Тётка Марфа, услышав от рыдающего испуганного пацана, что родители погибли в какой-то аварии, решила, что Господь наконец-то ниспослал им с мужем чадо, и с бешенным усердием начала изливать заботу на вновь-приобретённого сыночка.
Через пару месяцев Сашка уже почти забыл прежнюю жизнь. Настолько всё вокруг отличалось от того, как он жил раньше. Ни тёплого туалета, ни горячей воды из крана, ни телевизора и планшета. Слёзы давно высохли, и Сашка с головой окунулся в новый для себя мир.
Когда на базаре у скомороха Сашка увидел балалайку, ему вдруг резко вспомнились родители, и он опять заревел. Обернувшаяся на рёв Марфа, как разъярённая гусыня, начала крутить глазами, выискивая в толпе тех, кто посмел обидеть её чадушко. Но так и не найдя, на кого обратить гнев, начала гладить Сашку по голове и причитать. Такое уже раньше бывало. По ночам он ещё иногда кричал и просыпался в слезах, видя, как мёртвый отец прижимает к себе мёртвую мать и улыбается ему. Но детская психика быстро адаптировалась к новым реалиям и такие сны скоро перестали его беспокоить.
А балалайку он вдруг страстно захотел взять в руки и сыграть то, что когда-то репетировал для концерта, стараясь угодить строгому отцу и порадовать маму.
Пьяный скоморох сперва не хотел делиться инструментом, но Марфу было не остановить. Сашенька захотел поиграть – ты чё, пёс, перечить ему вздумал? А ну быстро отдал струмент сыночку!
Струны были непривычными, из каких-то жил, но звук балалайка выдавала очень похожий на тот, который помнил Сашка. И он заиграл.
Перед глазами у него сидела улыбающаяся мама и стоящий рядом отец с гордостью одобрительно кивал головой. Он никогда раньше не играл так самозабвенно и душевно, выводя на старом и уже потрескавшимся от частого использования инструменте то, что заставило замереть вокруг всех. А потом запел.
- Выйду ночью в поле с конём, - негромко начал выводить парень. - Ночкой тёмной тихо пойдём… - Слёзы опять потекли по его щекам, но чистый детский голос пел всё сильнее, как будто Сашка так пытался докричаться до небес, откуда родители с улыбкой смотрели на него. И балалайка пела вместе с ним.
У стоящей рядом Марфы от удивления отвисла челюсть, а через минуту из глаз тоже полились градом слёзы. Почти за два месяца мальчик не сказал и десятка слов. Марфа уже и переживать стала, что с головой у чада не хорошо всё. А тут…
Скоморох, с трудом расставшийся с балалайкой, упал на задницу и разинув рот застыл в немом изумлении. И народ вокруг начал замирать и оглядываться в поисках источника такого необычного звука.
Когда Сашка закончил петь, тишина вокруг стояла гробовая. Только всхлипывания девок, размазывающих слёзы по щекам рукавами, да громко жующая овёс старая кляча, запряжённая в телегу скоморохов, нарушали вдруг внезапно накрывшее народ безмолвие.
Марфа потянулась к балалайке и, вынув инструмент из обессиленных рук маленького певца, потянула Сашку к себе. Прижимая его к груди, баба продолжала реветь и бормотать что-то непонятное. Сашка, сам пребывающий в каком-то катарсисе, еле разобрал что-то типа «господь ангела нам ниспослал». И эти горячие слёзы как будто смыли с души Саши всю боль и горечь утраты родителей и прежней жизни. И он наконец-то окончательно принял эту странную новую для него реальность.
- Мама? – произнёс мальчик, и счастливая Марфа снова зарыдала навзрыд.
А потом народ очнулся. И начал громко орать с выражениями крайнего восторга на лицах, по которым всё ещё у многих продолжали течь слёзы. Вот ведь непонятная русская душа – и грустно, и слёзы, и радость, и восторг, одновременно!
А летом 1688 года от Рождества Христова молодой красивый завсегдатай самых шумных московских застолий, которого не чурались приглашать к себе на праздники именитые бояре и даже князья, за его чудесный голос и необычный репертуар, Александр Данилыч Меншиков, наконец-то познакомился с приехавшим на праздник в немецкую слободу царём Петром.
