Любопытным по делу службы был не только император. Его дочь, любимая и очень обожаемая жена подошла к князю и вдруг положила на плечи. Николай предостерегающе кашлянул, а Константин Николаевич понимал ее так — пока не расскажешь, не уйдешь. Ха, не очень-то он и собирался секретничать.

То, что сиятельные важные сановники по уголовному делу не очень-то преуспели, его не удивило. Так было и в XXI веке. Начальства может быть много, но работать все одно будут рядовые следователи.

— Будем вести следствие сразу по двум направлением, — разъяснил вновь назначенный следователь светлейший князь Долгорукий, — во-первых, проведем тщательные облавы по районам столицы. Облавы осуществим полицейскими силами при поддержке жандармов. Подозрительные лица из Санкт-Петербурга вышлем с запретом в дальнейшем приезжать в столицу. Явно виновных по любым делам арестовывать, отдавать под следствие, — вспомнил советскую практику, уточнил: — если обнаружим вину — в тюрьму, не обнаружим — в ссылку в Сибирь.

— О-о! — удивилась Мария Николаевна, — за что же такое? Это же настоящее тиранство!

Теперь уже удивился попаданец, правда, молча. Почти половина россиян оказалась крепостными за самодурами помещиками, и она еще думает за что и как?

Посмотрел на Машу. Та была так искренне удивлена, что князь не решился возразить. Перевел взгляд на мужчин. Крупные чиновники, они были настроены более цинично-трезво.

— Вполне, — оценил Бенкендорф, — хотя и жестко, но не очень. Зато город успокоим.

— Только столбовых дворян и чиновников с 10 класса, по возможности, надо будет ограждать, — добавил Николай.

Князь только пожал плечами, сказал в знак согласия:

— Так точно, ваше императорское величество. Да, ваше сиятельство!

И продолжил, ответив Маше показом языка:

— Во-вторых, спешными темпами вести само следствие. Обрубать все эти воровские связи. И со стороны грабителей и со стороны сообщников из обслуги дворца.

Николай раздраженно повел плечами. Последние слова ему не очень понравились, но, помня о недавнем случае о вороватом слуге, он не стал возражать. Дело, кстати, до сих пор не закрыли.

Впрочем, Константин Николаевич и не собирался замалчивать разговоры об обслуге. Не потому, что хотел показать себя таким умным, а исключительно из чувства дела. Ведь проблема есть. Значит, надо ее решать, а не замалчивать.

Тем более, монарх, проводив вновь вышедшую дочь, уже негромко предположил:

— Сдается мне, что в этом грабеже участвовала и сама Мария.

А. Х. Бенкендорф и сам князь Долгорукий неприятно удивились. Как же так, великая княгиня и старшая дочь правящего Самодержца и вдруг… И ведь подозревает ее сам августейший отец!

Видя, как были поражены приближенные, император пояснил:

— Девчонка еще, не понимает, что делает, все пытается остановить около себя суженого, — он кивнул на князя, — и даже может совершить уголовное деяние, не понимая этого.

«Не-не-не, только не это! — мрачно подумал попаданец, — сразу видно, что ты, величество, не профессионал. Самое малое количество фактов плюс домыслы. И вот уже дочь преступница. Да еще меня за уши притянул. Да, а вот с Машей надо обязательно поговорить».

— Ваше императорское величество, — попросил он Николая I, не комментируя его вариант преступления, — могу ли я поинтересоваться подбором обслуги?

— Можешь, — согласился монарх, — даже более того, я обяжу моих чиновников помогать тебе. Никогда не во вред найти какие-нибудь ошибки.

Николай не зря упомянул о предыдущих ошибках. Порывшись в бумагах дворцовых служб, князь поначалу решил, что контроль над дворцовой обслугой вообще не ведется. Агхм! Потом нехотя признался, что все же контроль какой-то есть, но весьма странный. Какой-то уродливый. Полицейский надзор не велся совсем. Как будто трудолюбивым слуга должен быть, а вороватым не обязательно. Не удивительно поэтому, что старательные и преданные слуги могут быть вороватыми.

