Путь ее мести привел Ядвигу в Либерец — небольшой, молодой городок. Стояла поздняя осень, и темнело рано, что позволяло стриге обходиться своими силами, не прибегая к помощи наемных слуг, что было весьма кстати. Ядвига не любила ощущать себя зависимой от смертных, а оставшись без поддержки Иржи, тем более не хотела рисковать.

Она сняла комнату в приличной гостинице (как ни удивительно, таковая даже отыскалась в этом городке), но сидеть в ней не стала; во-первых, ее целью по-прежнему оставались охотники — убийцы Иржи, и следовало смотреть во все глаза и слушать во все уши, чтобы узнать то, что ее интересовало, а во-вторых, одиночества ей с лихвой хватало днем и в дороге. После смерти спутника последних двух веков ее жизни Ядвига предпочитала подольше находиться в окружении людей. Хотя бы людей, пусть ей и не было до них дела: их голоса, дыхание, запахи заполняли мир вокруг и помогали хоть немного забыть о пустоте внутри.

В обеденном зале было не слишком людно, однако и не пусто. Ядвига села у окна, спросив вина, и оглядела собравшуюся публику. Тех, кого она выслеживала, здесь, разумеется, не было; на подобное стечение обстоятельств стрига и не рассчитывала. Этим вечером она хотела немного расслабиться и отдохнуть с дороги, а ближе к полуночи выйти в город в надежде что-нибудь разведать.

За столиком на противоположном конце зала устроилась влюбленная парочка; молодые люди полагали, что забились в самый темный и неприметный угол, где никто их не увидит, и были полностью поглощены друг другом. Нечеловеческим глазам Ядвиги полумрак был не помеха, как и слуху — расстояние. Приглушенное воркование, перемежаемое жаркими поцелуями, нежданно разбередило едва затянувшуюся рану на сердце. Стрига вдруг остро ощутила, что уже месяц пребывает наедине с собой. На фоне этих смертных она почувствовала себя еще более одинокой, потерянной, никому не нужной…

Ядвига отвела глаза от чужого недолговечного счастья и еще раз оглядела зал. Ее внимание на миг задержалось на красивом юноше, восседавшем в одиночестве за столом у двери; кажется, именно его взгляд она поймала на себе пару раз за сегодня. Он был совсем молод — лет двадцати с небольшим, наверное, — хорош собой, одет со вкусом; на Ядвигу посматривал с тщательно скрываемым, но явным интересом. «Почему бы и нет…» — подумала стрига, поняв вдруг, что скоро начнет сходить с ума от одиночества, что ей нужен кто-то, кто развеет его хотя бы ненадолго.

Их глаза встретились. Ядвига не опустила взгляд, принявшись задумчиво накручивать на палец «случайно» выбившуюся прядь светлых волос. Объект ее интереса чуть приподнял бровь; она едва заметно улыбнулась и склонила голову в намеке на кивок. Намек был понят: молодой человек поднялся со своего места и будто невзначай пересел за ее стол.

— Добрый вечер, сударыня, — очаровательно улыбнулся он. — Меня зовут Александер… Быть может, мое общество покажется вам не слишком унылым, чтобы скоротать этот вечер.

— Ядвига, — коротко представилась стрига с ответной улыбкой. — Скоротать вечер в приятной компании — именно то, что нужно.

В глаза Александеру она посмотрела прямо и откровенно; нужды воздействовать на его разум почти не было — судя по всему, молодой повеса и так уже был ею очарован. Что ж, не он первый. Среди человеческих мужчин мало кто мог устоять перед обаянием Ядвиги еще до обращения, а уж после… Стрига часто ловила на себе восхищенные, заинтересованные и откровенно вожделеющие взгляды. Ей это нравилось. Нравилось играть с ними, то изображая неприступность, то бросая ответные взгляды, «пряча» их от Иржи, то «позволяя» себя обольстить… Порою они с Иржи развлекались со смертными (ведь оба понимали, что это не всерьез), иногда порознь, чаще — вместе… Это бывало забавно. Тем, кто им понравился, они даже сохраняли жизнь, заставляя забыть то, чего им не следовало помнить.

Александер старался держаться непринужденно и поддерживать светскую беседу; судя по манерам, он был дворянином, не особенно знатным — сынок какого-нибудь местного барончика, — но обеспеченным и отменно воспитанным. Приятное обхождение Ядвига ценила; правда, вести долгие разговоры сейчас была не в настроении, а посему человек сам едва заметил, как они уже направились к лестнице, ведущей в ее комнату.

