— На юг? — удивлённо переспросил Касьян, вспомнив карту Юоремайи.

Ириней рисовал карты. На пергаменте, на песке, даже на снегу иной раз. Нет ничего к югу от Юоремайи. Выжженная пустыня там. Далеко за пустыней есть населённые земли, те самые, откуда плоды вэджу привозят, но до них можно добраться только морем.

— Так говорят те, кто оттуда приезжает, — развёл руками торговец. — Много пеших и конных вооружённых воинов собирается близ Алматиля. Я уверен, что этот поход не благословит жрица Затмения. А нет хуже несогласия между жрицей Затмения и государем.

Говорю же, мы ищем несчастья. Мы его просто жаждем. Даже мудрые люди не могут избежать этого соблазна.

Он замолчал, мерно покачивая головой из стороны в сторону.

— А кто напал на рыбаков, как ты думаешь? — повторил Касьян свой первый вопрос.

Его собеседника понесло в туманные дебри.

— Это плод с того же дерева. С того же смертоносного дерева. Когда жажда несчастья в людях множится, всегда приходит кто-то хитрый. Кто не ищет беды сам, но находит выгоду в разрушении. И он поэтому хочет больше разрушений. Кто-то исподтишка сеет хаос. Во многих местах. Думаю, так.

Он перевёл дыхание и ещё долго говорил, рассказывая лькехи, тут же поминая шалости юормийских божеств, вкус вэджу, обитателей синих глубин Актармо, и множество другого, странного и будоражащего воображение. Касьян не был уверен, что понял все витиеватые речи старого юорма, но суть его рассуждений казалась ясна — на рыбаков напали, чтобы вызвать волнения в Талаяме.

Хлеб. Мягкий, с хрустящей корочкой, вкусный до безумия. Особенно с голоду. Касьян шёл, раздумывая, грыз хлеб и не замечал вокруг ничего.

Догадка подлетела к нему, звеня, и так и звенела в уме, как комар в ночи. Он поворачивал её так и эдак, искал в ней изъяны. И не находил.

Но она должна быть ошибкой.

Так он добрался до крепости.

Перед его закутком кто-то окликнул:

— Касьян!

Он вздрогнул, почти столкнувшись с царевичем.

— Ты не у себя? — удивлённо спросил Касьян.

Тамиан усмехнулся.

— Я в царских покоях спать не буду. Больно наместник на меня зол, после того как пришлось рыбакам денег дать. Вот только мантию с венцом Крому отнёс, он счастлив. А переночую здесь.

— Правильно, — рассеянно сказал Касьян и уставился в стену. Чушь, не чушь? Сказать, не сказать?

— Касьян? Ты о чём думаешь?

А, ладно.

Касяьн толкнул дверь.

— Зайдём лучше сюда.

Царевич вошёл, присел на лежанку, обхватил руками колено.

— Что случилось?

— Пока ничего. — Касьян остался стоять, только к стене прислонился. — Думаю, Эоларем собирает сейчас войска не для удара по Талаяму. Он собирает их для удара по Мерцабо.

Тамиан присвистнул.

— Почему ты так считаешь?

Касьян скрестил на груди руки.

— Потому что это сухопутные войска, — заявил он, словно это всё объясняло.

— И… и что? Не понимаю.

— А куда они пойдут? В Триладу через Мёртвую Пустошь? На Талаям нападать — это корабли нужны. Много.

— Может, они вообще не с Триладой воевать собрались?

— А с кем? Юоремайя ни с чем не граничит. Южные земли не заселены, там пустыня. На востоке — море, на западе — малочисленные поселения у оазисов. На севере — Актармийские скалы и Мёртвая Пустошь. Им некуда посылать пешие войска.

— Значит, это их внутренние дела.

— Внутренние, конечно. — Начав говорить, Касьян почувствовал уверенность. — В Юоремайе — двоевластие, исторически. Кто-то хочет от него избавиться. Для начала.

— А потом?

— А вот потом этот кулак ударит по Талаяму. Тот, кто это задумал, сейчас заранее пытается внести смуту, неразбериху, чтобы в дальнейшем проще было скинуть Игру со счетов. Отсюда эти убийства рыбаков и поджоги причалов.

Тамиан опустил голову, задумавшись. Потом вскинул глаза.

