— Я ведь уже сказал: Скантини никого к нему не пустит. И под «никого» я имею в виду именно никого, Гарри, — смягчившись, пояснил тот. — Ты можешь на него положиться, ещё ни один карабинери не сумел прорваться к пациенту, который попал в отделение целителя Скантини, без его разрешения. Живи он во времена инквизиции, так отбил бы у этих иродов всех ведьм. Но знаешь, я… я поговорю с ним. Попрошу, чтобы для тебя сделали исключение. — Сеньор помолчал, взял в руку бокал и, задумавшись о чём-то своём, поболтав немного вино, отставил его на место. — Ты молодец, Гарри. Ты принял правильное решение. Можно не прощать, а упиваться своей болью, взращивать в своей душе ненависть, используя малейшую возможность отомстить, только это путь в никуда. Так ты, в конце концов, останешься один. А прощение… умение прощать — это как раз то, что и делает нас людьми.
От этих слов Гарри смутился. Он как-то не думал, что сеньор Росси наблюдал за ним и видел, что Гарри до последнего сомневался. Да он вообще-то в полной мере даже своё решение осознать ещё не успел, настолько спонтанно и неожиданно пришлось его принимать. Но, наверное, это и хорошо, что случился такой толчок; неизвестно, сколько бы иначе Гарри колебался и раздумывал, и к каким последствиям это бы привело.
— Иди спать, Гарри. Всё будет хорошо.
— А вы? — осмелев, спросил Гарри. — Вам тоже нужно отдохнуть.
Сеньор немного помедлил с ответом, будто не ожидал, что и его спросят.
— Не переживай, я скоро лягу. Самое тяжёлое уже позади, а с тем, что осталось, можно и поработать. Мы справимся. Северус справится.
Разговор явно был закончен, и Гарри, пробормотав пожелание доброй ночи, спиной вперёд выбрался обратно в коридор. Ему показалось, что там было ужасно холодно по сравнению с жарко натопленным кабинетом, или же это Гарри всё-таки начало подбрасывать от страха. Просьба не волноваться возымела совершенно противоположный эффект. Как можно не волноваться, если Гарри теперь постоянно будет думать, что Снейп готов намеренно утопить себя, продолжая искупать вину? А ведь винить его имел право один Гарри, и он больше не винил… только профессор пока этого не знал, а попасть к нему было нереально. Даже если убежать из дома, Гарри сам не доберётся до той волшебной больницы, лишь потеряется, заблудится и попадёт в очередные неприятности. Оставалось то, что Гарри больше всего не любил: ждать и надеяться, что сеньор Росси не обманул, что сможет договориться с неприступным целителем и что будет ещё не слишком поздно.
Сам он в ту ночь так и не уснул, слишком уж сильны были переживания, поэтому с благодарностью принял от Торри зелье Сна-без-сновидений. Сеньор Росси всё-таки хороший человек, раз понял, что Гарри оно может потребоваться. Нет, он очень хороший, добрый человек: до последнего заботился о своём ученике (в то время, как кто-то другой уже давно бы разочаровался в нём и бросил), Гарри принял, возился с ним. Понятно, что он не всемогущ: Гарри и вечером следующего дня, и через день, и через два призывно спрашивал сеньора, но пока пробить оборону целителя у того никак не получалось. С одной стороны, это заставляло Гарри ещё больше нервничать, с другой же, итальянские авроры, карабинери, как они назывались, тоже не могли попасть к профессору и допросить его. Разговаривать с Гарри они, как сказал сеньор, больше не хотели, предпочтя ребёнку совершеннолетнего мага, который был гораздо ближе к Альбусу Дамблдору. Обидно не было нисколько, зато волнение за профессора стало ещё сильнее. В голову лезли всякие глупости, не только о том, что Гарри не успеет, и Снейп обвинит себя во всём перед карабинери, но и о том, например, что он вообще не захочет встретиться.
Теперь уже Гарри не боялся любого появления сеньора Росси, а ждал его с нетерпением. Ждал, когда можно будет отправиться в магический госпиталь и поговорить с профессором. Будь тут Ликси, она бы поворчала, посокрушалась, но переправила бы его к хозяину, а Вигго и Торри подчинялись сеньору и на такие приказы Гарри не реагировали. На просьбы они тоже не реагировали, Гарри пробовал. Сговорились, нарочно! Он, наверное, сойдёт с ума от нетерпения и ожидания, прежде чем ему позволят увидеться с профессором. Поэтому Гарри поначалу и не поверил, когда через ещё через пять невыносимо долгих дней сеньор позвал его к себе в кабинет и велел собираться.
