– Ты говорил, что Мардук ужасный бог, которому нет равных по жестокости и ярости, более даже свирепый, чем Сутех! – накинулся Трок на Иштара, впервые увидев статую. – А это всего лишь смазливый мальчик.

– Не поддавайтесь заблуждению, божественный фараон! – возразил Иштар. – Это лик, который Мардук являет миру людей. Его истинная наружность так ужасна, что любой человек, посмотревший на него, немедленно ослепнет и превратится в трясущегося безумца.

Отрезвленный этим соображением, Трок опустился на колени перед статуей и замолчал. Жрецы внесли двух новорожденных младенцев и предложили их богу. Иштар перерезал им горло так умело, что малыши едва вскрикнули, и кровь потекла в золотую жертвенную чашу внизу.

Когда маленькие обескровленные тела бросили в мраморный колодец, ведущий к печи под святилищем, Иштар поставил золотую чашу перед алтарем и зажег жаровни с благовониями. Распевая и бормоча заклинания, он бросал в огонь горсти трав, пока святилище не наполнилось клубами синего дыма, а воздух – расслабляющим ароматом. Через некоторое время Трок обнаружил, что мысли его путаются и перед глазами все плывет. Тени задрожали и заплясали, откуда-то издалека донесся язвительный хохот. Фараон закрыл глаза и прижал пальцы к векам. Когда он вновь открыл их, то увидел, что слащавая улыбка на лице бога превратилась в похотливый и зловещий оскал. По спине у Трока роем ядовитых насекомых поползли мурашки, он хотел отвести взгляд, но обнаружил, что не может.

– Великий бог Мардук доволен, – повторил Иштар, читая предзнаменования на поверхности наполненной кровью чаши. – Он изволит ответить на ваши вопросы.

– Скажи Мардуку, что я отношусь к нему как к собрату. Я пошлю еще тысячу жертв в его печь.

– Мардук слышит вас. – Иштар поднял чашу и вгляделся в нее.

После долгой тишины он начал медленно раскачиваться с чашей на коленях. Наконец он поднял глаза:

– Ответь, Мардук, великий бог Вавилона! Поговори с нами, ужасный, взываем к тебе!

Он распростер перед золотой статуей руки, и бог заговорил голоском ребенка, шепелявым и нежным.

– Приветствую тебя, мой брат Трок, – произнес этот странный голос. – Ты желаешь узнать о неоперившемся соколе, который расправляет крылья и острит когти в глубине пустыни.

Трока изумил не только бестелесный голос, но и точность этого описания. Действительно, он намеревался спросить совета, как напасть на Нефера-Сети и уничтожить его. Ему хотелось ответить, но его горло сжалось и пересохло, как пелены древней мумии.

Нежный детский голос продолжал:

– Ты всегда получал добрые советы от моего преданного слуги Иштара Мидянина. И правильно поступал, что внимал им. Если бы ты не послушал его и пошел на Галлалу, то столкнулся бы с бедствием даже большим, чем хамсин, уничтоживший и похоронивший твои полчища.

Трок остро припомнил, как Иштар отговорил его посылать армию в пустыню на востоке, чтобы напасть на Нефера-Сети и пленить Минтаку, эту беглую жену. Лазутчики давно донесли ему, что парочка обретается в Галлале. Он собрал для похода сильный отряд колесниц и пехотинцев. Трок понимал, что если не избавится от этой угрозы своему трону, если не сокрушит юного фараона прежде, чем тот войдет в силу, то бунты и мятежи распространятся вскоре по всему его царству. А в таком случае династия, которую он мечтал создать, падет, едва возникнув. Но не менее ненависти к Неферу и страха перед исходящей от него угрозой им руководило стремление схватить ту единственную женщину, что оскорбила и отвергла его. Ненависть к ней затмевала в нем любые иные чувства.

Иштар отговорил его от похода. Предсказаниями о страшных последствиях, бедах и гибели Мидянин убедил его совместно с Наджей вести войска к легендарному Вавилону. Однако, хотя до сих пор поход был победоносным, хотя добычи и пролитой крови было не сосчитать, Трок в глубине души чувствовал неудовлетворенность.

