Когда Иштар сжался, задрожал и задергал ногами в агонии, Таита почувствовал, что тяжесть не давит больше на его плечи, а хватка на горле разжалась. Мардук отступил, и Таита снова мог дышать. Запах паленой плоти исчез. Воздух снова стал застоявшимся, прохладным и безвкусным, если не считать легкого оттенка плесени.

Маг поднял посох и пошел по проходу назад, на открытый воздух и солнечный свет. У входа в пещеру он обернулся и ударил посохом по известняку – раз, второй, третий.

В недрах холма послышался гул падающего камня, и из входа в тоннель вырвался порыв воздуха и пыли: это глубоко под землей обрушился свод пещеры.

– С каменным штырем, прошедшим через твое сердце, даже твой нечистый бог не сможет вызволить тебя из могилы. Так пребудь в ней вечно, Иштар Мидянин, – сказал Таита и отвернулся.

Постукивая по камням посохом, он зашагал по дороге назад в Галлалу.

Трое гонцов прибыли в Вавилон весной, когда снег еще лежал густыми шапками на вершинах далеких северных гор, откуда брали начало две великие реки.

Фараон Наджа-Кьяфан принял посланцев на верхней террасе сада вавилонского дворца. Царица Хезерет восседала рядом с его троном. На ней были самые великолепные драгоценности из тех, что обнаружились в сокровищнице Саргона. Высоко забранные черные волосы удерживала шелковая сеточка, на которой, подобно звездам на небе, искрились драгоценные камни. Ее запястья и предплечья унизывали браслеты, пальцы – кольца с изумрудами, рубинами и сапфирами, и груз этот был так тяжел, что молодая женщина едва могла поднять руки. На шее висел камень размером с неспелую смокву, прозрачный, как вода в горном источнике, и такой прочный, что им можно было резать стекло или обсидиан. Этот изумительный драгоценный камень был привезен из земли за рекой Инд, и когда на него падал солнечный луч, от игры света становилось больно глазам.

Все гонцы были высокопоставленными военачальниками армии, которую фараон Трок повел на запад четыре месяца назад. Они вошли, всерьез опасаясь за свою жизнь, поскольку принесли дурные вести. Путь их был неблизким и спешным, поэтому они исхудали и загорели дочерна под солнцем пустыни и высоких гор. Теперь воины пали ниц перед троном, на котором восседал Наджа, великолепием и величием затмевавший даже свою жену.

– Приветствуем тебя, фараон Наджа, могущественнейший из богов Египта, – обратились они к нему. – Плохие вести мы привезли. Смилуйся над нами. И хоть рассказ наш огорчит тебя, будь милосерден и отврати от нас свой гнев.

– Говорите! – сурово приказал Наджа. – Мне одному судить, достойны ли вы пощады.

– Весть эта касается фараона Трока-Урука, божественного твоего брата и соправителя Египта, – сказал начальник передового полка, имевший звание Лучшего из Десяти Тысяч и носивший на груди Золото Доблести.

– Говори! – повторил Наджа, поскольку вестник смолк.

– В пустыне, окружающей древний город Галлалу, произошло большое сражение между войсками фараона Трока-Урука и узурпатора Нефера-Сети.

Он опять осекся.

– Продолжай! – Наджа поднялся и наставил царскую плеть в лицо говорившему.

Этот жест означал угрозу пытки и смерти.

– С помощью подлого обмана и злых чар войско твоего брата и нашего фараона Трока-Урука было уничтожено, – выпалил посланец. – Фараон погиб, армия рассеяна. Оставшиеся в живых воины перешли на сторону врага и встали под знамя лжефараона Нефера-Сети, да обратит на него Сет свою ужасную месть и развеет его имя и деяния его. Теперь подлый узурпатор со всем своим войском идет походом на Аварис и оба царства Египта!

Наджа опустился на трон и в недоумении воззрился на вестника. Хезерет рядом с ним улыбнулась. Когда она делала так, жестокие линии в уголках ее рта исчезали и она преображалась, приобретая неотразимую красоту. Царица коснулась руки Наджи унизанным перстнями пальцем.

– Хвала богам, и да здравствует единственный фараон Верхнего и Нижнего царств, могущественный Наджа-Кьяфан! – прошептала она ему на ухо, когда муж склонился к ней.

