Я мысленно присвистнул.

— То есть сны вы видите не всегда?

— Нет, — качнул головой тан. — Вечный сон — это полная темнота и пустота, находясь в которой, ты даже не понимаешь, что существуешь. Там нет событий, нет картинок, нет памяти, боли, радости и сомнений… в нем ничто и никогда не меняется. Там есть только тишина и покой. И лишь когда нас кто-то позовет, мы начинаем видеть настоящие сны — яркие, живые. И тогда же начинаем вспоминать.

Он недолго помолчал. А я вдруг подумал, что в прошлый раз он, наверное, именно поэтому мне и помог — рейтинг свой духовный повышал, блин, а вовсе не потому, что у него вдруг совесть проснулась.

— Ты прав, — перехватив мой выразительный взгляд, усмехнулся тан. — Я говорю правду не потому, что ты мне нравишься или потому что я такой уж хороший человек.

— Вы же совсем недавно сюда попали, — осторожно напомнил я.

— Да. Но благодаря твоему прошлому визиту я уже все вспомнил. И теперь лгать мне невыгодно, тем более что по крови ты и правда мой прямой потомок. И за те годы, что я спал, ты стал первым, кто смог меня разбудить.

Я кашлянул.

— А почему так важна кровная связь? Разве кто-то другой не сможет вас позвать, если сильно приспичит?

Расхэ качнул головой.

— Разбудить спящего может только родственная душа. Чаще родная по крови, хотя иногда бывает и так, что будят нас родные только по духу.

— А степень родства имеет значение? — снова поинтересовался я, уяснив для себя и этот момент.

— Да. Чем ближе родство, чем проще дается призыв.

Хм. То есть я смог докричаться до тана лишь потому, что по крови я ему, можно сказать, сын? Тогда как кузены, дядьки и прочие родственники остаются в пролете?

— Да, — так же спокойно подтвердил тан, когда я рискнул его об этом спросить. — Самую лучшую связь во время обряда дает близкое родство и по крови, и по духу. И в этой связи я не совсем понимаю, почему тебе так легко удалось дважды провести ритуал, причем без помощников, и при этом чувствовать себя комфортно.

Я насторожился.

— А что, мне должно было стать плохо?

— Обычная душа, оказываясь в мире мертвых, как правило, испытывает беспокойство, тревогу и инстинктивно стремится вернуться обратно. Поэтому долго такие встречи не проходят. Но ты все еще здесь, — испытующе взглянул на меня Расхэ. — Причем, судя по всему, чувствуешь себя нормально. И мне, признаться, это непонятно.

Я задумчиво кивнул.

А мне, пожалуй, понятно. Я ведь в гостях у Лимо регулярно бываю, так что уже привык. Хотя, если честно, не припомню, чтобы во время этих визитов испытывал какие-то неприятные ощущения.

— Ну что? Ты удовлетворил свое любопытство? — после небольшой паузы поинтересовался Расхэ, так ничего и не спросив по поводу причин моего необъяснимого спокойствия.

— Отчасти. Спасибо. И хоть вопросов у меня осталось еще много, кое-что благодаря вам начало наконец проясняться.

Я хотел было спросить еще о куче самых разных вещей, которые крутились у меня в голове достаточно долгое время, но тут у меня в ушах тихонько и очень так знакомо зазвенело.

— Опа. Похоже, скоро рассвет…

— Значит, тебе пора, — спокойно кивнул тан. — Ступай. Надеюсь, ты еще вернешься.

— Вернусь, конечно, — усмехнулся в ответ я.

Куда ж я денусь? Мне ведь еще не все удалось выяснить, а за возможность получить интересующую меня информацию я не только вернусь — прописаться в промежуточном готов.

— Тогда до встречи, — хмыкнул Расхэ, кажется, быстро поняв, где у меня слабое место. После чего границы его сна стремительно размылись, фигура тана потеряла четкость. А еще через миг я открыл глаза в номере отеля и понял, что совершенно точно вернусь в этот сон.

— Это намного больше похоже на правду, чем ваш предыдущий разговор, — сказал поутру лэн Даорн, когда я пересказал свой сон. — Но стопроцентно ему доверять я все-таки не стал бы.

Я угукнул.

— Естественно. Тем более что я нужен тану намного больше, чем он мне. И мы оба это прекрасно понимаем.

