— Ты? Пожелание? Ну сейчас начнётся...

Кот закрыл глаза. Мордочка просветлела, как будто он вышел на связь с древними разумами, которые остались после Вавилонской вечеринки. Григорий торжественно произнёс:

— Я хочу, чтобы Пайкина овчарка Бобик... стал человеком. Но с мозгами пятилетнего ребёнка. Чтобы играл в машинки и в воздушный шарик. И радовался жизни, пока не надует шарик до взрыва и он не разревётся. А Бобик от страха навалит себе прямо в штаны.

Я выронил бровь.

— Ты чего несёшь, Гриш? Мы же договорились — не калечим. Ни физически, ни ментально. Даже если это генетически врождённый бультерьер в костюме телохранителя.

Я забрал брелок и сунул в карман, подальше от пушистых лап.

— Смирнов, ты называешь хренью то, что может нас спасти! Почему бы просто не сделать из этой боевой единицы милого мальчугана, у которого и сопля, и слюна свисают одновременно, и он их, главное, обратно втягивает — вжуууук!

Кот демонстративно втянул воздух носом, чихнул и захрипел.

— Фуууу... Где ты это видел вообще? — Я чуть скривился, будто вдохнул забродивший борщ. — Это у нас в Смоленске такая педагогика?

— Не, ну а что ты хотел? Приезжаем мы с тобой в Москву, заходим в квартиру Пайки, а там они с этим Бобиком сидят на полу, в пелёнках, играют в «Доктора Айболита», и едят пластмассовую еду. Он ей: «Пиу-пиу, я лечу тебя пластиковой сосиской!» — и они такие счастливые!

Кот заливисто захохотал. На весь хостел. У соседей по подвалу, кажется, начал отваливаться потолок.

— Иногда мне кажется, что ты не кот, а переодетый демон. И окрас у тебя соответствующий.

— Ладно, демонологии знаток, каков у нас план? Или мы навечно тут поселились, в этом сыром царстве андалузской безысходности? Я лично не хочу закончить свои дни в подвале, скрываясь от Пайки и её пси-терминатора.

Кот подошёл ближе и лапой потыкал меня в колено.

— Что на этот раз? — спросил я, подозрительно.

— Всё. Ты недостоин. Отдай брелок. Кнопка должна быть у того, у кого нет совести. То есть у меня.

Он выпрямился на задние лапы, встал в боевую стойку каратиста и прыгнул, полоснув меня по футболке. Ткань треснула, как надежда на спокойную старость, и царапина на груди тут же зацвела красным.

— Всё, шерстяная гадость! — заорал я, вынимая брелок. — Я хочу, чтобы мой кот снова стал обычным котом! Без каратэ, без фантазий, без сопливых солдатиков!

И поднял палец над кнопкой. Кот побледнел, ну или покраснел. Под шерстью же не видно.

— Ладно-ладно! Твоя взяла! Кнопка твоя. Просто обязан был попробовать. А вдруг ты расплакался бы и сбежал в Сочи?

Я быстро покачал головой.

— В Сочи нынче дорого.

Григорий замер, а потом расхохотался так, будто его только что покормили валерьянкой через трубочку.

— ХАХАХА! — пронеслось по подвалу, отдаваясь эхом в вентшахтах. — Это мне говорит человек, который проехал от Смоленска до Парижа на Порше! И ночевал в отелях, где одна ванна стоила, как однушка в Саратове, но только без тараканов и с видом на Эйфелеву башню!

Я сделал вид, что не слышу этот словесный понос. Встал, отряхивая брюки от пыли, которая, кажется, тут была старше испанской демократии.

— Ты становишься агрессивным, — бросил я, глядя на кота, который всё ещё трясся от смеха, как будто в нём завёлся внутренний вибромассажёр. — Ещё раз такую финтифлюшку провернёшь — отправлю тебя домой в Смоленск… Почтой России.

Смех кота захлебнулся, как недоваренный пельмень в горле. Он моргнул.

— Нифига себе ты наказания придумываешь, — сказал он с уважением и лёгкой паникой. — Почтой России?! Из Испании?! Это же как минимум два года в пути и два инфаркта по дороге. Там же сортировка проходит через Антарктиду и третью мировую войну.

— Зато гарантированно без пересадок, — усмехнулся я. — Один большой бандерольный квест.

Кот обречённо сел, обняв лапами себя за пузо, как будто почувствовал сквозняк судьбы.