— Ты говорил об этом Рокоту?

— Нет ещё. Сам только что додумался.

— Так ты скажи.

Касьян разыскал Рокота и рассказал ему о торговце и о своих предположениях, благоразумно умолчав про лькехи и Белого оленя. Рокот крякнул и погрузился в размышления.

Принятие решения

Ночь, ночь, полная стрекотом цикад, полная шумом моря. Не кончалась бы она никогда.

В ночи нет людей. И не надо.

Забиться в уютную тьму, слушать шорохи и поскрипывания старой крепости. Как хорошо.

Но время — адова колесница, мчит вперёд, давит мгновения, которые хрустят и крошатся под ободами.

Скоро придётся выходить из своего угла на свет, на общее обозрение. И сказать то, что от него ждут. Но чего от него ждут?

Не знаю я! Проклятье, за что мне это всё?

Узреть бы Белого оленя в ночи. Это скинуло бы сразу всю ответственность.

Скинуть ответственность?

Кому я нужен?

Триладе.

За что мне это всё?

Отчаянием делу не поможешь. Тихо, тихо.

Сегодня же получилось. Получилось поговорить с этими людьми. Только он сам и знает, чего ему это стоило. Но получилось. Так и придётся — зажмуриться и что-то делать.

Думай, думай.

В Талаяме есть воинские отряды. В Талаяме достаточно кораблей.

Достаточно для чего?

Для дерзкой высадки в Алматиле? С учётом того, что к Алматилю стянуты юормийские войска?

В обычное время сил, сосредоточенных в Талаяме, хватило бы для захвата дворца в Алматиле. Конечно, не учитывая последствия, если письмо на игровой карте — ложь или ошибка. Можно было бы потом извиниться, конечно. Мол, случайно так получилось.

Он кратко беззвучно засмеялся, представив это. Потом горло перехватило судорогой.

Но сейчас — нет. Даже нет смысла рассматривать такую возможность. Их сомнут сразу после высадки.

То, что сказал Касьян… Неожиданный вывод. Может ли это быть правдой? Это всё меняет. Должно поменять.

Но как бы это проверить? Кто может это сделать? И если это правда, то как это использовать?

Круговорот мыслей повторялся и повторялся, Тамиан не знал, как вырваться из него, и лежал с открытыми глазами, пока ответ вдруг не пришёл к нему в кристальной ясности.

Он удивился этому ответу. Сейчас, в ночи, он был совершенно чёток и прост.

Каким он покажется утром? Таким же правильным, как сейчас, или утратит стройность и разрушится, как порождение лихорадочного сна?

Завтра выяснится, была ли та мысль надёжным плотом или соломинкой, за которую цепляется утопающий.

Ночь, не уходи.

Он уже начал дремать, когда в окно, прорезав чёрную ткань мрака, ворвался пронзительный ликующий крик. Через несколько мгновений отозвался другой такой же торжествующий клич хозяина неба. То напоминали о себе приручённые акеримы, которых держали в крепости для почтовой службы.

С утра Касьян выглянул в окно на внутренний двор крепости и увидел Стасию и Тамиана у крепостного колодца.

Он оперся обеими руками на подоконник. Окно маленькое. Можно смотреть, не опасаясь, что они его заметят. Или что кто-то заметит, что он на них смотрит.

Не на них. На неё, поправил Касьян в порыве откровенности перед собой.

“Ну что с того, что мне нравится на неё смотреть… — подумал он устало. — Я всю дорогу старался этого не делать”.

Он вглядывался и вглядывался, не отрываясь, пил глазами каждое её движение, словно жаждущий в пустыне, добравшийся до источника. Стасия махала руками, то кивала, то прижимала ладонь к губам, словно скрывая смешок. Голосов он не слышал.

Нет, не похоже, что они спорили, просто оживлённо обсуждали что-то.

Ладно. Как будут дальше развиваться события, пока неясно, но в любом случае отряд в ближайшее время двинет в Юоремайю. Стасия останется здесь. Теперь уж точно в последний раз он её видит.

И это к лучшему.

Стасия перекинула на грудь косу.

Перед внутренним взором Касьяна матово замерцал квадрат-оберег.

Он решительно оттолкнулся от окна и сел под ним на пол, прислонившись спиной к холодному камню.