— Не надо было думать о слиянии... Какой же я идиот... Но теперь поздно. Всё началось.

— Что началось?! — одновременно спросили мы с Пайкой.

— Что, что… Вы тупые, что ли?! — Гриша шипел, как кипящий самовар. — Мой брелок администратора... он поглотил последний ключ. И теперь...

— И что?! — Пайка почти вскочила.

Все обернулись. Даже стюардесса на секунду перестала следить за кнопкой "не курить". Самолёт, казалось, завис в напряжении. Воздух стал разреженным, как будто кто-то выключил гравитацию, но оставил тревогу. Григорий вздохнул. — Ни хрена. От слова "совсем".

Он не успел закончить — как его брелок, мой, и бывший Пайкин вдруг вспыхнули неоновым светом. Луч света ударил в потолок самолёта, пробил обшивку и рванул вверх, словно хотел передать привет Юпитеру.

— Что за херня?! — вырвалось у меня. — Из-за этого светового шоу нас Прайд точно засечёт и превратит в фарш! Походу Древняя Раса нас не благословила — она нас слила! Им не нужен был наш прогресс, им нужна была жертва. Шоу. И мы в главной роли.

Григорий рухнул в кресло. Закрыл лапами морду. — Что мы наделали… — его голос звучал, как предсмертная исповедь. — Мы сами подали сигнал. Мы активировали обряд уничтожения. Мы…

И тут поток света резко оборвался. Словно кто-то, наконец, вспомнил выключить чайник. Кот застыл. Глаза бегали влево, вправо, как у сломанного сканера. Его усы дрожали, рот был приоткрыт, будто он вот-вот что-то скажет — или уже сказал, но сам не понял.

— Кто вы? — прошептал он, и салон накрыло молчанием.

Только где-то в начале самолёта тихо пукнул Боб от напряжения.

— Простите, — шепнул он, сжав ремень. — Это был защитный выстрел.

— Лучше бы ты молился, чтобы это был единственный пук, — отозвался Григорий. — Потому что сейчас они нам ответят.

«КАК НАС ВСЕХ НАХЛОБУЧИЛИ»

Когда погас свет и замолк брелок, Григорий замер. Он сидел, не шелохнувшись, словно каменный сфинкс, поставленный в самолёт по ошибке древнеегипетских авиаконструкторов. Только одно ухо у него подрагивало — левое. То ли от стресса, то ли от позывов врезать лапой по реальности.

Глаза его хлопали, как старый проектор в клубе где-нибудь под Мурманском: шатко, неровно, будто перебирая кадры чужой жизни — или своей, но совсем в другом измерении. Наконец, он раскрыл пасть и прохрипел:

— Ну вы, конечно… молодцы, блин.

Я подполз к нему на четвереньках, как техник к ядерному реактору с трещиной: из любопытства, но со шнурком на шее, чтобы потом было за что тащить тело.

— Что ты увидел, Гриша?

Он не сразу ответил. Сначала моргнул. Потом еще раз, дважды. Потом встал, медленно и важно, как древний храм, поднятый на гидравлике, и выдал:

— Увидел? Я, мать вашу, программируемый адский ящик увидел. А ещё — правду. Такую, от которой хочется свернуться в клубок и не разворачиваться до следующего Большого Взрыва.

Он начал расхаживать по салону, прихрамывая на заднюю лапу — не от боли, а по причине глубокой философской усталости.

— Всё, что мы знали, — ложь. Всё, во что верили, — разводка уровня “позвоните, вы выиграли утюг”. А те, на кого мы молились, считая их космическими дедами с фонариком доброты… — он фыркнул, — эти ваши "Древние", они же, прости меня, звёздные паразиты в шелковых тапочках.

Он остановился, с прищуром взглянув на нас.

— Слушайте внимательно. Повторять не буду, потому что второй раз мне самому станет плохо. В моей голове только что прошёл межгалактический TED Talk. (Technology, Entertainment, Design) — организацией, которая проводит конференции и публикует видеозаписи выступлений. Лектор — Прайд. Помните, та самая раса, от которой мы хотели прятаться в подвалах, обмазавшись грязью и закутав Wi-Fi в фольгу?

Мы кивнули. Неуверенно. По-идиотски. По-людски.

— Так вот. Прайд — не захватчики. Они — антикризисная команда. Космический спецназ в области чистки от тупости. Они следят, как разумные существа типа нас с каждым поколением становятся всё более неразумными, потому что кто-то сверху... — он ткнул лапой в потолок, — кидает им подарочки с подвохом.