— Ну ты и псих… — пробормотал он. — Сначала брелок, теперь Почта России. С каждым днём ты всё больше похож на злого волшебника из коммуналки.

Из-за стены раздался приглушённый шорох, потом звук шагов, а спустя секунду в дверь комнаты постучали тремя нервными «тук-тук-тук», как будто кто-то хотел постучаться, но передумал, а потом снова передумал передумывать.

— Señor... ¿todo está bien? (Сэр... все в порядке) — донёсся голос с характерным испанским акцентом. — Мы слышали... э-э... кошачий... гром?

Я среагировал первым: хлопнул по столу, как будто только что выиграл в домино.

— Sí sí, всё в порядке! Это… у нас просто… национальная особенность! Русские разговаривают с котами! Традиция!

Григорий в это время уже успел устроиться на кровати, накинул на себя покрывало, как тогу, и стал шептать:

— Я Цезарь… я Цезарь… дай мне желание с римским акцентом…

— Señor… но… кот смеялся… как человек, — не унимался испанец.

— А вы что, никогда не видели интеллигентного кота? — парировал я. — У него бабушка была из Мадрида, по материнской линии! Он знает Лорку и ест хамон без хлеба.

За дверью повисла пауза. Я почти услышал, как ресепшионист на том конце переглядывается сам с собой.

— Bueno… только не жгите ничего, пожалуйста…

— Нет-нет! Максимум — сожжённые мосты с прошлым! — крикнул я ему с пафосом, и тут же захлопнул дверь, прислонившись к ней спиной и посмотрел на кота.

— Ещё немного такого перформанса, и нас либо арестуют, либо подпишут контракт на испанское реалити-шоу.

— Главное, чтобы не с Netflix, — отозвался кот, уже грызя край покрывала. — Я слышал, у них в одном шоу девушку съел холодильник. Сценарий был хороший, но очень холодный.

Я закатил глаза, сел обратно на пол и вытащил брелок.

— Значит так, — начал я, вытирая кровь из царапины и доставая из кармана мятый клочок достоинства. — Приезжаем в Москву — ты молчишь. Это раз. Никого не превращаем в детей. Это два. И попробуем убедить Пайку, что мы ей не враги. Это три.

— Угу, понял, Эраст Петрович Фандорин, — пробурчал кот. — Только не забудь, что Пайка за нами не с концертом идёт, а с кувалдой. И у её Бобика, между прочим, свой план — и в нём нет места для философских котов и бывших оконных замерщиков.

Он встал, потянулся, почесал пузо, посмотрел на потолок и добавил:

— Но, если всё-таки будет драка — ты втыкай кнопку, а я сделаю так, чтобы кто-то всосал соплю обратно. Для психологического эффекта. И чтоб надолго запомнили.

«МОСКВА-СИТИ»

Боб успел вернуться в центр квартиры и встать перед диваном, как дверь щёлкнула. Прошло несколько секунд, и Смирнов вошёл, спокойно, почти медитативно. Окинул взглядом обстановку. Пайка, завёрнутая в плед, смотрела на него как на галлюцинацию, прервавшую череду однообразных дней.

— Ты что, с ума сошёл? — прохрипела она, забыв, что кляп был вынут только сегодня утром. — Ты чего сюда пришёл?!

— За тобой. — я кивнул ей так, как старому знакомому.

— Вот он, кот, — сказал Боб и указал Пайке рукой на кота, мол говорил же, что он разговаривает — И ты, видимо пришёл, чтобы я сразу застрелил тебя? Это ж надо — самому в ловушку.

— Я подумал, — начал я говорить, опуская рюкзак на пол, — если уж вы меня так сильно хотите, я не буду оттягивать момент. У меня, в отличие от вас, планов громадьё. А вы тут… как в пансионате для сумасшедших.

Григорий потянулся, зевнул и громко сказал:

— Бобик. Ты первым с кем заговорил? С холодильником или тостером?

У Боба дёрнулся глаз. Пайка уронила голову на колени и улыбнулась.

— Он реально разговаривает, — сказал Боб тихо, почти с уважением. — Я думал, это бред. Иллюзия.

— Всё иллюзия, Боб, — сказал я с неожиданной мягкостью. — Даже твоя засада. Особенно твоя засада.

— Ты хочешь, чтобы я тебя убил? — уточнил Боб. — Я ведь думал. Я готовился. У меня есть ванна, химия, даже список пунктов, как всё замести.

— Понимаю, — уверенно кивнул ему я. — Мы все иногда пишем списки, чтобы не сойти с ума.