Удача повернулась к ним лицом. Они нашли кобылу, самую крепкую и резвую из захваченных на зыбучих песках. Она была жива, но едва-едва. Люди перерезали удерживающую ее веревку, но кобыла была слишком слаба, чтобы встать самостоятельно. Мужчины сообща подняли ее. Лошадь стояла, качаясь и угрожая снова упасть, но стала жадно пить из поданного Минтакой ведра и почти сразу почувствовала себя лучше.

Тем временем мужчины откапывали других лошадей. Выяснилось, что еще две погибли от жажды и недостатка воздуха, но две выжили. Они тоже сразу взбодрились, когда им дали воды.

Предоставив Минтаке заботиться о трех едва живых конях, остальные вернулись к откопанным колесницам, чтобы поискать для животных корм. Обратно они вернулись с мешками зерна и еще одним бурдюком воды.

– Ты хорошо заботишься о них, – сказал Нефер Минтаке, гладя кобылу по шее. – Боюсь только, что скотинка слишком ослабла, чтобы тянуть колесницу.

Царевна сердито обернулась на него:

– Я их всех поставлю на ноги, клянусь богиней! Здесь под песком еще сотни мешков с кормом и мехов с водой. Нам придется пробыть тут еще несколько дней, но когда настанет время уезжать, эти отважные животные повезут нас.

Нефер засмеялся, растянув потрескавшиеся сухие губы:

– Я склоняю голову перед силой твоего духа.

– Вот лучше и не задевай меня, – предупредила она его. – Не то лишний раз убедишься в этом.

В первый раз с того времени как налетел хамсин, она улыбнулась.

– А теперь ступай и помоги другим, – продолжила девушка. – Сколько бы мы ни собрали воды, все будет мало.

Оставив ее, юноша углубился в пески, где Таита продолжал свои поиски. Не все колесницы гиксосов лежали так близко к поверхности, как найденные ими первые. Многие навсегда скрылись под высокими новыми дюнами.

По мере того как шли поиски, они удалялись все дальше от скалы. Путники нашли в песке еще немало зловонных тел с раздутыми животами.

Вскоре мужчины ушли достаточно далеко, чтобы Минтака, ухаживавшая за лошадьми, как настоящий конюх, не могла до них докричаться.

Трока пробудила полная тишина. Попытавшись пошевелиться, он застонал. Песок давил на него, душа своим весом. Казалось, он врезался ему в ребра и выдавил весь воздух из легких. Тем не менее он понимал, что Иштар нашел отличное укрытие от бури. В любом другом месте их наверняка похоронило бы навеки. Здесь они хотя бы находились недалеко от поверхности. Во время шторма, когда слой песка становился слишком тяжелым, чтобы его вынести, Трок мог пошевелиться и стряхнуть его, оставляя ровно столько, чтобы защититься от сдирающей кожу силы хамсина.

Теперь он прокладывал себе путь к свету и воздуху, как ныряльщик, выбирающийся из глубокого водоема. Разгребая песок, он чувствовал, как горит огнем плечо, ушибленное о скалу во время бури. Он барахтался до тех пор, пока голова, все еще укутанная тканью, не появилась на поверхности. Трок сорвал ткань с головы и заморгал от яркого солнечного света. Ветер стих, но воздух светился от мельчайших частиц взвешенной пыли. Трок отдохнул, пока боль в плече немного не утихла. Потом стряхнул с себя песок, укрывающий нижнюю часть тела.

– Иштар! Где ты? – попытался воскликнуть он, но с губ его сорвался только бессвязный хрип.

Фараон повернул голову и увидел Мидянина. Тот сидел рядом с ним, привалившись спиной к каменной стене утеса. Выглядел он как труп, проведший в могиле уже несколько дней, а затем извлеченный оттуда. Потом его единственный зрячий глаз открылся.

– Вода? – голос у Трока был едва слышный, но Мидянин уловил его и покачал головой.

– Выходит, что мы спаслись только для того, чтобы погибнуть здесь от жажды, – попытался сказать фараон, но из пересохшей глотки и рта не вырвалось ни звука.

Он полежал еще немного и ощутил, как животная жажда жизни угасает под гнетом утомления и отчаяния. Насколько проще было просто закрыть глаза, погрузиться в сон и никогда больше не просыпаться. Эта мысль испугала его. Трок заставил себя разлепить тяжелые веки, чувствуя, как попавшие под них песчинки царапают глазные яблоки.

