А вот потом я добрался до конца коридора и уткнулся еще в одни двухстворчатые… такие же вывороченные, как в шахте… двери, за которыми нашлось два убегающих в противоположные стороны коридора.

Следы крови, которые я видел раньше, уходили вправо. Туда, где коридор плавно изгибался и терялся за поворотом. Недолго думая, я тоже свернул туда, но вскоре почувствовал пока еще слабый запах разложения, а еще через мэн остановился на пороге большого темного помещения, которое когда-то было для обитателей базы чем-то вроде конференц-зала.

Правда, сейчас многочисленные стулья, которые раньше наверняка стояли ровными рядами, были растащены по углам и свалены в четыре беспорядочные кучи. Лампы, как и в лабораториях, были разбиты. От сцены, расположенной напротив входа, практически ничего не осталось. Деревянная тумба, когда-то игравшая роль места для выступлений, оказалась опрокинута, разломана и уже наполовину сгнила, а остатки электронного терминала я опознал лишь по наличию редких микроэлементов, которые Эмма тут же благополучно и поглотила.

В центре же презентационного зала возвышалась приличная куча костей, правда, на этот раз преимущественно звериных. А чуть в стороне нашлось несколько частично обгрызенных трупов, включая на редкость крупного, темно-бурого окраса йорка, ближайших родственников которого Эмма распылила на атомы меньше суток назад.

Судя по запаху, туши лежали здесь дня три, не меньше. Однако выгрызены у них были только внутренности, да и то кое-как. Ну и черепа разбиты, как у тех несчастных, которых я видел в лаборатории. Так что, похоже, я набрел на чью-то столовую, хотя вряд ли этот «кто-то» был человеком.

Следы зубов, которые я увидел на мертвых телах, определенно свидетельствовали о наличии у нападавшего очень своеобразного прикуса. Раны были рваными, не такими, как от человеческих зубов или клыков обычного хищника. Я такие видел только по телеку, когда смотрел программу про пираний. Но чтобы пираньи вдруг стали сухопутными, да еще и начали прицельно мозги своим жертвам выгрызать, это было что-то новое.

«В радиусе десяти майнов не фиксируется присутствия живых, — исправно доложила Эмма, как только я поинтересовался обстановкой. — В мертвых телах и окружающих предметах есть полезные элементы. Поглотить?»

Я молча кивнул.

Само собой.

С биомассой в шахте дело обстояло не ахти, а мне, если помните, постоянно требовались расходники. Тем более что ни костям, ни мертвому зверью, ни останкам терминала это не повредит, так что я без зазрения совести растворил все что мог, затем проверил комнату на предмет второго выхода и, убедившись, что такового нет, решительно направился в обратную сторону.

До раскуроченных дверей я добрался без приключений, а вот второй коридор преподнес неожиданный сюрприз. Не успел я завернуть за угол, как наткнулся на полноценную баррикаду, собранную из старых стульев, кусков содранной со стены обшивки, каких-то балок, покореженных дверей и даже лабораторных столов.

Причем баррикада возвышалась от пола практически до самого потолка, а единственный проход обнаружился на самом верху и оказался похож на паучий лаз, соваться в который было небезопасно.

Я, собственно, туда и не полез, а вместо этого внимательно изучил во всех доступных спектрах, после чего благоразумно использовал найниит, заодно еще чутка подпитав свое умирающее тело. Правда, поскольку свободных частиц у меня осталось мало, то времени на разбор завала ушло несколько больше, чем обычно, даже с учетом того, что я спешился и бросил на амбразуру свои найниитовые диски. Тем не менее мэнов через пятнадцать размер отверстия под потолком стал вполне приемлемым для спокойного прохода, поэтому я снова взмыл над полом, продолжая беспрестанно утюжить окружающее пространство, и двинулся дальше, внимательно отслеживая обстановку не только спереди, но и сзади, и с боков, и сверху, и даже снизу, хотя, по идее, в этом не было острой необходимости.

