– Кто-то еще, кроме Наджи, видел противника?

– Не знаю, достопочтенный маг. Вельможа велел нам возвращаться к колесницам. Мы видели, что царь тяжело ранен, а то и уже мертв. Мы пали духом.

– Но уже после вы с товарищами наверняка обсуждали случившееся. Кто-то рассказывал, что столкнулся с врагом? Что достал какого-нибудь гиксоса стрелой или копьем?

– Не припомню. – Гил с сомнением покачал головой. – Нет, вроде бы никто.

– А кроме царя, был кто-нибудь еще ранен?

– Нет.

– Почему ты не рассказал этого на совете? – Таита рассердился. – Почему не сообщил, что на самом деле вы не видели врага?

– Вельможа Наджа приказал нам отвечать на вопросы просто, не занимать совет пустой болтовней и не живописать наши подвиги в этой схватке. – Копейщик смущенно поник. – Думаю, никто из нас не горел желанием признаваться, что мы отступили без боя.

– Тебе нечего стыдиться, Гил. Ты просто выполнял приказы. – Таита смягчился. – А теперь залезай на эти валуны и смотри в оба: мы сильно углубились на территорию гиксосов. Я скоро вернусь.

Таита неспешно пошел вперед и обогнул камень, загораживающий тропу. Потом остановился и осмотрел местность перед собой. Отсюда он мог видеть только верхушку разрушенной дозорной башни. Тропа зигзагами взбиралась по склону и исчезала за гребнем, который был довольно открытым, не слишком подходящим для засады: тут имелись лишь несколько скоплений камней и опаленных солнцем колючих деревьев. Тут ему припомнилось, что стычка происходила ночью. Но что-то не давало ему покоя. Таита улавливал присутствие зла, как будто за ним наблюдала некая могущественная недобрая сила.

Когда он, неподвижно застыв в свете солнца, закрыл глаза, это ощущение усилилось. Маг отпер двери ума и души, превратившись в сухую губку, впитывающую любое влияние, разлитое в окружающем воздухе. Ощущение стало еще острее: здесь было что-то ужасное, но сердцевина его находилась несколько далее, впереди. Таита поднял веки и побрел в ту сторону. Ничего такого не было видно, только опаленные солнцем камни и колючие деревья, но теперь он уже улавливал запах зла – слабый, но различимый смрад, похожий на зловонное дыхание питающегося падалью зверя.

Он остановился и принюхался, как охотничий пес. Воздух был сухим и насыщенным пылью, но чистым. Это убедило его, что этот едва заметный смрад имеет нематериальное происхождение. Ему удалось уловить эхо зла, проникшего в наш мир, но при попытке определить точное место оно ускользало. Чародей сделал шаг, другой и снова ощутил мерзкое зловоние. Еще шаг, и оно дополнилось чувством печали, как если бы он утратил что-то бесценное, что ничем нельзя заменить.

Таите пришлось заставить сделать себя следующий шаг по каменистой тропе, и в ту же секунду что-то ударило его с такой силой, что перехватило дыхание. Он вскричал от боли и упал на колени, хватаясь за грудь. Это была ужасная боль, боль смертная, и старик боролся с ней, как со змеем, кольцами сдавившим его тело. Ему удалось отползти на тропу, и боль сразу же исчезла.

Гил услышал крик и бросился на помощь. Подхватив Таиту, он поднял его на ноги.

– Что случилось? Что с тобой, господин?

– Прочь! – Старик отстранил его. – Оставь меня! Тебе здесь находиться опасно. Здесь кроется нечто, порожденное не людьми, но богами и демонами. Уходи! Жди меня у подножия холма.

Копейщик замялся, но потом поймал взгляд сверкающих глаз и попятился, как от призрака.

– Уходи! – повторил маг голосом, который Гилу очень не хотелось бы услышать во второй раз, и воин побежал.

Не скоро Таита сумел снова подчинить себе тело и дух, готовясь к схватке с противостоящей ему силой. Достав из кошеля на поясе амулет Лостры, он сжал его в правой руке и шагнул вперед.

Едва он ступил на то же самое место, что и прежде, боль ударила снова, даже с еще большей силой, подобно попавшей в грудь стреле с кремневым наконечником. Едва не закричав, маг отскочил, и боль тут же прошла, как и в первый раз.

