Я выразительно взглянул на мужчину, присматривающегося к порталу с нескрываемым интересом.

— Надеюсь, это все? Больше не будете меня проверять, чтобы снизойти до общения? Мы уже можем поговорить как взрослые люди? Или еще немного поэкспериментируем с сопряженной магией?

Тан на удивление добродушно хмыкнул.

— Можем. Гаси свой портал. Проходи, присаживайся. Что тебя интересует?

Я настороженно на него уставился, но с места, естественно, не сошел.

— Спрашивай, спрашивай, — понимающе хмыкнул Альнбар Расхэ. — Предложения вступить в род не жди, для этого еще не время, но в качестве жеста доброй воли я готов сегодня ответить на твои вопросы. У тебя ведь есть вопросы, верно?

Я еще более настороженно покосился по сторонам. На всякий случай даже прошерстил кабинет вторым зрением, однако мы здесь находились одни. Ни людей, ни призраков. И это, прямо скажем, выглядело неправильно.

— Я пока не принял в отношении тебя какого-либо решения, — соизволил пояснить свое поведение тан. — В род просто так не вступают и подобные предложения с ходу не делают. Для начала я должен понять, достоин ли ты моего внимания или же я зря трачу на тебя время.

— Почему именно вы? — наконец спросил я, все еще смутно чуя подвох, но пока не понимая его сути. — В роду же много танов. И наверняка среди них есть те, кто знает и понимает больше вас. Или же те, у кого больше власти.

— Многие из них уже ушли на перерождение, — спокойно отозвался Расхэ. — Кто-то его еще только ожидает. Но поскольку мы никогда не знаем своего срока, то, как правило, решения в роду принимает последний явившийся сюда тан. Просто потому, что у него больше всего свободного времени.

Я недоверчиво покрутил головой.

Хм. Ладно, допустим.

— А почему сегодня здесь только вы? Лэн Горус и лэн Урос, надеюсь, с прошлой нашей встречи на перерождение не ушли?

— Пока нет. Но в прошлый раз, как мне кажется, мы начали не с того. И сегодня у меня появилась возможность исправить ситуацию.

Я скептически поджал губы, но все же удержался от вопроса: а может, не надо было ситуацию доводить до такой остроты? Впрочем, у тана могли быть свои резоны. Он, как и сказал лэн Даорн, мог со мной просто играть, проверять мою реакцию… да мало ли какие у него могли быть причины?

Факт в том, что сейчас у меня появилась возможность слегка расширить свои знания о роде Расхэ. Дело оставалось за малым — выяснить, что тан потребует с меня за информацию.

— Ничего, — понимающе усмехнулся Альнбар Расхэ, когда я осторожно высказал свои сомнения. — Как я уже сказал — с моей стороны это жест доброй воли. Шаг, если хочешь, к примирению. Взамен я ничего не требую. Но буду признателен, если ты расскажешь мне свою историю.

Ах вон оно что…

Я, недолго поразмыслив, кивнул.

Любопытство тана было вполне понятным. А его просьба… не ультиматум, заметьте, не магический договор, а всего лишь вежливая просьба… априори не требовала от меня раскрывать все свои секреты. Так что рассказать о себе я мог. В данной ситуации это было бы логично и оправдано. Однако раз рамок мне никто не выставил, то в моем праве было рассказать только то, о чем я хотел рассказать, и умолчать о том, чем я категорически не хотел ни с кем делиться.

— Значит, договорились, — с удовлетворением произнес тан Расхэ. — Время у тебя ограничено, поэтому тебе и начинать. Думаю, это будет справедливо. Так о чем ты хотел меня спросить?

— Как вы, будучи мертвым, так точно определяете время? — не стал ломаться я и первым же делом задал вопрос, который так и не рискнул когда-то задать Дарусу Лимо.