– Я должен покончить с Нефером-Сети, – буркнул он, убеждая не только бога, но и себя самого. – Двойная корона будет шататься на моей голове, пока я не убью его и не брошу труп в огонь, лишив возможности воскреснуть. Я уже приказал стереть его имя и имя его отца со всех зданий и памятников в Египте, но мне нужно навсегда уничтожить саму память о нем.

В гневе и ненависти он вскочил.

– Ты однажды отговорил меня от того, что мне следовало сделать, пугая дурными предзнаменованиями и зловещими приметами! – крикнул он Иштару и его богу. – Теперь я обращаюсь к тебе как равный, а не как проситель. Я требую, чтобы ты отдал мне тело и душу Нефера-Сети для суда и возмездия. И не приму от тебя и твоего присного очередного отказа.

В ярости и злобе Трок собрался пнуть Иштара. Мидянин заметил это и откатился в сторону. Подбитая бронзовыми гвоздями сандалия Трока задела жертвенную чашу, и кровь младенцев выплеснулась на плиты и на переднюю часть алтаря.

Даже Трок был потрясен своим поступком. Он застыл перед статуей, ожидая возмездия бога.

– Кощунство! – взвыл Иштар. – Трок-Урук, теперь ваша затея явно обречена.

Колдун упал и распростерся в луже крови, до того пораженный ужасом, что не смел поднять глаза на статую.

Ужасная тишина охватила святилище. Слабый треск пламени в жертвенной печи под каменным полом, на котором они стояли, только делал ее более зловещей.

Затем раздался звук, тихий, но не узнать его было нельзя. Это было дыхание, похожее сначала на сопение спящего ребенка, но постепенно становившееся более резким и сильным. Теперь это было дыхание дикого животного, затем чудовища, оно эхом раскатывалось по храму. Наконец оно перешло в яростный рев оскорбленного бога, завывая, как буря в небе, рокоча, как океанский прибой. Рев был так ужасен, что даже Иштар Мидянин захныкал, как дитя.

– Бог теперь никогда не позволит вам достичь успеха. – прошептал Иштар. – Вы не осмелитесь выступить против Таиты и его подопечного, пока Чародей не умрет.

Затем послышался ужасный голос, такой грубый и сверхъестественный, что потрясенный Трок задрожал.

– Слушай меня! Трок-Урук, смертный, дерзнувший причислить себя к сонму богов! – Громовой глас рокотал, перекатываясь по объятому мраком святилищу. – Ты знаешь, что не бог. Внемли мне, святотатец! Если ты выступишь в поход против Галлалы вопреки моей воле и советам моего пророка, Иштара Мидянина, я уничтожу тебя и твою армию так же, как похоронил другое твое войско в песках пустыни. Но в следующий раз ты не избежишь смерти.

Даже одурманенный ядовитым дымом курящихся жаровен и напуганный гневом Мардука, заполнившим храм, Трок сумел уловить фальшивые нотки в возражениях Иштара, какую-то неубедительность в божественной ярости.

Собравшись с духом после вмешательства бога, он попробовал определить, что именно вызывает в нем подозрения. И понял, что дыхание зверя и громоподобный голос исходят из живота золотой статуи. Внимательно приглядевшись, он заметил на месте пупка бога темную прорезь. Гиксос шагнул к статуе, и Иштар встревоженно поднял голову:

– Берегитесь, фараон! Бог сердится. Не приближайтесь к нему.

Не обращая на него внимания, Трок сделал еще шаг вперед и уставился на пупок бога. В глубине отверстия он увидел слабый отблеск и движение в темноте. Часто во время битвы он точно ощущал миг, когда удача поворачивалась к нему, и испытал это ощущение сейчас.

– Я вызываю тебя, Мардук Пожиратель! – заорал он, перекрывая жуткий звук дыхания бога. – Порази меня, если способен. Испепели меня в огне своего храма, если можешь!

Подозрение превратилось в уверенность, когда в прорези в животе бога что-то блеснуло, а дыхание стало прерывистым. Трок выхватил меч и, двинув им плашмя, отбросил Иштара со своего пути. Затем он кинулся вперед, обошел золотую статую и обследовал ее сзади, постукивая о металл острием. Звук получился полый, как у барабана. Глянув повнимательнее, Трок заметил съемную панель, почти незаметную на теле статуи.

– Лазейка! – рявкнул фараон. – Сдается мне, в животе Мардука кроется нечто такое, что никогда не проходило через его рот.