Мельник, размахивая руками, что-то толковал про какую-то волчью доху, которая удачно ему досталась на прошлой ярмарке, хозяин в ответ рассказал, как недавно, безоружный, наткнулся на волка в лесу, но тот сбежал сразу.

Мельник многозначительно покивал.

— Сейчас волки робкие. Вот несколько лет назад бывали неприятности с ними. А! кстати! — он повернулся к Касьяну. — Парень, учитель твой — это ведь тот, что волков молнией убил?

— Да.

— А! — встрял хозяин. — Помню его. Бывал он здесь.

— Хорошо он тогда поступил, окрестности от них избавил, — прогудел мельник.

— Правда, он же их и привёл, — прозвучал шамкающий голос из-за соседнего стола.

Касьян оглянулся.

Там, в нескольких шагах от него, сидел старик, седой, с редкими волосами, торчащими в разные стороны, с красными прожилками на белках глаз.

Хозяин, подливая медовухи в кружку мельника, неодобрительно покрутил головой.

— Ну с чего ты это взял, Арай? Как человек может волков привести? И зачем?

— Откуда я знаю, как и зачем? Я ж не чародей. Знаю, что пока не было его, и волков таких не было. С ним они появились. Вон, у него спросите.

Арай обличающе ткнул рукой в Касьяна.

Касьян дожевал кусок рыбы. Поднёс к губам кружку, запил медовухой, в надежде, что кто-то прервёт вопросительное молчание. Но не дождался, пришлось ответить.

— Я ещё маленький был, когда волков убили, — сказал он просто. — Не знаю.

— А учитель не рассказывал? — ехидно спросил старик. — Не говорил, сколько народу они погрызли?

— Нет. — Вот уж про волков Ириней ничего не рассказывал, как Касьян ни допытывался…

— Врёшь. И ты говоришь — колдовать не умеешь. Тоже врёшь, небось. Намутите чего, чародеи, а людям потом отдуваться.

— Ну что пристал к парню? — спросил укоризненно мельник.

— Что пристал? Да то и пристал. Я знаю, что говорю. А ты бы помалкивал. Вы, мельники, хуже колдунов, хуже волков, цену на муку задираете и задираете.

Он сердито, громко задышал, поднялся, кинул на стол монету, подобрал свою палку и похромал к выходу.

Дверь хлопнула.

Смешливый мельник захохотал.

— Злой он, Арай, — словно извиняясь, сказал хозяин. — Жена померла, дети разбежались, сидит один, злой на весь свет.

— Бывают же такие люди вредные! — сердито воскликнула мельничиха, проникшаяся симпатией к Касьяну. — Не огорчайся, мальчик.

Касьян обезоруживающе улыбнулся и развёл руками. И попрощался при первом удобном случае, чтобы избежать лишних разговоров.

Вошёл в комнату, сел на кровать и против воли задумался над словами Арая. Он никогда не смотрел на вещи с этой стороны, но знал достаточно, чтобы понимать, что недобрый старик был прав. С Иринеем пришли волки.

Хотя в Сини никто его в этом не обвинял.

Касьян тряхнул головой. Ириней ничего плохого совершить не мог. Он был в этом уверен.

“Без крайней необходимости”, - услужливо шепнул внутренний голос.

Касьян отмахнулся и улёгся спать.

Утром он встал на рассвете. Плеснул в лицо холодной водой из кувшина. Заметил, что на стене висит бронзовое зеркало. Заглянул в глаза отражению. Это я?

Давно он так хорошо отполированного зеркала не видел. И себя в нём.

Светлые волнистые волосы. Серые глаза с золотистыми вкраплениями у зрачка. Лицо треугольное, узкий подбородок, изящно обрисованные губы. Как у девчонки, право.

Пожалуй, он хотел бы иметь более мужественную внешность.

От этого мимолётного недовольства собой Касьян нахмурился, сдвинул брови и вдруг заметил, что он уже не мальчик. Наверно, ещё не мужчина, но уже не мальчик. Мелькнуло в его лице нечто взрослое, словно некий груз заботы придавал ему значимости.

Но ведь так и есть. Он занят взрослым ответственным делом, которое никто другой не может выполнить.

Эта мысль его обрадовала. Насвистывая, он собрал вещи и вышел с постоялого двора.