Отдуваясь, старик смотрел на каменистую почву под ногами. Поначалу она показалась нетронутой и ничем не отличалась от других участков пройденной им дороги. Потом на землю упала легкая неземная тень. На его глазах она изменилась, превратившись в блестящую алую лужицу. Таита медленно опустился на колени.

– Это кровь царя и бога, – прошептал он. – Здесь, на этом самом месте, умер фараон Тамос.

Совладав с собой, старик тихим, но твердым голосом произнес обращенное к Гору заклинание, такое могущественное, что только адепт седьмой ступени отважился бы его озвучить. Повторив его в седьмой раз, Таита услышал шорох невидимых крыльев, потревоживших воздух пустыни.

– Бог здесь, – прошептал он и начал молиться.

Он молился за фараона и друга, прося Гора избавить его от мучений и прекратить пытку.

– Позволь ему покинуть это ужасное место, – упрашивал маг бога. – Для его души мучение оказаться запертым здесь как в ловушке.

Молясь, он делал знаки, отгоняющие зло. Прямо у него на глазах лужа крови начала сжиматься, как если бы сухая земля впитывала в себя влагу. Когда исчезла последняя капля, Таита услышал негромкий, неясный звук, похожий на плач сонного ребенка, и жуткий груз утраты и печали, пригибавший его к земле, упал с плеч. Его охватило упоительное чувство избавления. Он шагнул туда, где недавно была лужа крови. И даже когда его обутая в сандалию нога встала именно на то самое место, боль не пришла, приятное ощущение внутри осталось незамутненным.

– Покойся с миром, друг мой и царь, да живешь ты вечно, – произнес он вслух и сделал жест долгой жизни и счастья.

Таита повернулся и собирался было уже спуститься вниз по холму к колесницам, как вдруг остановился, вскинул голову и снова втянул воздух. В нем еще ощущался след запаха зла, хотя и почти неуловимый. Евнух устало побрел вверх по склону, миновав место, где погиб фараон. С каждым шагом смрад становился гуще, пока наконец не встал у Таиты комом в горле. Ему снова стало ясно, что это послание из мира духов. Он пошел дальше, но, отмерив двадцать шагов, понял, что запах слабеет. Тогда маг остановился и пошел обратно. Смрад сразу стал усиливаться. Он ходил туда-сюда до тех пор, пока не обнаружил, где пахло сильнее всего. Тогда маг сошел с тропы: вонь усилилась и стала почти нестерпимой.

Таита стоял под искривленными ветвями колючего дерева близ тропы. Подняв глаза, он заметил, что сучья имеют странную форму, как будто кто-то намеренно придал им сходство с крестом, хорошо заметным на фоне голубого неба. Маг опустил взгляд и обратил внимание на булыжник, размером и формой похожий на конскую голову. Его недавно передвинули, а затем вернули в прежнее положение. Таита приподнял его из ямки и увидел, что камень скрывал нишу между корнями дерева. Он отвалил его в сторону и заглянул внутрь. Там что-то лежало. Старик осторожно сунул руку – в такого рода укрытии легко могла прятаться змея или скорпион – и извлек некий предмет искусной работы. Некоторое время Таита смотрел на него и наконец понял, что это колчан. Сомнений, чей он, не было, потому как гиксосский геральдический стиль угадывался сразу, да и на кожаном чехле красовалось изображение Сутеха, крокодильего бога, которому поклонялись воины этого кочевого племени.

Таита снял крышку и обнаружил пять боевых стрел с зеленым и красным оперением. Он вытащил одну, и сердце его лихорадочно забилось. Ошибки быть не могло. Совсем недавно ему довелось осматривать сломанную, испачканную кровью стрелу, которую Наджа предъявил совету. Эта была точь-в-точь такой, как та, что убила фараона.

Маг повернул ее к свету и пристально рассмотрел клеймо на окрашенном древке. На нем была изображена голова леопарда, держащего в зубах начертанную иератическим письмом букву «Т». Тот самый знак, какой он видел на роковой стреле. Они были похожи как две капли воды. Таита вертел древко в руках, как будто рассчитывал выжать еще какие-то крохи сведений. Потом поднес к носу и понюхал. Чувствовались только запах дерева, краски и перьев. Мерзкий смрад, приведший его к нише, исчез.