Комендант Зимнего дворца генерал-майор Заманный поначалу был замкнутым и молчаливым. Но князь, вполне понимая ее мрачный вид, буквально прямо объяснил, что ему надо и какую тот может играть роль.

Уяснив, что он его не собираются никак трогать и вообще комендант в этом деле лицо сугубо второстепенное, гвардеец просветлел и уже оказался более разговорчивым и даже милым.

По итогам этих разговоров князь Долгорукий настоятельно предлагал государю-императору ввести новую должность заместителя коменданта по полиции. На что император соизволил написать на всеподданнейшем докладе: «Быть по сему!»

От официоза в стороне осталось: Николай Павлович действительно заинтересовался и должность принял, но неожиданно поставил на нее Константина Николаевича, вполне резонно посчитав, что инициатива наказуема, а князь будет весьма эффектно работать.

Пришлось выскользнуть из положения скользким угрем. Так, чтобы и лишнюю и, надо сказать, для князя не нужную должность не получать и государя не обозлить.

Помог его начальник по жандармам граф Бенкендорф, который предложил ротмистра Новосильцева — очень деятельного молодого человека тридцати с небольшим лет от рода.

Император, самолично ознакомившись с новым сотрудником, им был удовлетворен и отстал от попаданца. Фу!

Напоследок пришлось прошерстить уже принятых в Зимних дворцов работников. Вот тут пришлось поработать. Константин Николаевич прекрасно понимал, что среди них есть крыса и ее надо обязательно найти. Но кто это?

Граф Бенкендорф сунувший по должности нос и в эту проблему, указал ротмистру Новосильцеву очень даже занимательного кандидата в злодеи — истопник Захаров — нелюдимый и довольно злобный на вид мужчина за пятьдесят лет, с большой черной бородой, придававший ему вид свирепого пирата в отставке. При виде его так и казалось бездоказательно, что он всю жизнь грабил и убивал в Карибском море, а под старость пошел работать истопником в императорском дворце. Эмоции оказались вредными не только для маленьких детей и для капризных женщин, но и для взрослых серьезных жандармов. Поверили-таки дяденьки без особых доказательств!

А если серьезно, то князь тщательно — но не более дня — изучал Захарова, вник в суть его работы и вывел за рамки подозреваемых. В отличие, кстати, Новосильцева, который, согласно указаниям шефа жандармов, продолжал «копать под истопника». Константин Николаевич попытался было вразумить ротмистра. Ведь сразу видно, не туда копает.

Ага, возьмешь его голыми руками!

Главное и железное доказательство — так считает его сиятельство. И хоть железом по лбу чеши! Ни чем не убедишь, как будто шеф жандармов Господь Бог и каждое его слово истина в последней инстанции.

Что делать, иди своим путем, а он пойдет своим. Пока ротмистр Новосильцев по указаниям начальства искал некие «воровские доказательства» «злодея» Захарова, князь Долгорукий выискивал факты совсем под другим углом. Не из внешних признаков обвиняемого, а из аналитических убеждений, что слуга, как минимум, помогал ворам, а то и сам грабил. И личико имел, между прочим, очень даже симпатическое. Ха!

Вот тогда он и увидел среди слуг именно великой княгини юную и, надо сказать, весьма пригожую Анюту Ковалеву. Вначале она ему была даже приятна. Такая была беззащитно-красивая и привлекательная, что очень хотелось приголубить и обогреть. А если к тому же узнать, что она — незаконнорожденная дочь сына екатерининского вельможи. Богатого, но не давшего ничего, то картина будет полная. Чувство же было одно — помочь и подать, хоть чего-нибудь.

Однако когда первая волна блаженных эмоций схлынула, и Константин Николаевич мог сознательно подумать, ему показалось, что она может оказаться первым кандидатом в пособники грабителем. Ближняя прислуга дочери монарха, от которой у Маши практически нет никаких секретов и закрытых дверей. Ведь почти дворянка, причем дед ее очень именитый и известный.

Конечно, это еще ни о чем не говорит, но все-таки, присмотреть за ней необходимо одной из самых первых. И окончательно решить — брать за цугундер или вообще оставить в покое.