной…»[73].

И тут на ум невольно приходят слова Сент-Экзюпери о том, что росток баобаба поначалу ничем не отличается от, допустим, розы. Впрочем, росток горчичного дерева – тоже. Новую церковь воспринимали как еще одну из многочисленных иудейских религиозных групп – да она таковой и была! Но было в ней что-то такое, чем она привлекала к себе людей. Очень скоро это привело к конфликту с религиозными властями Иерусалима. Стефан, один из глав общины, был казнен, церковь запрещена. Многие, не выдержав преследований, оставили Иерусалим… и понесли новое учение с собой, в другие города Иудеи и Самарии, и дальше в пока еще языческий мир. Начинаются великие проповеднические странствия апостолов. Никто, кажется, не спорит с тем, что величайший в этом миссионерском служении – Павел, «апостол язычников». Он приходил в город, дожидался субботы и шел в синагогу, где проповедовал Слово Божие. Немногие из иудеев принимали его, и тогда он обращался к язычникам, которые, в отличие от его единоплеменников, давно уже жили под пустыми небесами. Основав новую общину, Павел шел дальше. Поначалу христианские общины еще выполняли закон Моисеев, но недолго: Апостольский собор в Иерусалиме освободил христиан неевреев от этих правил.