— Но куда?
— В госпиталь. Ты же не передумал ещё встречаться с Северусом? — сеньор как будто пытался пошутить, но глаза у него оставались серьёзными.
У Гарри пересохло во рту, сама душа словно воспламенилась от восторга, предвкушения и волнения. Наконец-то они увидятся, и Гарри отговорит профессора от самоубийственной идеи сдаться итальянским карабинери! Своего учителя Снейп мог и не послушать, как уже бывало, но так и Гарри — не пустое место! Собрался он в рекордные сроки, благо Торри держала весь его гардероб в идеальном состоянии; Гарри даже не поленился, а помчался в ванную: ещё раз почистил зубы, помыл шею и уши, тщательно расчесался, чтобы предстать перед целителями и самим Снейпом максимально аккуратным, вежливым и воспитанным. Нужно показать, что он не тратил время зря и не страдал ерундой, а самообразовывался, занимался, работал над собой. Как бы это помогло в процессе убеждения профессора, Гарри не очень представлял себе, но всё равно думал, что пригодится.
В Больницу дожей, располагавшуюся в Венеции, сеньор переместил его камином. Гарри уже один раз довелось путешествовал этим видом магического транспорта, тогда он проделал обратный путь, из больницы в дом сеньора, и ему не понравилось. Но ради своей миссии можно было и потерпеть, так что он смело шагнул за сеньором в изумрудное волшебное пламя. Появились они в светлом и солнечном из-за нескольких огромных окон фойе, где сеньор не дал Гарри толком осмотреться, а сразу же велел идти к лестнице.
— Ни к чему, чтобы тебя видело много людей, — пояснил он. — Тогда твоё местонахождение перестанет быть секретом.
Гарри задался было вопросом, почему они пришли в общественное фойе, разве нельзя настроить камин в кабинет целителя Скантини, например, и сам ответил себе. Наверное, всё же нельзя. С самим колдомедиком увидеться не получилось: сеньор заглянул к нему на пару минут, а потом повёл Гарри дальше по коридору между палатами и остановился возле одной из них.
— Подожди минутку.
Когда он скрылся за дверью, Гарри тут же начал вслушиваться, но, похоже, тут действовали заглушающие чары. Ни словечка не удалось разобрать, тишина стояла поразительная, не пугающая, а словно стерильная. Волнение и так нарастало скачками, да ещё и молчание это отовсюду... Что, если профессор и его учитель сейчас снова ругались? Гарри не сразу заметил, что сеньор неплотно прикрыл за собой дверь (это уже становилось какой-то традицией), однако затем приник к крошечной щёлочке. Приник быстрее, чем подумал, что мог бы сильно расстроиться, увидев, что взрослые действительно ссорились, но нет, ничего такого не было. Вместо этого сеньор Росси обнимал профессора, как... как несмышлёного ребёнка. Тот полулежал на кровати, но уткнулся в грудь своему наставнику как... как...
Гарри отошёл от двери. Он остро почувствовал себя лишним. Влез без спроса во что-то чужое, куда его совсем не звали. Это само по себе было отвратительно, но и то, что Гарри увидел... Он вдруг осознал, что за все одиннадцать, нет, десять лет, что он жил после гибели родителей, не нашлось ни одного взрослого, кто бы так его любил и переживал, как переживал сеньор Росси за своего ученика. Дурсли стыдились родства с Гарри. В школе, понятное дело, преподаватели держали дистанцию. Бродили, правда, странные слухи, будто директор Дамблдор, раз он взялся позаботиться о ребёнке после смерти Поттеров, принял Гарри к себе, воспитывал и обучал, но ребята после нескольких вопросов поняли, что то была неправда. То есть, у Гарри не было никого — никого! — а после этой случайно увиденной сцены, реально нескольких секунд, ужасно захотелось чтобы и у него появился такой же взрослый, который бы давал советы, ругал за ошибки, но помогал их исправить, переживал и старался сделать его жизнь лучше... Профессор Снейп подходил на эту роль идеально (да, Гарри ужасный эгоист, что считал так) однако нужен ли ему Гарри? Или же всё, профессор спас единственного сына женщины, которую любил (от человека, которого ненавидел), и больше он не желал иметь с Гарри ничего общего? Думать об этом было больно, как если бы Гарри в грудь воткнули палку и вертели ею в разные стороны, расковыривая дыру.
