Они там, в Иудее, не понимали своего счастья. И не смогли бы понять. Их счастье, что не смогли бы…

«Есть эпохи, когда симптомы перемен становятся почти осязаемыми, но тогда, в период между 26 и 27 годами, близость каких-то необыкновенных событий переживалась с исключительной остротой, – пишет отец Александр Мень. – Апокалиптические книги питали надежду на свержение римского ига. Оживали грозные видения Даниила и Еноха. Мысль о борьбе за независимость сливалась у народа с представлениями о конце света. Ждали, что вот-вот грянут трубы архангелов и на горизонте покажутся рати Сына Человеческого, идущего низложить царство Зверя. В победах цезаря видели последние судороги сатаны; уповали на чудесное вторжение Бога в ход истории, которое явит перед всеми мощь Его Правды».[64]

Ощущение надвигающейся грозы становилось невыносимым. И по всей Иудее, и за ее пределами тысячи людей вновь и вновь обращались к ветхозаветным пророчествам, находили в них обещание скорого торжества и победы над врагами.

Еще за две тысячи лет до Рождества Христова Ангел Господень сказал Аврааму: «И благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего». (Бытие. 22: 18)

Начиная с этого обещания, иудейский народ жил ожиданием будущего величия. Но шли века, а обещанное величие все не наступало, наоборот, умножались унижения и скорби. И чем дальше, тем больше будущее иудеев связывали с приходом Мессии – величайшего из царей, который восстановит величие Израиля и заставит склониться перед ним все народы. Пророчествами о Мессии полон Ветхий Завет. Их читали и перечитывали, загадочные речи пророков толковали и перетолковывали. Из них следовало одно: что Мессия придет. Но когда придет, при каких обстоятельствах и каким он будет – об этом говорилось столь туманно, что ничего конкретного было не выяснить. Тем больший простор для фантазии и философии открывался в этих речах.

…Сейчас принято называть пророчеством все что угодно. В этот ранг возводится любое предсказание. Есть, например, такая книга: «Россия перед вторым пришествием», в которой собрали все, от высказываний святых и старцев – реальных, приписываемых им и подложных, до мнений философов и литераторов. И все это, вместе взятое, назвали «собранием пророчеств».

Но любое ли провидение будущего является пророчеством?

Очень хорошо и четко, хотя, может быть, и спорно, разграничил понятия о. Андрей Кураев.

«Любому разговору о современных “пророчествах” должна сопутствовать память о слове Спасителя: “Закон и пророки – до Иоанна Крестителя” (Лк. 16: 16). Пророки – как таковые – это образ именно ветхозаветной святости. Пророчество – это дар тем людям, которые жили ожиданием Христа. А затем Господь людям уже не дает этого дара с такой яркостью и полнотой, потому что главное уже совершилось в нашей истории. Главное из будущего уже перешло в прошлое: “Бог с человеки поживе…”

Пророчество – это прямое слово, сказанное Богом человеку и открывающее волю и смысл Его действий (в грядущие времена, в настоящем или даже в прошлом; Моисей, например, пророчествует о прошлом, ибо раскрывает смысл изначальных Божиих действий).

По сути, пророчество должно начинаться словами: “Господь мне открыл… Бог послал меня возвестить вам… И сказал мне Бог…”

Только один Пророк на земле не начинал своих пророчеств с этих слов: Христос. Это и вызывало удивление людей: “Кто сей, что говорит так? Почему Он говорит от Себя, а не ссылается на откровения Божии? Странный какой-то пророк…”. Но ведь Христос был не только пророком – он при этом был Тем, от имени Кого пророки и говорят…»[65]

Но все же пророчество – это не пятилетний план. В нем не говорится: «В таком-то году произойдет то-то и то-то, и понимать это следует так-то». Пророчество иносказательно, образно, поэтично, оно допускает разные толкования, причем толкования, бытующие до исполнения пророчества, могут резко отличаться от тех, которые появляются после его исполнения. Вполне может случиться так, что нечто воспринимаемое как иносказание, исполнится буквально, а то, что воспринималось как прямое предсказание, получит символическое значение. О том, как читаются и понимаются пророчества, рассказывает преподаватель Московской духовной академии, кандидат богословия священник Димитрий Юревич.

Отец Димитрий. В христианской Церкви в качестве основных применяются два метода толкования Священного Писания. Первый из них – это буквально-исторический. Он используется, чтобы раскрыть собственный, первоначальный смысл Писания: что происходило, как это происходило. Второй метод – прообразовательный, о нем мы поговорим, когда обратимся к новозаветным временам.

В Священном Писании Ветхого Завета содержится двуединое учение о личности Мессии: как о человеке и как о высшем существе. Но открывалось оно постепенно. Вначале Господь дал человеку обетование о том, что «из семени жены» произойдет Избавитель, Который будет «поражать в голову» виновника падения человека – диавола, и Который избавит людей от грехов их. Лишь позже раскрывается учение о Божественном достоинстве Спасителя и Его страданиях ради искупления падшего человека.

«И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми… и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенемее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту». (Быт. 3: 14-15)

С этого обетования начинается цепочка ветхозаветных пророчеств о Спасителе. После Адама и Евы еще одно обетование было дано Ною. После потопа Господь уже не желает наказать людей физически, Он хочет, чтобы люди, осознавая духовные проблемы, постепенно возрастали, с тем, чтобы им так же постепенно были даны все новые и новые откровения о Мессии. Потом идет целый ряд откровений Аврааму, Исааку, Иакову. Иаков, умирая, сказал в напутствии сыновьям:

«Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов».(Быт. 49: 10)

Что для нас важно – эти пророчества записаны в Пятикнижии Моисеевом. То есть, по сути, Моисей и был тем пророком, который, общаясь с Господом, записывал эти откровения. В них говорится о заключении завета уже не со всеми людьми, а с конкретным народом. Неверно будет говорить, что это какой-то изначально особый народ – это именно Господом созданный народ, Богом избранный и Богом созданный, который должен был противостоять языческому миру.

Изображение Мессии как высшего существа, имеющего Божественное происхождение, появляется только во времена Давида. В его псалмах присутствует понимание того, что Мессия будет сыном Божиим.

«Я помазал Царя Моего над Сионом, святою горою Моею; возвещу определение: Господь сказал Мне: ты Сын Мой, Я ныне родил Тебя». (Пс. 2:6-7)

«Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня…

…из чрева прежде денницы подобно росе рождение Твое». (Пс. 109: 1,3)

В обоих псалмах у Давида употребляются обороты, указывающие на сыновство Мессии Богу. Их основная цель – показать Божество Мессии. Особенно замечателен в этом отношении 109-й псалом. Выражение «из чрева» однозначно выражает мысль о рождении Сына от Отца по природе, с унаследованием качеств природы Отца. Отцом выступает во псалме Господь, Ягве, поэтому и Сын также является Богом. Для того чтобы подчеркнуть, что Отец и Сын – различные личности, Мессия назван Давидом не «Ягве», а «Адони» (мой Господин – слово, которое впоследствии стало употребляться как еще одно имя Божие, «Адонай»).