— Брелоки? — Пайка сглотнула. Даже жевать резинку перестала.

— БИНГО! Эти чертовы брелоки. Не магия. Не спасение. Не билет в счастливое завтра. Это крючки. Блестящие приманки на межзвёздный спиннинг.

— А кто ловит?

— Древняя Расса, — кот плюнул. Мысленно, но с отвращением. — Эти небожители в балахонах из эфира, с голосами как у GPS-навигатора, которым дали свободу воли. Им миллионы лет. И знаете, что они делают? Устраивают шоу "Выжить любой ценой". Только без камер и с огненным финалом.

Он остановился. Взгляд его потемнел.

— Хотите знать, как они нас называют?

— Не очень, — пробормотал Боб, сжавшись до размеров пуфа.

— Тараканы. Проклятые, истеричные, вечно мечущиеся тараканы. Они кидают брелоки на планеты и наблюдают, как мы рвёмся к желаниям, строим культы, боготворим побрякушки. А потом, когда на сцене уже дым, кровь и истерика, такие: “Ну что ж, вы сами всё сделали. Теперь мы подметём.” — и подметают. В смысле — взорвали, сожгли, отформатировали.

— А ресурсы? — голос мой звучал глупо, но нужно было спросить.

— Не нефть, не золото, не ядерные хреновины им нужны. Им нужно эмоциональное напряжение. Пиковые колебания мозговых волн. Психоэнергетика. Мы — не просто биомасса. Мы — прожектора драмы. Громкоговорители страданий.

Он опустил голову, как будто вспоминал что-то особенно мерзкое.

— Прайд сказал, что они буквально питаются мозгом. Не метафорически. Прилетят — высосут, вырежут, сдобрят солью и вперёд. Наши мозги — не только источник страданий, но и топливо. Снэк. Перкус. Закуска.

Пайка закрыла лицо руками. Боб выглядел так, будто ему хотелось стать флешкой и отформатироваться. Я просто молчал.

— Им интересен вкус паники. Аромат отчаяния. Финальный аккорд крика, который мы издаём, когда сами себя доводим до гибели.

Он замолчал. Присел. Помял ухо лапой. Вздохнул.

— А Прайд? — спросила Пайка, осторожно, как будто спрашивала, жив ли ещё Григорий.

— Прайд, — медленно проговорил он, — это раса, которая прошла через это. Они когда-то тоже сожрали наживку, как мы. Но выжили. Обрезали брелоки. Очищались. И теперь они — космическая МЧС. Связались со мной, потому что я… — он фыркнул, — кот с административным доступом. Единственный, мать его, нейтральный организм на планете.

Он посмотрел на нас. Уже без злобы. Усталый, выжатый, почти святой.

— Что делать-то? — прошептала Пайка.

— Делать? Во-первых — перестать быть идиотами. Во-вторых — выйти на связь с Прайдом не где-то на поле под Смоленском, а в экранированной точке, где они смогут перебить сигнал Древних. В-третьих… ладно, потом расскажу. Я теперь, вообще-то, связной.

— Типа... агент?

— Агент. Агент-грёбаный-007. Только без пистолета, но с миссией: не дать Земле быть съеденной как утренняя булочка к чаю цивилизации манипуляторов.

Он развернулся и зашагал к хвосту самолёта. Медленно, важно, оставляя за собой шлейф философской безысходности и кошачьего величия.

— А теперь, если позволите, мне надо отдохнуть. Я только что разговаривал с расой световых существ через нейроинтерфейс, собранный из моего мозга и, судя по ощущениям, пачки "Лейса" с крабом.

Перед тем как улечься, он обернулся:

— Кстати, они ещё сказали одну вещь.

Мы напряглись.

— Передай своим друзьям: если хоть раз кто-то нажмёт кнопку на брелоке просто по приколу — Прайд умывает лапы. Так и сказали. Точнее, лапы не умывает — сигнал глушит. Всё.

Он зевнул, свернулся клубком и пробормотал:

— И да… я теперь не просто Григорий. Я — Григориан. Информационный Контактный Узел. Но можно просто Гриша.

И задремал. В полёте. Посреди перелома эпох. Под гул двигателей и невысказанные страхи.

Кот. Контакт. Конец. Или — начало.

«ТОЧКА СОПРЯЖЕНИЯ»

Самолёт сел с таким звуком, будто снизу не взлётно-посадочная полоса, а коллекция челюстей отработанных богов. Мы плюхнулись на бетон аэродрома где-то в Карпатах — координаты были даны чёткие, но атмосферу, которая нас встретила, не описать ни одной картой.