– Вода, – проговорил он. – Найди воду.

Используя стену как опору, Трок с трудом поднялся и встал, покачиваясь и прижимая раненую руку к груди. Иштар наблюдал за ним, его слепой глаз напоминал око рептилии или трупа. Шатаясь как пьяный, фараон заковылял вдоль основания утеса, врезаясь в него через каждые несколько шагов. Наконец перед ним открылась пустыня. Барханы выглядели свежими и нетронутыми, их очертания напоминали соблазнительные изгибы тела молодой девушки.

От людей или колесниц не было даже следа. От его боевых отрядов, лучших во всем Египте, не осталось даже воспоминания. Трок попытался облизнуть губы, но слюны в пересохшем рту не было. Он почувствовал, что ноги прогибаются под ним, и понял, что если упадет, то никогда уже не встанет. Используя стену как опору, фараон заковылял дальше, не зная, куда идет, и думая только о том, что должен идти.

Потом он услышал человеческие голоса и понял, что бредит. Воцарилась тишина. Трок сделал еще несколько шагов, остановился и прислушался. Голоса раздались снова. На этот раз они были ближе и отчетливей. Фараон почувствовал прилив сил, но когда попытался крикнуть, из пересохшего рта не вырвалось ни звука. Снова стало тихо. Голоса смолкли.

Он двинулся вперед, затем замер. Голос определенно был женский – мелодичный, звонкий.

Минтака. Распухшие губы беззвучно произнесли это имя. Потом послышался другой голос. На этот раз мужской. Трок не разбирал слов и не узнал голоса, но если этот человек с Минтакой, он должен быть одним из беглецов, которых Трок преследовал. Врагом.

Трок осмотрел себя. Пояс с мечом сгинул. Он был беззащитен, в одной тунике, в складки которой набилось столько песка, что она скребла кожу, как власяница. Фараон огляделся в поисках хоть какого-то оружия, палки или камня, но ничего не нашел. Каменистую осыпь скрыл песок.

Он постоял в нерешительности и снова услышал голоса. Минтака и мужчина находились в расселине среди скал. Пока Трок колебался, он услышал, как песок заскрипел, подобно хрусталикам соли, под чьими-то шагами. Кто-то вышел из впадины и направлялся к нему. Фараон отпрянул назад, за каменную стену. Человек появился из расселины шагах в двадцати от Трока и решительным шагом направился в дюны. Он казался очень знакомым, но гиксос так и не узнал его до тех пор, пока тот не обернулся и не крикнул:

– Минтака, не перетруждайся без нужды! Тебе пришлось перенести страшное испытание.

И зашагал дальше.

Трок расширившимися глазами уставился ему вслед. «Он ведь умер, – подумалось ему. – Это не может быть он!» В послании Наджи ясно говорилось…

Глядя в спину удаляющемуся в пустыню юноше, гиксос взвесил вероятность того, что джинн или какой-то иной злой дух мог принять обличье фараона Нефера-Сети. Потом саднящими от песка глазами увидел, как молодой человек присоединился к трем другим спутникам, среди которых была безошибочно узнаваема фигура Чародея. Именно он, как сообразил Трок, неким странным и таинственным способом причастен к воскрешению Нефера-Сети. Но у него не было ни времени, ни настроения размышлять над этой загадкой. Все его мысли занимала только одна вещь – вода.

Как мог неприметнее, Трок пополз в направлении расселины, откуда слышал голос Минтаки, и заглянул за край утеса. Поначалу он ее не узнал – она была оборвана, как нищенка. Волосы и лохмотья туники были все в песке, глаза запали и налились кровью. Девушка стояла на коленях перед головой одной из нескольких лошадей и поила животное из кожаного ведра.

В эту минуту Трок мог думать только о воде. Он обонял ее запах, жаждал всей своею плотью. И двинулся к Минтаке. Та сидела спиной к нему, а мягкий песок заглушал шаги, и опомнилась девушка, только когда он схватил ее за руку. Царевна обернулась, увидела его и закричала. Фараон вырвал у нее из рук ведро, а саму ее оттолкнул, сбив с ног. Поскольку одна рука у него не действовала, он придавил Минтаку к земле коленом, а сам припал к ведру.