…
Князь Голицын ехал к кремлю и размышлял о такой странной точности предсказаний папского легата. Вдруг вспомнилось, что тот ещё упоминал ему и про ответ Крымского хана, и даже про потерю орудий. Как? Как этот римлянин мог знать что ответит хан? Не иначе сам ему диктовал?! Вражина!
Пришпорив коня, князь понёсся к воротам кремля с бешено бьющимся сердцем. Он уже решил для себя, кто был виноват в поражении его войска. Найти и покарать! И Софье сказать! Главное Софье!
И уже в кремле князь узнал, что Папского легата нашли месяц назад утонувшем в пруду. Орден жестоко карал даже своих за слишком длинный язык.
Попытки достучаться до Софьи со своими подозрениями в отношении Ордена не увенчались успехом. Царевна кивала, поддакивала, но Голицын по её потухшему взгляду понимал, что просто ищет себе оправдания в её глазах за неудачу в походе. А Софья с грустью думала, что князь на почве поражения в битвах просто слегка тронулся умом.
…
- Во, кажись боярин очнулся! – четвёртый приподнялся на ногах и показал рукой куда-то влево.
И Васька обнаружил, что возле костра есть ещё кто-то, лежащий до той поры совершенно беззвучно, укрытый какой-то тканью.
- Яков Андреич, кулешу не желаете ли отведать? Знатный кулешь получился. – первый стал накладывать в свою пустую миску своей десятикратно облизанной ложкой из стоящего рядом с ним котелка ароматно пухнущее варево.
Человек, которого, как выяснилось, звали боярин Яков Андреич, приподнялся на локтях и оглядев мутным взглядом ватажку хриплым голосом поинтересовался:
- Откуда богатство такое?
Боярину на вид было лет 50. Хотя в этом времени с определением возраста по внешности у Василия как-то не заладилось. Вон всё пытался по виду Пелагеи возраст определить. И не определил.
- Так это, туточа недалече два татарчонка с телегой застряли. Колесо у них в распадке поломалось. Ну мы их и того … в ножи. А в телеге скарб, да мешок пшена, да солонинка. Вот рябой кулешик-то и сварганил. Отведай батюшка, чем Бог послал, не побрезгуй. – четвёртый забрал у рябого наполненную миску и протянул её боярину. Ложку рябой выдернул себе обратно и снова стал методично её облизывать. Потом сунул её себе в сапог.
О! Сапог!
Васька поставил себе в голове галочку: обязательно раздобыть себе сапоги. Лапти стали жутко натирать ему пятки.
К удивлению Василия, боярин даже не поморщился от такой антисанитарии и, вытащив откуда-то собственную ложку, принялся увлечённо перемалывать еду крепкими челюстями. Васька бы щас тоже не отказался. И Бог с ними с микробами этими. Голод не тётка!
Очень аккуратно, стараясь не издать ни звука, задом Васька начал отползать от места позднего ужина, как он понял, отставших от русского воинства мужиков. И какого-то боярина.
Вернувшись к уже порядочно замёрзшей от лежания на голой земле Пелагее, он шёпотом рассказал ей про увиденное, упустив, естественно, разговор про голых попаданцев.
А Пелагея, услышав имя боярина, вдруг сильно возбудилась и вскочила на ноги.
- Пошли к ним, Татищев это. – не сильно скрываясь она рванула к костру напрямик.
- Стой, дура, пошуми для начала, прибьют ведь с перепугу! – Васька побежал ей вслед, стараясь на этот раз делать побольше шума. Авось не стрельнут.
Мужики у костра услышав приближение неизвестных людей вскочили и направили в их сторону пистоли.
- А ну, стой, кто там? – это похоже рябой, по голосу определил Васька.
- Свои, братцы, не стреляйте, - крикнул парень.
- Яков Андреич, это я, Пелагея, - вбежала в свет костра дурная девка и бросилась к лежащему боярину.
Мужики пытались преградить ей дорогу, но боярин прикрикнул на них и раскинул руки приобняв практически упавшую с ним рядом девку. Пелагея рыдала. Боярин гладил её по голове и что-то успокаивающе шептал ей на ухо. Видимо этому боярину нет никакого дела не только до микробов, но и до запахов тоже. Васька даже поморщился слегка.
Мужики, поняв, что происходит что-то необычное, медленно опустили пистоли и стояли молча, уставившись на девку. Про Ваську забыли. Он даже не знал обижаться ли на то, что четверо мужиков его игнорируют.