— Я лечу в Калининград. Организуй концерт. Один. Большой. Благотворительный. Пока я в небе — у тебя есть время. Взлетаю через полтора часа.

И отключилась. Без прощаний, без «спасибо», просто пшшш — и всё.

Калининград. Ну хоть не Улан-Батор. Россия, но как будто сбоку. Как будто её выдавили из России и забыли прикрутить обратно. Нам повезло — ключ был там, и он был активирован, по-русски говорят, и янтарь кругом. Прямо туристическая удача, только с примесью апокалипсиса.

Пока она запихивала в чемодан сценические костюмы и боевые резервы душевной стабильности, вдруг остановилась. Подошла к Бобу. И... влепила ему пощёчину.

Хлоп!

— Это за то, что держал меня взаперти, мразь, — сказала она нежно. Почти с лаской. Как будто не наказала, а похвалила. Такой, знаешь, педагогический жест одобрения с элементами мести.

Боб молча кивнул. Даже не моргнул. Я бы на его месте уже вызвал священника и страховщика.

Кот Григорий, наблюдавший за этим со своего подоконника, медленно потянулся, как будто собирался с мыслями, и спрыгнул. Электризованный от напряжения мех стоял дыбом. Подошёл к Пайке и заговорил тоном усталого сапёра, объясняющего практиканту, что красный провод — это не жвачка.

— Послушай меня, девочка. Ещё раз устроишь подобное — обнулю. Полностью. Улетишь в перезагрузку с форматированием памяти. Ни брелка, ни песен, ни себя. Хочешь?

Там, где у Пайки только один глаз дёргался, теперь оба начали подрагивать в синхрон. Но голос у неё остался спокойным:

— Не хочу. Больше не повторится. Обещаю.

— Я не человек, мне по ушам ездить бесполезно, — отрезал Григорий. — Ты сказала — я записал. У меня память как у сервера NASA. И нюх, между прочим, врождённый — на ложь и глупость. Особенно последнюю.

Он повернулся ко мне, а я сидел с видом глубоко увлечённого смартфоном. На самом деле я искал информацию о янтарных штольнях и прикидывал, можно ли туда спуститься без того, чтобы нас завалило геологически или юридически.

— Чем занят, задрот? — спросил Григорий с ласковой издёвкой.

— Ты охренел, Гриша? — буркнул я, не отрываясь от экрана. Потом всё-таки глянул на Пайку. Та хитро улыбнулась и подняла бровь. Я поёжился. Мне одной пощёчины в день вполне хватит, а запасной щёки у меня нет.

— Наш первый ключ — в Калининграде, в какой-то штольне, — объяснил я. — Янтарная разработка, вроде как. Надо понять, действующая она или уже в архиве у Природы.

Я кивнул на Боба. Тот понял с полуслова, а точнее — с полукивка.

Григорий подошёл к нему вплотную и выдал:

— Ты вообще в курсе, что теперь ты — мой телохранитель, глаза, уши и, упаси меня хвост, мозг в ряде ситуаций?

— Да, — кивнул Боб, встал и приготовился, как будто ему сейчас вручат список дел и антидепрессанты.

Кот запрыгнул на подоконник, важно, как будто это трибуна в римском сенате, а он только что подписал указ о начале нового сезона приключений.

— Ты у нас хакер экстра-класса, да? — спросил он. — Тогда наколдуй мне видеосъёмку объекта. Хочу видеть штольню, подходы, охрану, всё. И вообще — почему я тебя об этом прошу? Ты должен уже бежать ко мне с флешкой, картой и планом в зубах, как преданный ретривер из ЦРУ!

— Понял, босс. «Сейчас всё исправим», — буркнул Боб и полез в планшет.

Григорий вытянул лапки и, глядя в окно, выдал голосом Юрия Яковлева:

— Красота-то какая… лепота.

Москва плыла внизу. Солнечный свет ловил отблески на стеклах, и даже город выглядел спокойно — как перед бурей. Воздух звенел — там, впереди, были ключи, штольни, тайны и чёткое ощущение, что без драки не обойдётся.

Я вздохнул, проверил, заряжен ли ноутбук, и мысленно составил список вещей, которые мы можем забыть. На первом месте, как всегда, было здравомыслие.

Но, как ни странно, всё шло по плану. Или хотя бы начинало походить на нечто, отдалённо напоминающее план.