Наджа пытался сохранить на лице суровое и невозмутимое выражение, но едва приметная улыбка скользнула по его тонким и красивым чертам. Он помедлил секунду, чтобы стереть ее, потом встал. Голос его был тихим и спокойным, но угрожающим, как скрежет клинка о точильный камень.

– Вы принесли вести о смерти фараона и бога. Горе вам, ибо вы отныне несете на себе порчу и несчастье. – Он сделал знак охранникам вокруг трона. – Уведите их и передайте жрецам бога Мардука – пусть принесут их в жертву в печи для усмирения божьего гнева.

Когда гонцов связали и увели, Наджа снова встал и объявил:

– Бог и фараон Трок-Урук мертв. Мы предаем душу его богам. Я говорю всем вам, что отныне есть только один правитель обоих царств, всех земель, всех покоренных государств и владений Египта. А посему объявляю, что этим правителем являюсь я, фараон Наджа-Кьяфан.

– Бак-кер! – вскричали придворные и военачальники, обступившие его трон.

Они выхватили мечи и забили ими о щиты.

– Бак-кер! Да здравствует царь и бог Наджа-Кьяфан!

– Известите всех начальников моих армий. Военный совет состоится сегодня в полдень.

Одиннадцать дней с рассвета до сумерек фараон Наджа заседал во главе совета в тронном зале Саргонова дворца. Выставив у дверей часовых, чтобы не проникли лазутчики, военачальники обсуждали планы кампании и боевые порядки. На двенадцатый день Наджа велел созвать все свои стоящие в Месопотамии войска и отправил послов к подвластным царям и сатрапам во все покоренные земли между Вавилоном и границами Египта. Он велел им приготовить войска и встать под его знамена для похода против Нефера-Сети.

В день следующего полнолуния, когда войска построились перед Синими воротами Вавилона, общее их число составило сорок тысяч. Все это были закаленные опытные воины, хорошо снаряженные колесницами и лошадьми, луками и мечами.

Хезерет стояла рядом с супругом, единственным истинным фараоном Египта, на городской стене и смотрела на полки.

– Какое славное зрелище, – сказала она мужу. – Уверена, что за всю историю войн не было войска, способного сравниться с этим.

– Когда мы выступим на запад, к границам нашей родной земли, численность армии еще возрастет за счет шумеров и хеттов, хурритов и ополчений покоренных стран, через которые мы пройдем. Мы вступим в Египет с двумя тысячами колесниц. Щенку не устоять против нас. – Фараон посмотрел на жену. – Ты не питаешь жалости к своему брату Неферу?

– Ни малейшей! – Хезерет покачала головой, и ее драгоценности заблестели и заискрились на солнце. – Ты мой фараон и супруг. Кто бы ни выступил против тебя, тот предатель и заслуживает смерти.

– Смерти ему не миновать, и коварный Чародей сгорит на одном костре с ним, – угрюмо пообещал Наджа.

Запах реки стал слышен издалека – аромат прохладной пресной воды в воздухе пустыни. Лошади вскидывали головы и ржали. Пехотинцы ускорили шаг и всматривались вдаль, стремясь увидеть реку, в это время года вздувшуюся и темную от жирного ила, этой плоти и крови их родины.

Нефер и Минтака ехали в колеснице во главе длинной колонны, тянущейся по караванной дороге из Галлалы. Мерен и Мерикара ехали справа от них во второй колеснице колонны. Вопреки возражениям Мерикары, считавшей его еще слишком слабым и больным, Мерен настоял на своем присутствии в авангарде.

– Я пропустил сражение у Галлалы, но клянусь не пропустить следующего. Пока дышу, я буду скакать рядом с моим царем и самым дорогим другом.

Худой и бледный, похожий на цаплю, юноша при всем том гордо стоял на платформе колесницы, держа в руках поводья.

Передовые повозки въехали на возвышенность, и внизу открылась зеленая долина Нила. В рассветном солнце могучая река пламенела, как поток вытекающей из горна расплавленной меди. Нефер повернулся и улыбнулся Мерену в соседней колеснице:

– Мы возвращаемся домой!

Минтака запела, сначала тихо, а затем, когда ее поддержал Нефер, громче: