— Т-ты? — хрипло выдохнул Курт и закашлялся. Эрна подхватила его подмышки и повернула набок. — Ты? Ульриха… и Михаэля…

— Да, — просто ответила она, даже не пытаясь отпираться. — Это я. Я та, кого вы ищете.

Она отпустила Курта, и он попытался сесть. Получилось не сразу. Разум все еще отказывался поверить, что ничего на самом деле не было — ни горящей комнаты, ни пламени, пожирающего его, Курта, тело…

— Как?

Эрма Шульц подняла с пола мешочек с пеплом и потрясла им.

— Это они. Они заставляют поверить, что ты сгораешь по-настоящему. Они заставляют испытать того, кто притронулся к этому пеплу, все, что испытывали они сами, когда их жгли заживо.

— Так это… — Курт неверяще уставился на мешочек. — Это… были люди?

— Да, майстер Гессе, — он увидел в глазах женщины боль. — Это были люди. А потом их не стало.

— Кто были эти люди? За что их сожгли? — Курт постепенно приходил в себя.

— Жители одной маленькой деревеньки… Нет, майстер Гессе, они не были колдунами или еретиками… они были просто крепостными одного незадачливого барона, которому не повезло с соседом.

— Расскажи по порядку, — потребовал Курт.

— Я родилась в той деревеньке, в Винкельдорфе. Мой отец был бедным рыцарем, женившимся на горожанке, и служил барону фон Штагену.

— Соседу фон Роха?

— Да… жили мы в деревне, не в замке, отец хоть и был рыцарем, а простой работы не чуждался. Хозяйство у нас было хорошее. Мне должно было исполниться двенадцать зимой, а сестре и брату моим — восемь и три. Но до зимы они не дожили. В конце лета, как бы не ровно в этот день, на нашу деревеньку напали… не разбойники, майстер Гессе, не лихие люди… такие же рыцари, как мой отец. Уж не знаю, что там господин Георг фон Рох не мог поделить с нашим бароном, а только поплатились за это мы, всей деревней. Они устроили облаву, кого не поймали и не убили, загнали в церковь, была у нас маленькая церковь… кто пытался прорваться и сбежать, тех выловили…меня тоже поймали, отец с ними сражался, а меня послал в замок за подмогой, только я далеко не убежала… меня хватили по голове, да не убили, оглушили только… потом, когда я очнулась… Я еще видела, как они горели, майстер инквизитор… и слышала их крики… там были все — старики, женщины, мужчины, дети… Церковь полыхала как стог сена в сухое лето… пламя стояло до неба… и нельзя было подойти, нельзя было ничего, ничего, ничего сделать было нельзя!

Эрма Шульц выкрикнула это прямо в лицо Курту, и он отпрянул: ему показалось, что в ее глазах тоже полыхает пламя. Но в следующий миг она успокоилась и продолжила.

— Я не помню, сколько времени я провела на пепелище, майстер Гессе. Подмоги из замка так и не пришло, хотя они должны были видеть, что тут творилось… этот костер невозможно было не увидеть. Потом, когда все догорело, я пыталась отыскать своих… думала, вдруг все-таки кто-то уцелел… меня нашли две женщины из нашей деревни, кому повезло спастись. Только им, мне да еще одному пареньку… но он не вынес этого всего… умом двинулся… наверное, я тоже двинулась, майстер Гессе. Мне потом говорила Эльза, одна из женщин, что я хватала обгорелые трупы и переворачивала их, и звала их по имени, и просила встать… и когда я нашла свою сестренку, то гладила ее обгоревшее лицо… вернее, кости, потому что лица у нее уже не было… меня еле увели оттуда.

Курт сглотнул.

— Если я правильно понял, люди, которые устроили все это, были людьми фон Рохов?

— Верно, майстер Гессе. Это были их люди… и сами они там были, все трое. Потом, спустя годы, я узнала, что все это затеял Георг… а братья его поддержали. А ведь младшему фон Роху еще двадцати не было, совсем мальчишка! Как они могли быть такими зверьми…

— Значит, ты убила их, чтобы отомстить?