Тала

Из ледяных пылинок возникла на Земле вода. Вода — сущность текучая, неудерживаемая, лишь в сосуде её пленить можно. И распространилась она по всему земному диску, где препятствий ей не было, заполнив все низины и впадины, образовав озёра, и моря, и океаны. Но несвойственно воде стоять на месте, и отрывались от ее поверхности частицы малые, и поднимались в небеса, изливаясь оттуда дождём. На суше стекались дождевые воды в малые потоки и подземные источники, а оттуда — в большие реки, вновь стремящиеся к морю. Так круговращается вода на земном диске.

Есть у рек сознание, подобное человеческому, но и отличное от него, ибо срок жизни рек неизмеримо дольше срока, отпущенного смертному, и потому мыслят они иначе.

Дим Фо, “Инкунабулы”

Долог ещё путь до столицы.

Лес для него был дом родной. Несколько ночёвок под открытым небом, и он оказался у Талы.

Она была не так уж широка в этих краях, но Касьян не видел больших рек, и она поразила его.

Тала петляла, влекла своё бесконечное тело среди холмов, извивалась, словно гигантская змея с переливчатой чешуёй, то синей, то зелёной, то ржавой. Над нею кружили стаи белых акеримов.

Касьян их тоже раньше не видел, но узнал по рассказам Иринея.

Акеримы — крупные птицы, белые с золотистыми хохолками, обитающие близ крупных рек. Птицы эти весной вьют плавающие гнёзда в верховьях Талы, потом откладывают в них яйца и движутся вместе с гнездом вниз по течению. Вылупляются птенцы, растут, а гнездо плывёт себе и плывёт к югу. И когда юные акеримы становятся на крыло, эти чудные плоты Тала уже выносит к тёплому морю, где они и проводят зиму. Но следующим летом вновь возвращаются.

— А почему они так живут? — спросил тогда Касьян.

Ириней покачал головой.

— Никто не знает. В мире много созданий, которые живут странно.

И сейчас Касьян видел с высоты прихотливо извивающуюся полосу Талы, сверкающую под солнцем, а над ней — бесчисленные стаи белых птиц, издающих торжествующие клики. Леса тут поредели, холмы поросли высокой травой, перед юношей лежал необъятный простор. И Касьян с необыкновенной ясностью осознал, что мир велик и принадлежит ему.

Пьянящий восторг охватил его. Он вскинул вверх руки и крикнул:

— Э-э-эй!

Голос улетел, затерялся, подхваченный ветром. Касьян бросился бежать с холма. Его путь вёл к реке.

Берег был покрыт жёлтым песком, из воды торчали тростники, над ними склонялись кое-где редкие ивы.

Касьян опустился на песок, посмотрел на реку, на противоположный берег. И вдруг услышал тревожное курлыканье. Повернул голову.

В нескольких десятках шагов от него топтался на берегу акерим. То подбегал неуклюже к воде, к гуще камышей, то взлетал и скрывался в зарослях, потом возвращался и продолжал бродить по песку.

Касьян встал, подошёл ближе. Акерим отлетел, но недалеко. Уставился на Касьяна, забавно наклонив хохлатую голову.

Удивительная птица. Белая, как… как листы волшебной книги Иринея.

Акерим вдруг взлетел и устремился в камыши. Там выбрал свободное местечко, сел на воду и начал бормотать:

— Пиу-пиу.

И всё смотрел на Касьяна, словно звал его.

Юноша заглянул дальше в заросли. Там застряла в стеблях коряга, разлапистая, чёрная. И за одну из ветвей её зацепился громадный ком веток.

Гнездо.

— Пиу-пиу, — сказал акерим по-своему. — Да, гнездо.

Касьян, не разуваясь, полез в воду, пробрался сквозь заросли камыша. Обошёл корягу, приблизился к сплетённым веткам.

Там, в уютном, выстланном листьями углублении лежало пять яиц, крупных, голубых с разноцветными прожилками, удивительно красивых, точно пять драгоценных камней.

Касьян осторожно отцепил гнездо от коряги и вывел его из камышей. Подтолкнул посильнее, так, чтобы унесло ближе к середине реки. Неторопливое течение подхватило маленький плот и повлекло, ласково, бережно.