— Но ты все-равно намерен туда вернуться?

— Я пока не во всем разобрался. Хочу понять, почему на самом деле род Расхэ был уничтожен. И, что намного важнее, почему от него избавились таким громким способом.

Лэн Даорн внимательно на меня посмотрел.

— Думаешь, дело было не в мятеже?

— Не знаю. Я не успел спросить об этом тана, да и вряд ли он так быстро разоткровенничается. Но даже если Расхэ крупно проштрафились перед повелителем, то, как мне кажется, смерти они не заслужили. Пожизненная каторга, конфискация имущества, высылка ближайших родственников из страны и магическая клятва — это я еще могу понять. Но вместо этого основную ветвь вырезали подчистую, тогда как второстепенные, напротив, не тронули. Да, у тана были сомнительные исследования, которые могли представлять угрозу для империи. Однако все их можно было засекретить. Закрыть. Все данные по этой теме вычистить и из бумаг, и из Сети так же, как это сделали когда-то с Лимо или с мастером Майэ. При желании даже сам род можно было расформировать, а память о нем стереть. Или сделать это только с таном, раз уж основные претензии были именно к нему. Но тэрнэ выбрал иной путь. Я бы даже сказал, намного более опасный путь расправиться с отступником. И мне было бы очень интересно узнать, почему.

— Тебе кажется, что тэрнэ поступил опрометчиво?

— Не то что бы… Он же не с похмелья отдавал такой приказ, — усмехнулся я. — И умышленно уничтожил лишь тех, кто хотя бы теоретически мог обладать Талантом Расхэ или иметь отношение к их разработкам. Причем он не разбирался, кто и в какой степени мог в них участвовать, поэтому избавился от самых верных, самых близких, включая семью, слуг и помощников тана. И все это было сделано открыто. Так что после смерти Расхэ остальные рода наверняка заволновались. Если тэрнэ так поступил с одним, то где гарантия, что этого не случится с другими? На самом деле вопрос ведь можно было решить и проще. В том числе не совсем законными методами. Скажем, если бы на поместье Расхэ напала группа неизвестных, это было бы воспринято иначе, чем когда народу официально сообщили, что уничтожение целого рода было санкционировано на самом верху.

— Но, может, в этом и был смысл? — едва заметно улыбнулся наставник. — Мы ведь многого не знаем. Может, тан Расхэ все-таки не был верен тэрнии, а его величество, помимо того, что устранил прямую угрозу, как раз хотел посмотреть на реакцию остальных? К примеру, если после гибели Расхэ еще какой-то род проявит излишнее волнение или, напротив, слишком уж явно затаится, то не исключено, что и его стоило бы проверить на лояльность.

Я скептически хмыкнул.

— Если бы дело заключалось именно в мятеже, я бы поверил. Но из того, что мне известно об Альнбаре Расхэ, складывается впечатление, что про мятеж нам сказали лишь для отвода глаз.

Лэн Дорн ненадолго задумался.

— Гадать тут можно до бесконечности. У нас нет фактов.

— Да. Поэтому я и хочу пообщаться с первоисточником. Конечно, если тан упрется и ничего не расскажет, то от любопытства я не помру. В конце концов его смерть — это его проблемы. Но все же мы родственники. И его величество об этом знает. Поэтому, чтобы не повторить ошибок Расхэ, мне нужно знать, на чем его прихватили.

Наставник едва слышно вздохнул.

— То есть дело все-таки в найниите…

— Скорее, в Таланте и в технологии, которая позволяет им управлять, — подтвердил я. — Я, кстати, когда был во дворце, столкнулся с полем неизвестного происхождения, которое влияет на целостность найниита.

— Тебя заметили? — тут же насторожился лэн Даорн.

— Нет. Но сам факт того, что об этом в записях Расхэ нет ни единого слова, согласитесь, тревожен.

— Это поле может тебе угрожать?

— Не исключено, — не стал отрицать я. — Его свойства мне пока не ясны, ни с чем подобным мне сталкиваться раньше тоже не приходилось, поэтому в теории возможно все. Но я поговорю с Расхэ, когда подвернется случай. Может, проблема тана была именно в этом. В новых технологиях. Или же Расхэ возжелали слишком многого за свои разработки, поэтому, как только появилась альтернатива, им указали на дверь. Я лишь хочу исключить самые скверные варианты лично для себя.