Ну что ж, он придумает.

Ему вдруг почудилось, судьба сейчас пошлёт знак, что ему будет сопутствовать удача.

Он огляделся в темноте в поисках знака.

Каська всё ещё стоял рядом с яблоней, и над ним раскинулся небесный свод. Он знал и любил созвездия[3]. Всё это были существа из легенд, которые рассказывала порой бабушка Мара.

Величественная звёздная птица, раскинув широкие крыла, поднималась к зениту. Недалеко от неё расположились небесные гусли, украшенные сверкающим алмазом. Если в очень тихую и спокойную ночь прислушаться, можно услышать, как они тоненько звенят.

И почти уже услышал Каська, как звенят гусли, как вдруг раздался тихий шорох в траве. Каська всполохнулся, решив, что пожаловал, наконец, заяц, но то оказался вовсе не заяц, а ёж, круглый и колючий.

Разглядеть его во тьме толком было нельзя. Каська присел на корточки, потрогал пальцами иголочки, ёж сердито фыркнул, уколов мальчика, и неторопливо удалился в сторону плетня.

И снова взглянул Каська на небо, и упал его взор на прекрасную царевну, изящно обрисованную зигзагом из ярких звёзд. Стройная, величественная, в украшенном жемчугами наряде, царевна тоже испытующе смотрела на него, словно чего-то ждала.

Чего-то? Или кого-то? Как раз его и ждала.

Сердце Каськи радостно затрепетало. Он протянул руки к небу, помахал царевне и заплясал на месте так, что чуть не потоптал те самые овощи, которые приставлен был охранять от зайца. Это точно знак.

Словно вспугнутое его движениями, с ветки сорвалось раннее яблоко, с тихим стуком упало в траву рядом с ним. Каська наклонился, нашёл его, надкусил и закинул в сторону. Совсем ещё незрелое, маленькое, кислое.

Сами звёзды, говорят, круглые, как яблоки. Интересно, а что со звёздами бывает, когда они за край земного диска заходят? И что вообще там, за краем диска?

До самого утра хватило ему этих мыслей, пока не разлились на востоке яркие и нежные краски восхода. Спать совсем не хотелось, он был слишком увлечён своими мечтами.

А заяц в ту ночь так и не появился.

Когда уже совсем рассвело, вышла мачеха, окинула взглядом огород, с недовольным видом посмотрела на Каську.

— Поймал зайца?

— Не было зайца.

— Ты, небось, проглядел.

Мачеха спустилась с крыльца, осмотрела грядки. Следов работы зайца действительно не было. Но она тут же нашла другой повод для недовольства.

— Смотри, ты ж вон лук затоптал, разгильдяй! — заявила она, указывая на пару погнутых зелёных стрелок.

И дала Каське подзатыльник.

— Иди коров пасти.

Каська молча убрался в избу, глотнул воды, взял кусок хлеба. Потом вышел на скотный двор, заглянул в сарай, где радостно приветствовала его Тучка. Он подоил её, украдкой, оглядываясь, чтобы никто не заметил, зачерпнул ковшиком молока, выпил. Поставил большую крынку с молоком на стол в избе и погнал Тучку к общему коровнику, где стадо обычно собиралось перед выпасом и отдыхало между утренней и вечерней пастьбой в летние месяцы.

День обещал быть жарким. Солнце, ещё недавно бывшее круглым красным диском, уже начинало плавиться по краям.

Каська почти пробежал по поросшей травой улице, перепрыгнул звенящий ручей, вместо того, чтобы переходить по бревенчатому мостику, сорвал несколько ягод дикой малины. Тучка бодро шагала рядом, отмахивалась от редких слепней хвостом. Через ручей, правда, прыгать не стала, перешла по мостику.

Начинались обычные дневные заботы.

Утренняя пастьба прошла без происшествий. Он следил за коровами, сводил их на водопой, пару раз изловил проказницу Тучку, пытавшуюся сбежать. Днём на пару часов загнал коров на отдых, немного перекусил и собирался тоже передохнуть, однако, тут его разыскала мачеха.

— Ну-ка, вскопай грядку, — велела она. — Мало того, что лук весь затоптал, теперь ещё лодырничать собираешься.

Каська, прикинув, что вскапывание грядки отнимет меньше сил, чем препирательство, пошёл в огород, где провёл предыдущую ночь, и безрадостно взялся за лопату.

