Пример:
Голос из хора
Как часто плачем — вы и я —
Над жалкой жизнию своей!
О, если б знали вы, друзья,
Холод и мрак грядущих дней!
Теперь ты милой руку жмешь,
Играешь с нею, шутя,
И плачешь ты, заметив ложь,
Или в руке любимой нож,
Дитя, дитя!
Лжи и коварству меры нет,
А смерть — далека.
Все будет чернее страшный свет.
И все безумней вихрь планет
Еще века, века!
И век последний, ужасней всех,
Увидим и вы и я.
Все небо скроет гнусный грех,
На всех устах застынет смех,
Тоска небытия!
Весны, дитя, ты будешь ждать —
Весна обманет.
Ты будешь солнце на небо звать —
Солнце не встанет.
И крик, когда ты начнешь кричать,
Как камень канет...
Будьте ж довольны жизнью своей,
Тише воды, ниже травы!
О, если б знали, дети, вы
Холод и мрак грядущих дней!
1910—1914
(А. Блок. Седое утро. Пб., 1920, с. 6—6)
Стихотворения такого типа представляют цепь сходнозначных структур. Такие стиховые структуры могут быть названы «синонимами поэтической речи». По сравнению с синонимами практической речи они неточны, означают приблизительные, не вполне отожествляемые, представления, — однако сводимые к одному смысловому фокусу. В поэтической речи очень важно это ведение семантических параллелей, дающее сложный, дробящийся, но четкий в этой множественности образ (одно многоименное, потому что многогранное «видение поэта»). Разработка темы здесь происходит по ассоциациям синонимии, своеобразной в поэтической речи.
Точные синонимы в лирике имеют малое применение, так как дают обратный эффект — бедности и надоедливости выражения, а потому именно семантическая параллель — неточный синоним — и является тем видом синонима, какой нужен и обычен в поэзии.
Отсюда понятно то явление, что развитие синонимики в языке всегда зависит и соответствует стадии поэтической культуры его. Когда метафора — семантическая параллель — отмирает как поэтический синоним, она переходит в практический язык уже точным синонимом[56].
Когда метафоры непривычны и «синонимичны» (то есть аналогичны в одном из своих значений) не порознь, а в групповых комбинациях, как в приведенном выше стихотворении Блока, то мы больше замечаем игру смыслового разнообразия, чем неизменность темы. Начало синонимичности, различно участвующее в лирической композиции, выступает как организующее только тогда, когда сходнозначны стихи или строфы в отдельности, когда их метафоры не вновь образованные, когда новым является только их синонимическое сопоставление.
Пример:
Я люблю замирание эхо
После бешеной тройки в лесу,
За сверканьем задорного смеха
Я истомы люблю полосу.
Зимним утром люблю надо мною
Я лиловый разлив полутьмы,
И, где солнце горело весною,
Только розовый отблеск зимы.
Я люблю на бледнеющей шири
В переливах растаявший цвет...
Я люблю все, чему в этом мире
Ни созвучья, ни отзвука нет.
(Иннокентий Анненский. Кипарисовый ларец. М., 1910, с. 71)
Это ведение речевых варьяций_ одного смысла в композиционном единстве лирической пьесы можно сравнить со спектральным анализом белого луча, обнаруживающим такие элементы в его составе, о которых иначе нельзя было бы и подозревать.
Такой структурный принцип наиболее свойствен поэзии мысли, философской лирике; потому мы так часто встречаем его у символистов. Среди футуристов его искусно осуществляет Хлебников, теснее всех их связанный с символистами в своей литературной родословной.
Искание синонимических словесных варьянтов у него как футуриста выражается в неологистических образованиях. При этом как бы обнажается (скрытый у поэтов других толков) остов лирической композиции этого типа: создать цепь синонимов, не пользуясь готовыми. Но футурист создает их не из старых слов, путем метафорического употребления, а из старых элементов словообразования.
Пример:
В грезогах-соногах
Почил я, почил у
черты.
В мечтогах-думно-
гах
Почил у мечты.
И сонные сени восстали
Дремотные башни
воздвиглись.
(Б. Хлебников. Сб. «Требник троих», с. 21)
Изобретая синонимичные ряды, поэты приучают ассоциировать слова, обороты по признаку смыслового сходства и проявляют этим самым «смысловые оттенки» синонимов; образуется синонимика, в смысле стилистического источника.
Но уже в этом образце футуристической лирики имеет силу, наряду с синонимическим нанизыванием, принцип отбора сходнозвучных речевых комбинаций. Так как симметрической расстановкой эти речевые комбинации изолируются в восприятии, то можно назвать их «омонимами поэтической речи». Они впервые у футуристов стали объединяться в конструктивной функции. У символистов мы не найдем и сочетания синонимической поднизи с эффектами смысловых контрастов поэтической омонимии — такого, как, например, у Хлебникова:
Закон качелей велит
Иметь обувь то широкую, то узкую
Времени — то ночью, то днем,
А владыками земли быть, то носорогу, то человеку.
Сон то сосед снега весной,
То левое непрочное правительство в какой-то думе.
Коса то украшает темя, спускаясь на плечи, то косит траву
Мера то полна овса, то волхвует словом.
(«Изборник стихов с послесловием речяря». 1907‒1914. [б. м., б. д.], с. 28)
В стихах (лирических) встречей омонимов будет не только употребление слова в двух его значениях, относящихся к совершенно разным реалиям, но и повторение того же оборота речи («слова») в одном основном значении, однако с новыми смысловыми деталями. Возвращаясь в новой связи, порядке, — просто в другом месте пьесы, стихи семантически меняются. И это — самый изысканный и трудный для читателя вид омонимической организации стихотворенья. Снова можно указать у Хлебникова схематическое обнажение этого принципа конструкции:
Когда умирают кони, дышат,
Когда умирают травы, сохнут,
Когда умирают солнца, они гаснут,
Когда умирают люди, поют песни.