В своем выборе Ядвига не разочаровалась — Александер оказался действительно хорош. Ей даже удалось на краткие часы почти забыть о своей утрате, просто отдавшись сиюминутным удовольствиям. А каким взглядом он смотрел на нее в недолгие минуты отдохновения…

«Никогда не встречал таких, как ты», — сказал он, чуть задыхаясь, прижимая ее руку к горячей груди, к оглушительно стучащему сердцу. В ответ стрига лишь тихо усмехнулась и впилась в его шею — как он думал, страстным поцелуем, но это было куда больше любого поцелуя. Единение, не меньшее, чем на пике соития, — вот что это было.

Следовало признать, что таких, как Александер, она за свою долгую жизнь тоже встречала мало. Было в нем нечто особенное, что редко попадалось среди людей. Внутренняя сила и вместе с тем искренность, не делавшая его жалким или смешным.

— Когда ты уезжаешь? — спросил он, когда ночная мгла за окном начала медленно редеть.

— Через четыре дня, — ответила она. Этот срок стрига определила себе сама; если ее расчеты и собранные в дороге сведения были верны, именно через столько времени те, кого она выслеживала, должны были оказаться в Либерце. Куда направиться после этого, Ядвига еще не решила.

— Сейчас меня ждут, — с заметным усилием проговорил Александер, бросив смущенный и будто виноватый взгляд на собственную руку с кольцом на безымянном пальце, — но вечером я вернусь. Если ты будешь ждать меня, — добавил он, заглянув ей в глаза.

— Буду, — пообещала она.

***

Когда сгустились ранние ноябрьские сумерки, Ядвига вышла из гостиницы, чтобы наконец осмотреться. Бродя по улицам Либерца и прислушиваясь к голосам людей, стрига вдруг поймала себя на том, что всякий раз с замиранием сердца считает удары часового колокола. Шесть часов… Семь…

К восьми она вернулась в гостиницу, с некоторым удивлением признав, что действительно ждет назначенного свидания с Александером. Этот человек чем-то сумел ее зацепить, заставить вспоминать о себе, предвкушать новую встречу.

Они поужинали вместе; Ядвига давным-давно утратила вкус к человеческой пище и не нуждалась в ней, но немного поела для вида, чтобы не вызывать ненужных вопросов. Ее гость поначалу был задумчив и немногословен, но это вскоре прошло. Казалось, каждый взгляд глаза в глаза заставлял его все сильнее забывать то, что осталось за дверями этой гостиницы, полностью отдаваясь страсти, хотя Ядвига не касалась его разума даже самым слабым воздействием; молодой красавец уже всецело покорился ее чарам и в присутствии стриги буквально терял голову.

Эта ночь была еще жарче и безумней предыдущей. Они почти не разговаривали, набросившись друг на друга, едва лишь дверь комнаты оказалась заперта. Выбившись из сил, они лежали молча, пока не приходили в себя достаточно, чтобы продолжить. И Ядвига не могла отказать себе в удовольствии время от времени впиться в его вены — не всерьез, на один глоток, чтобы не ослабить любовника, но ощутить на губах вкус его крови, пряной и пьянящей от переполняющей все его существо страсти. Стрига была нежна, и человек вздрагивал со сладострастным стоном всякий раз, когда она отпивала, не осознавая, что происходит с ним на самом деле…

Ядвига даже немного удивилась, когда перед самым рассветом Александер оторвался от нее и с видимым сожалением принялся одеваться. «До вечера», — шепнул он, поцеловав ее на прощанье, и вышел — почти выбежал — за дверь.

***

Весь день Ядвига проспала, а вечером вновь вышла на улицы. Ее целью было по возможности проверить собранные ранее сведения о тех, кого она искала и кто должен был вот-вот объявиться в городе, но мысли стриги упорно перескакивали с убийц Иржи на Александера. Нет, она не предала память любимого, и боль потери по-прежнему ощущалась, но этот человек мог бы стать чем-то большим, нежели мимолетное развлечение на несколько ночей. Что-то в нем было, какая-то внутренняя сила, скрывающаяся за внешней легкостью, нечто, отличающее его от большинства смертных…