Впрочем, земля была мягкая, многократно перекопанная, работать было нетрудно. Он привычно переворачивал и рассыпал чёрно-рыжие комья. Один за другим, один за другим. С землёй перемешивались малахитовые травы, отползал в сторону недовольный жук. Порой Каська вскидывал голову, оглядывался вокруг. Небо было ослепительно ярким, точно подтверждая название, которое некогда придумали первые жители Сини. Листва яблонь и лип колыхалась, отражала солнечные блики, и казалась оттого не зелёной, а прямо серебряной. Каська моргал и снова опускал глаза на чёрно-рыжую землю. Было жарко и душно.

Постепенно всё вокруг стало чёрно-рыжим, даже когда он поднимал голову. Он удивился, но всё копал себе и копал.

Откуда-то, совсем издалека, донёсся пронзительный голос мачехи.

— Ты что, тут спать вздумал?

Каська вздрогнул, и свет дня стремительно хлынул в лицо, почти ослепив его на миг. Он, оказывается, копал с закрытыми глазами. Потому всё и казалось чёрно-рыжим. Чёрным — потому что не видел ничего, рыжим — из-за того, что солнце просвечивало сквозь сомкнутые веки.

Ночь-то бессонная была.

— Не сплю я, — с досадой ответил он мачехе.

Грядка оказалась уже почти вскопана. И солнце начинало сползать на запад.

Пора было идти выгонять коров на вечернюю пастьбу.

Сейчас он шёл уже не так бодро, как утром. Хотя стало попрохладнее. Набрели из-за гор облачка, стали потихоньку клубиться, собираться в груды.

Каська погнал стадо на луг у елового леса.

Завёл всех туда, пересчитал на всякий случай, обошёл несколько раз вокруг.

Его подопечные вели себя на удивление спокойно, даже Тучка невинно щипала травку посередине луга. Хорошо…

Спать только немного хочется.

Каська опустился на землю. Жужжали шмели. Стебли трав покачивались.

Он сидел, поглядывал по сторонам, смотрел больше на коров, изредка на лес. Если войти в этот лес, и долго-долго идти, доберёшься до дальних скал. Но туда мало кто ходит.

Каська припомнил историю кузнеца о волках. Сейчас такого и в помине нет. Конечно, лес остаётся лесом, звери могут и корову задрать, да и человеку лучше быть осторожнее. Но сейчас день, светло, безопасно.

Он вытянулся, оперся на локоть. Перед глазами покачивались лиловые колокольчики. Травы, сквозь которые он видел небо, сплетались в рваную сеть, нет, сплетались… сплетались в косы, как у царевны, которую он видел ночью. У неё точно были длинные косы? Он же не разглядел, на ней был жемчужный убор.

Каська всё вспоминал, как выглядела царевна, колокольчики тихонько подрагивали, и ромашки рядом — тоже, и венок она, наверно, плела. Могла царевна плести венок?

В поле, из простых цветов? Нет, конечно. А жаль, ей бы понравилось.

Мысли его спутались окончательно. Через пару минут он уже спал под бесконечную колыбельную, которую тихонько напевал лес. Спал, даже не успев испугаться, что засыпает.

Дремал он, наверно, чуть больше часа, и проснулся как-то сразу, в один миг. Распахнул глаза и не понял, почему над ним вместо потолка избы комкается облачный пух. Через пару мгновений осознал.

Он же на пастьбе заснул!

Каська вскочил, перепуганный.

Коровы продолжали мирно пастись, чуть разбредясь в стороны, он начал, сбиваясь, их пересчитывать. То трёх не хватает, то даже одна лишняя появляется. Наконец, он взял себя в руки и посчитал ещё, медленно, не торопясь. Два раза посчитал. Одной не хватало.

Ну конечно. Можно было даже не гадать, которой.

Метнулся туда, метнулся сюда. Покричал, позвал Тучку. Нет нигде.

Может, Тучка одна домой пошла? Не потащилась же она в лес. Она не такая дурочка.

Он собрал стадо и погнал его в деревню. Всё, как назло, происходило как-то особенно медленно. Его подопечные точно артачились, еле передвигали ноги. Он их даже хлыстом подгонял, чего обычно не делал. Коровы смотрели на него с укоризной.