А ведь и правда, спалят — подумал Орест. Даже если подчиниться, выйти к ним, — объяснить ничего не получится. Им Господь уже всё объяснил устами Феодосия. Да и что объяснять? Власту он застрелил. Тоже поверил преподобному, хотел спасти, а убил. Но, скорее всего, до объяснений дело не дойдёт. У кого-то от страха дрогнет палец на спусковом крючке, и готово.

Осторожно, чтобы не скрипнули половицы, не выдали его местонахождение, Орест вернулся в комнату, снял со стены карабин, патронташ. И что дальше? Окна и дверь под прицелом. Попробовать выбраться на задний двор через кухню? Наверняка и там караулят. Положим, двух-трёх он успеет снять, но на выстрелы прибегут остальные. Нет, из дому ему живым не выбраться. Остаётся разве что подороже жизнь продать...

Орест изумился промелькнувшей мысли. Жизнь продать? Что за глупость? Убивать простаков, обманутых хитрым мошенником, ему вовсе не хотелось. Хотелось оказаться подальше от этого места.

По телу прокатила волна озноба — от макушки до пяток и кончиков пальцев. За ней вторая — в обратную сторону. В ушах зазвенело, кожа покрылась мурашками. Ощущения были знакомы, но поверить Орест отказывался: нельзя соскользнуть по своему желанию, лишь Господь решает, когда это случится... В самом деле? Или прав Путник, и не стоит списывать на Божественное вмешательство всё подряд?

Следовало поторопиться, если желаешь что-то прихватить с собой: от первых симптомов до полного соскальзывания — две-три минуты всего, редко больше. Орест оглядел комнату. На столе лежал дневник, присыпанный осколками стекла. Он подскочил, схватил. Снаружи заметили, заорали:

— Вон он, вон, к окну подошёл! Берегись, сейчас стрельнёт!

И, упреждая, — залп из двух стволов. Несколько картечин попали в окно, добивая остатки шибок, выламывая щепы из рамы, пролетели через комнату, впились в противоположную стену. Две из них угодили в Ореста. Вернее, в то место, где он секунду назад стоял.

«Неужто снова на северá угораздило?» — первая мысль, возникшая в голове, когда Ореста обдало холодом. Затем мысль улетучилась вместе с памятью об отрезке жизни, проведённом на берегу студёного северного моря.

Судя по голым ветвям деревьев, угодил он из середины лета прямиком в зиму или в позднюю осень. Вдобавок — в ночь: темень вокруг, ни огонька не видно. Это нехорошо и неправильно. Считалось само собой разумеющимся, что человека тянет к человекам, являешься всегда там, где есть жильё, где вновь явившегося встретят, обогреют, накормят, снабдят самым необходимым для жизни, познакомят с местными обычаями. Иначе получалось совсем худо. Как сейчас. Однако ничего не поделаешь. Орест сунул дневник за пазуху, перехватил карабин поудобнее и двинулся сквозь лес.

Тот закончился ровно за тем деревом, под которым он явился. Далее шла полоса пустой земли метров в двадцать, где лес вырубили и выкорчевали. За ней в темноте проступали очертания домов. Не заметил их сразу Орест потому, что небо заволокло плотными тучами, лунному свету не пробиться, будь сегодня даже полнолуние.

Тому, что миг назад было лето, а теперь — поздняя осень, он не удивился. Это для тебя от соскальзывания до явления проходит мгновение, а на самом-то деле на такое путешествие иной раз времени много требуется. Ведь новое место, скорее всего, находится далеко от прежнего. Как выглядит мир целиком, насколько он велик, никто не ведает, разве что Путник.

О Путнике Орест вспомнил, потому что обложка дневника холодила живот. Время и место для размышлений — совсем неподходящие, и он решительно двинулся к ближайшему дому.

Посёлок оказался невелик: дюжина строений, похожих друг на друга, как братья, и нимало не похожих на дома его прежнего села Ровное. Там строили из обожжённого кирпича, крыши крыли черепицей, стены штукатурили и белили известью. А здесь — сплошь деревянные, приземистые, сложенные из цельных брёвен, крошечные окошки закрыты ставнями. Чтобы найти дверь, пришлось дом обогнуть, — дома стояли не рядами вдоль улиц, а вокруг единственной площади. Двери выходили на площадь, окна-бойницы — к лесу. Вместо крыльца — две ступеньки и дощатый навес.