Да, жизнь на Найаре приучила меня к осторожности, особенно в свете событий на Черном озере и тому, что им сопутствовало. Исключительно благодаря этому мы с Эммой почти одновременно засекли движение на границе действия найниитового поля. И так же одновременно встрепенулись, обнаружив, что некто… судя по ауре, все-таки живой… стремительно промелькнул в поле нашего зрения и тут же исчез, умудрившись при этом не нашуметь и ничем иным нас не встревожив.

Одновременно с этим я впервые за все время почувствовал внешнее давление, отдаленно напоминающее то, что когда-то испытал рядом со впавшей в транс Арли.

«Внимание, — тут же ожила подруга. — Отмечается снижение эффективности работы найниитового щита. Фиксируется чрезвычайно высокая ментальная нагрузка. Воздействие носит постоянный, неуклонно прогрессирующий характер. При такой нагрузке сроки эффективной работы щита не превышают нескольких мэнов».

Я уже приготовился дать ей команду перехватить управление над телом, но неожиданно понял, что на этот раз давление идет не спереди, а напротив, походит на сильный ветер, который дует со спины. Как если бы кто-то передумал просто так на меня давить и теперь, наоборот, настойчиво подталкивал вперед, тем самым намекая, чтобы я поторопился.

«Гурто-о, — как наяву услышал я в голове знакомый шепот. — Иди-и… ко мне-э-э!»

Причем эффект на этот раз был таким, что я и правда непроизвольно качнулся навстречу.

Ни фига себе. Вот это зов! Все еще не пожиратель, конечно, но уже близко… очень близко. И это при том, что при встрече с настоящим пожирателем защиты у меня, можно сказать, не было.

«Адрэа…»

«Не мешай ему, — быстро проговорил я, чувствуя, что подруга вот-вот готова принять меры. — Пусть сам приведет нас куда нужно. Пусть уверится, что я не представляю угрозы. Так получится быстрее».

Подруга на мгновение заколебалась, однако все же послушалась и, вопреки законам логики, не усилила, а напротив, немного ослабила найниитовый щит, позволив мне в полной мере ощутить силу нашего общего врага. После этого я почувствовал себя так, словно по мне пыльным мешком ударили. Мои мысли на мгновение спутались, ориентация в пространстве потерялась. Воспоминания о прошлой жизни резко потускнели, так что я чуть не забыл, кто я такой и зачем вообще сюда приперся.

Все, что меня волновало — это мысль о том, что надо идти, бежать, прямо-таки лететь навстречу незнакомому голосу. Он стал моей целью, моим наваждением, единственным, что вообще было важно. Ничего, кроме него, больше не имело значения. А желание ему подчиниться оказалось столь велико, что ненадолго затмило собой все остальное.

Получив мощнейшую ментальную оплеуху, я ошеломленно моргнул, а потом волей-неволей ускорился, прямо-таки чувствуя, как меня буквально тянут на веревке… вернее, тащат на толстом и прочном канате… причем тянут туда, куда в иных обстоятельствах я бы ни за что в жизни не сунулся.

Сопротивляться этому желанию было невозможно. Да я, собственно, и не пытался. И лишь самым краешком сознания продолжал хранить свой разум в неприкосновенности, при этом полностью отдавая себе отчет, что я — это все еще я, то есть был способен рационально мыслить, анализировать, отслеживать ситуацию. Но при этом не мог не поражаться ментальной силе своего врага, от которого, если бы не Эмма, меня не спасла бы ни природная защита, ни амулет мастера Даэ.

И это ведь даже не гипноз… прямое воздействие на разум. Грубое, правда, без изысков и ухищрений, зато невероятно мощное, простое, надежное, как дубина. И такое же эффективное.

Четко следуя чужому зову, я стремглав промчался на дисках по пустому коридору, безошибочно свернув там, где было нужно, преодолел несколько развилок и юркнул в нашедшуюся неподалеку дыру в потолке, которая вывела меня на четвертый этаж.

«Внимание! Зафиксировано магонорическое излучение, — снова встрепенулась Эмма. — Интенсивность магонорического поля средняя. Источник не установлен».

Ого. Оказывается, здесь, под землей, где магфон был намного ниже, чем на поверхности, маготехника прекрасно работала. То есть чисто теоретически здесь и впрямь можно было и жить, и работать, и даже пользоваться магией, не боясь перегореть.