— Это несложно, если знать законы сопряжения времени, — ничуть не удивился тан. — А точнее, ощущать разницу между временем в реальном мире и тем временем, которое идет во сне. В мире мертвых, как ты правильно сказал, времени, можно сказать, нет. Точнее, прошлое, настоящее и будущее свернуты в одну точку, и для мертвых душ пребывание в нем максимально близко к состоянию стазиса. Однако сны — совсем другое дело. Общий сон, в котором присутствует хоть один живой человек, подчиняется другим законам. Поэтому в таком сне время может соответствовать реальному, а также идти быстрее или медленнее него в зависимости от того, кто именно создал сон и насколько хорошо он владеет магией времени. Конкретно у нашего рода магия этого направления развита слабо, поэтому у меня нет возможности сделать сопряжение по времени с миром живых один к одному. В моем сне время замедлено, причем довольно сильно, с разницей один к двадцати. У сильных магов эта разница может быть намного меньше. А вот сильнейшие способны сводить ее практически к нулю. А при желании, напротив, увеличить во столько раз, во сколько им нужно.

Я мысленно присвистнул.

Ого.

Вот почему Лимо так спокойно относится к моим долгим отлучкам. Вопрос в том, насколько он хорош в магии этого направления. Я как-то этим раньше не интересовался. Но если считать, что в памяти людей он остался как один из самых известных сопряженных магов в истории Норлаэна, думаю, можно с уверенностью сказать, что таких проблем, как у тана Расхэ, у него нет.

— Понял, — кивнул я, благодаря за развернутый ответ. — Тогда еще вопрос: мертвые способны влиять на живых? И если да, то в какой степени.

Альнбар Расхэ едва заметно улыбнулся.

— Прямое влияние на реальный мир для нас исключено, то есть у нас нет возможности каким-то образом повлиять на события в вашем мире. А вот что касается людей… здесь уже возможны варианты. Нет, когда вы находитесь в реальном мире, то вот так взять и что-то с вами сделать мертвые неспособны. Однако сны — совсем другое дело. Вот ты сейчас находишься передо мной, и пусть твое тело для меня недоступно, но на твой дух я воздействовать все-таки могу.

— Прямо или косвенно?

— И так, и так. Скажем, если бы ты оказался чуть менее осторожен и вошел в мой сон полностью, то воздействие было бы прямым. К примеру, я уронил бы тебе на голову шкаф или же потолок обрушил, если бы захотел. Но ты находишься на границе наших с тобой снов. Поэтому прямое влияние на тебя в данный момент исключено. Однако я могу тебе помочь — скажем, дав дельный совет. Или же навредить. К примеру, если мой совет оказался бы вредным и из-за него ты бы потом грубо ошибся или погиб.

Я снова кивнул.

Принцип был более чем понятен.

— А лгать после смерти духи способны?

— Да, — чуть шире улыбнулся тан. — Это не запрещено.

Я скептически на него посмотрел.

Если так, то грош цена его откровениям.

— Но у всего есть обратная сторона, — после театральной паузы добавил Расхэ. — Для мертвых ложь, злоба, зависть, ненависть, мстительность и вообще любой негатив — это прямой путь застрять в этом месте навечно. У духов, если ты не знал, существует нечто вроде рейтинга, который зависит от нашей внутренней чистоты — чистоты помыслов, действий… как по отношению к таким же, как мы, так и по отношению к живым. В том числе к своим собственным потомкам.

Я вопросительно приподнял брови.

Надо же, как интересно. А Лимо мне этого не говорил.

— Чем выше рейтинг, тем легче и быстрее мы уходим на перерождение, — пояснил тем временем тан. — Поэтому в наших интересах вести себя тихо и по возможности помогать друг другу.

— А что вас не устраивает в этом мире? — не понял я. — Тепло, светло, мухи не кусают…

— Скука, — пожал плечами Расхэ. — Да, первое время покой, который никто не тревожит, кажется благом, особенно если при жизни у человека было много проблем. Но рано или поздно каждая душа начинает тяготиться бездействием. Сон, конечно, помогает его пережить. Когда душа беспробудно спит, ее ничто не тревожит. Но как только мы начинаем видеть сны, то быстро вспоминаем, что такое быть живыми. Потом к нам возвращается память о роде, предках, женах и детях. И вскоре нам начинает этого не хватать. Душа инстинктивно тянется обратно к людям. А со временем это желание становится настолько сильным, что даже крохотная ложь, способная отодвинуть момент перерождения даже на миг, становится невыносимой.