— Не совсем. Я лишь помогла отомстить тем, кто взывал о мести… Мы ушли тогда от барона фон Штагена, я, Эльза и Клара. Осели в монастыре… Эльза потом постриглась в монашки, а Клара умерла в первую же зиму. А я жила там долго… выучилась вот вышивать… когда мы уходили, я забрала с собой горсть пепла с того костра. Просто как память. Однажды они со мной заговорили… те, кто стал этим пеплом. Я слышала их голоса, их мольбы и крики… и поняла, что должна помочь им. Нельзя было оставлять этих зверей безнаказанными, майстер Гессе. Так что я всего лишь стала орудием наказания.

— Как ты это делала?

— Просто подбрасывала им щепотку пепла, и все. Им достаточно было прикоснуться к ней… как вам сегодня. Они сгорали заживо… внутри, в своем разуме. Испытали на себе все то, что когда-то заставили испытать невинных людей…

— Ты понимаешь, что тебя ждет то же самое? За то что ты сделала — а это называется малефицией — тебя ждет костер.

— Я знаю, майстер Гессе. И я готова. Мое дело сделано — все убийцы получили по заслугам.

— Все? — Курт вскочил. — Георг фон Рох?..

— Уже мертв, — улыбнулась Эрма Шульц. — Он умирал, пока мы с вами разговаривали.

— Его сын…

— Господь с вами, майстер Гессе, — серьезно сказала Эрма. — Мне бы и в голову не пришло причинить мальчику вред. Он-то не виноват в злодеяниях отца. Он тогда и не родился еще… Нет, умереть должны были трое, и они умерли.

Она встала и протянула Курту свой мешочек.

— Пожалуйста, майстер Гессе, когда я буду гореть, бросьте это в мой костер. Они встретят меня.

Автор:Мария Аль-Ради (Анориэль)

Краткое содержание: одиночество порой толкает на не слишком обдуманные поступки. "Вы привлекательны, я чертовски привлекательна... так чего же мы ждем?"

Одиночество… Отчаяние… Пустота…

Такой одинокой и потерянной Ядвига не чувствовала себя так давно, что можно было считать — никогда.

Что могут знать люди о вечной любви? Сколько длится эта их «вечность на двоих» — годы? Десятилетия? Полвека в лучшем случае?

Они с Иржи были вместе третью сотню лет. Ядвига пыталась припомнить, в каком же году они сошлись — в тысяча сто первом? Или сто пятом? Или девяносто восьмом?.. А, какая разница. Они не отмечали годовщины встречи, как часто делают люди; к чему размениваться на подобные мелочи, подсчитывая каждый год, когда в вашем распоряжении действительно вечность на двоих?

И до чего же больно, когда этой вечности приходит конец. На их след напали охотники; поначалу Ядвига не придала этому большого значения: какой вред могли причинить им люди, обычные, лишенные каких-либо особых способностей? Иржи отнесся к угрозе более серьезно и попытался от них оторваться, но настырные люди успели напасть раньше.

Их оказалось много, и вооружены они были лучше, чем можно было вообразить. Разумеется, ни один из них не мог тягаться со стригом ни в скорости, ни в силе, но они давили числом, мало считаясь с потерями. Ядвига убила двоих, Иржи — троих, но какой ценой это далось…

Он крикнул: «Уходи! Немедленно!» — и она подчинилась; она подчинялась ему всегда, потому что он никогда этим не злоупотреблял. К тому же она была ранена, ей требовалось время, чтобы восстановиться. И она ушла, уверенная, что любимый добьет оставшихся людишек и догонит ее…

Он не догнал. Ядвига прождала весь день в укрытии, а на следующую ночь вернулась на место побоища. Тел не осталось, но она почувствовала, что на этом месте был убит стриг. Ядвига ушла оттуда в ужасе, вернулась в укрытие, и уже там ее накрыло с головой болью и отчаянием. Она рыдала, кажется, впервые за сотни лет, оплакивая смерть любимого и не понимая, как и зачем жить дальше.

Впрочем, зачем — было ясно. Немного придя в себя от потрясения, Ядвига поклялась отомстить убившим Иржи людям — и принялась выслеживать их уже сама. Помня о том, как дорого обошлась первая встреча с ними, стрига вела себя осторожно, не торопясь и не нарываясь; торопиться-то ей было особенно некуда.

Понемногу боль потери притуплялась, отступая и оставляя за собой пустоту и одиночество, от которых хотелось выть, тоскливо и безнадежно, как не всякий оборотень умеет.