Вблизи стало ясно, что дома старые, потемнели от времени. Впрочем, сложены они добротно, древесина крепкая, не один десяток лет ещё простоят.

Орест постучал. Звук получился глухим, тонул в толстых досках двери. Пожалуй, такую картечью не прошибить, даже пуля его карабина застрянет. Он подошёл к окну, снова постучал — в ставню. Позвал:

— Эй, есть кто?! Хозяева!

Прислушался. Изнутри дома не доносилось ни звука. Орест осмотрел ставню. Крепилась та на грубо выкованной металлической — бронзовой? — петле с одного бока и запиралась таким же массивным крючком с другого. Открыть и постучать в шибку труда не составит. Но как это воспримут обитатели дома? Не лучше ли попытать счастья с другим? И поскорее, от холода зубы стучат!

Он собрался бежать к соседнему дому, когда дверь, скрипнув петлями, приотворилась. В проёме стояла женщина. Плошка с торчащим из растопленного жира фитилём света давала мало, но что-то Орест разглядел: короткие исподние штаны, рубаха, светлые распущенные волосы, на плечи накинута шуба. Женщина стояла босиком, и от такого зрелища Орест невольно поёжился.

Она его тоже разглядывала: приподняла плошку-светильник повыше. Бросила коротко:

— Явился? Ну, заходи, — и отодвинулась вглубь дома.

Повторного приглашения Орест ждать не стал, поспешил следом, плотно притворив за собой дверь.

Вторая дверь в прихожей, судя по всему, служившей и кладовой, выглядела не такой массивной. За ней располагалась жилая комната, единственная в доме. Здесь женщина внимательнее рассмотрела ночного гостя.

— Меня зовут Орест Неймет, — поспешил представиться он.

— Я — Анжела. Это у тебя ружьё, я верно помню? А это патроны к нему? Удачно, что ты его прихватил.

— Карабин, — поправил Орест. — У вас тут что же, оружия нет?

— Только такое, — женщина указала на стену, где висели лук и колчан со стрелами. Наконечники стрел тоже были бронзовыми. Поинтересовалась: — Ты сильно голодный или потерпишь до утра?

Орест прислушался к ощущениям. Можно было и сейчас перекусить, можно — отложить до утра.

— Потерплю.

— Тогда залезай под одеяло. Вон, дрожишь весь!

Утром Орест увидел то, что не мог заметить ночью: со всех сторон жилые дома окружали горы. Покрытые тёмнохвойными лесами, а кое-где уже припорошённые снегом, склоны их закрывали горизонт, отрезали посёлок от внешнего мира. В буквальном смысле отрезали: пути отсюда к иному человеческому жилью не знал никто, лишь звериные тропы встречались в окрестных лесах. Впрочем, одна дорога тут когда-то была, остатки её виднелись среди зарослей орешника, между вековыми дубами, проросшими сквозь неё. Сельчане утверждали, что прежде она вела к развалинам достаточно большого поселения, но лет десять назад случилось сильное землетрясение, развалины рухнули в ущелье, и теперь древняя дорога заканчивалась отвесным обрывом.

Никто из новых соседей Ореста не был свидетелем тех событий, они пересказывали услышанное от предшественников. В посёлке со странным названием Блокпост жили семнадцать человек, три дома из двенадцати пустовали. Орест мог заселиться в любой из них, но Анжела верно сказала: выбирать себе пару здесь не из кого, и неизвестно, когда явится кто-то, а семьёй жить всяко лучше, чем одиночкой. В роли жены Анжела его вполне устраивала, единственный недостаток — уж слишком молчалива. Кто и когда построил Блокпост, почему выбрал именно это место посреди леса, поселковые не знали. С имеющимися у них инструментами возвести новый дом, даже отремонтировать капитально, — возникни такая необходимость, — было бы затруднительно. Поэтому радовались, что дома стоят крепко, хоть и старые. Вон, землетрясение выдержали! Только стёкла во многих окнах вылетели и разбились. Так что всю холодную пору года ставни закрывали наглухо.