***

Мы пересекли границу, как вдруг Григорий — устроившийся на спинке моего кресла в салоне самолета, как будто он персональный психоаналитик экипажа — изрёк с ленцой в голосе:

— Ну наконец-то. От Европы у меня уже шерсть пахнет круассанами и бесполезной демократией. Вернёмся, так сказать, к месту преступления.

— Куда? — переспросила Пайка, пристёгиваясь с таким видом, будто ей всё это снится, а накануне она переела глицина.

— В Россию, детка, — мурлыкнул кот, не поднимая глаз. — Туда, где можно потерять ключи, совесть и министра обороны в одном и том же супермаркете.

План был прост и нагл, как привычка Боба спорить с навигатором. Мы решили пройтись по всем оставшимся точкам Европы — не то, чтобы зачистить, но хотя бы оглядеть, не оставив ни одного шевелящегося артефакта. А уж потом — двигаться к главным координатам. К тем четырём ключам, которые уже были активированы и, по словам Григория, «сверкали, как гирлянда в дурдоме в день проверяющих».

— Эти пятеро — не жучки в пижамах, — пояснял он, откинувшись на спинку кресла и изображая профессора, у которого в дипломе вместо имени стоит «где моя еда». — Они уже поняли, с чем играют. Поэтому если вломимся все вместе — будет, как если бы ты полез целовать розетку с ведром воды в руках. Поодиночке — ещё шанс есть. Ну или хотя бы без Боба. Мы уже видели, как он превратился в овощ. И это даже не баклажан, а капуста: снаружи цел, а внутри салат «освободи меня».

Пока мы летели над лесами, полями и обломками былой геополитики, меня внезапно пробило на философию. Я вытянулся в кресле, как будто лечу не в Калининград, а на околоземную орбиту, и спросил:

— Скажи честно, Пай. Земля вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли?

Пайка закатила глаза так эпично, что в кабине самолёта стало на пару градусов холоднее.

— Ты один из тех, кто проверяет интеллект вопросами из третьего класса?

— А ты одна из тех, кто злится, когда не уверена в ответе?

— Земля. Вокруг Солнца, — с усилием выдохнула она, будто вопрос был с подковыркой.

— Молодец, одна ошибка с одной попытки. Дальше: сколько секунд в часе?

— Шестьдесят минут… по шестьдесят… это… три… три… — Она застыла, как кассовый аппарат без чека.

— Не спеши, — ласково сказал я. — Все ошибаются. Даже Википедия. Только у неё нет давления, как у тебя.

— Три тысячи шестьсот, — наконец выплюнула она. — Но ты ведь не об этом. Ты меня тестируешь, как на кастинге.

— Нет. Я просто показываю, где ты. Ты — как вся ваша сияющая глянцевая каста. Иллюзия уверенности, обёртка знаний, рот, который говорит быстрее мозга. Я не обижаю — я диагностирую.

— Да ты офигел, — прошипела она.

— Нет. Просто констатирую. Ты не глупая. Ты — успешная. Но ты не знаешь, как устроен мир. Не потому, что не можешь. А потому что тебе не надо. У тебя есть менеджер, стилист, пиар-ассистент и человек, отвечающий за зарядку твоих AirPods. А потом — бац — артефакт. Брелок. Магия. И вот уже райдер не работает. Промо — не работает. Надо думать. А ты…

— А я?

— А ты всё ещё думаешь, что Земля — центр. Потому что ты сама себя в него поставила.

Пайка вскочила.

— Брелок был мой! Я его нашла!

— Я вчера нашёл дохлого голубя на балконе. Мне теперь голубятню открывать?

Она села. Медленно. В глазах — тот самый момент, когда человек впервые осознаёт, что лайки — это не любовь, а статистика.

— Ты правда считаешь, что поколение деградирует?

Я кивнул.

— Конечно. Потому что успех теперь не требует усилий. Таблица умножения — не нужна, есть калькулятор. Столицы — не нужны, есть поиск. Книги — не нужны, есть видео. Смысл? Заменён мемами. Ваше поколение — у которого есть всё. Кроме основания. А когда почва уходит из-под ног — вы падаете. Как мебель из IKEA, собранная без инструкции.

Пайка посмотрела в иллюминатор. Глаза у неё были как у человека, которого впервые отпустили без охраны на рынок.

— А ты кто тогда? — спросила она тихо, почти не веря, что интересуется по-настоящему.

Я улыбнулся.

— Я? Просто бывший замерщик, который в какой-то момент понял, как работает мир. И не побежал ныть в TikTok.