— Так что мы не станем причинять вреда друг другу при всех, — сказал он.

— Наверное, нет, — сказала я. — Так что тебе надо? Я опаздываю на встречу.

— Оживлять зомби или убивать вампиров?

— Ни то, ни другое, — сказала я. Он смотрел на меня, ожидая, что я скажу еще. Я молчала. Он пожал плечами — это у него вышло очень изящно.

— Ты — мой человек, Анита.

Он назвал меня по имени, и я поняла, что теперь дело действительно худо.

— Нет, — сказала я.

Он протяжно вздохнул.

— Ты носишь две мои метки.

— Не по своей воле, — сказала я.

— Ты бы умерла, если бы я не поделился с тобой силой.

— Не пичкай меня всяким дерьмом насчет того, как ты спас мою жизнь. Ты заставил меня принять две метки. Ты не спрашивал и не объяснял. Первая метка, может быть, и спасла мою жизнь, чудесно. Но вторая метка спасла твою. Оба раза у меня не было выбора.

— Еще две метки — и ты обретешь бессмертие. Ты перестанешь стариться, потому что не старюсь я. Ты останешься человеком, живым, способным носить крестик. Сможешь ходить в церковь. Твоей душе ничего не угрожает. Почему ты сопротивляешься?

— Что ты знаешь о моей душе? У тебя души больше нет. Ты продал свою бессмертную душу ради бессмертия на земле. Но я знаю, что вампиры тоже умирают, Жан-Клод. Что будет, когда ты умрешь? Куда ты пойдешь? Просто превратишься в пар? Нет, ты отправишься в ад, куда тебе и дорога.

— И ты думаешь, что, став моим человеком, ты разделишь со мной эту участь?

— Не знаю и не хочу выяснять.

— Сопротивляясь мне, ты заставляешь меня выглядеть слабым. Я не могу позволять себе этого, ma petite. Так или иначе, но так дальше продолжаться не может.

— Просто оставь меня в покое.

— Не могу. Ты — мой человек и должна начать действовать соответственно.

— Не дави на меня, Жан-Клод.

— Или что? Ты меня убьешь? Ты смогла бы меня убить?

Я взглянула в его красивое лицо и сказала:

— Да.

— Я чувствую, что ты хочешь меня, ma petite, так же, как я тебя.

Я пожала плечами. Что я могла сказать?

— Это всего лишь похоть, Жан-Клод, ничего личного. — Это была ложь. Я знала, что это ложь, даже когда говорила.

— Нет, ma petite, я значу для тебя больше. — Вокруг нас, на безопасном расстоянии, уже собиралась толпа.

— Ты действительно хочешь обсудить это на улице?

Он набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.

— Ты совершенно права. Ты заставляешь меня забываться, ma petite.

Чудесно.

— Я действительно опаздываю, Жан-Клод. Меня ждет полиция.

— Мы должны закончить наш разговор, ma petite, — сказал он. Я кивнула. Он был прав. Я пыталась не обращать на него внимания. На Мастера вампиров не так-то просто не обращать внимания.

— Завтра ночью.

— Где? — спросил он.

Как любезно с его стороны не приказывать мне явиться в его логово. Я задумалась, где лучше всего это сделать. Я хотела, чтобы Чарльз сходил со мной в Тендерлин. Чарльз собирался проверить условия труда зомби в новом клубе комедии. Место не хуже любого другого.

— Ты знаешь «Смеющийся Труп»?

Он улыбнулся, блеснув клыками. Какая-то женщина в толпе ахнула.

— Да.

— Давай встретимся там, скажем, в одиннадцать.

— С удовольствием. — Слова ласкали мою кожу, как обещание. Вот черт. — Завтра ночью жду тебя в своем кабинете.

— Погоди минутку. Что значит — «в своем кабинете»? — У меня было дурное предчувствие.

Его улыбка превратилась в ухмылку, клыки блеснули в свете уличных фонарей.

— Ну, я же владелец «Смеющегося Трупа». Я думал, ты знаешь.

— Ни черта ты не думал.

— Я буду тебя ждать.

Что ж, я сама выбрала место. Я не стану отказываться от своих слов. Будь они прокляты.

— Пошли, Ирвинг.

— Нет, репортер пусть останется. Он еще не получил интервью.

— Оставь его в покое, Жан-Клод, пожалуйста.

— Он получит только то, чего хочет, и ничего больше.

Мне не понравилось, как он сказал «хочет».

— Что за пакость ты задумал?

Он улыбнулся:

— Пакость? Я, ma petite?

— Анита, я хочу остаться, — сказал Ирвинг.

Я повернулась к нему:

— Ты сам не знаешь, что говоришь.

— Я репортер. Это моя работа.

— Поклянись, поклянись мне, что ты не причинишь ему вреда.

— Даю слово, — сказал Жан-Клод.

— Что ты не причинишь ему вреда ни в каком смысле.

— Что я не причиню ему вреда ни в каком смысле. — Его лицо было лишено всякого выражения, как будто бы он и не улыбался всего минуту назад. Его лицо было таким застывшим, каким может быть лицо только давно мертвого. Прекрасное, но лишенное жизни, как картина.

Я взглянула в эти спокойные глаза и вздрогнула. Вот черт.

— Ирвинг, ты уверен, что хочешь остаться?

Ирвинг кивнул:

— Я хочу получить интервью.

Я покачала головой:

— Ты дурак.

— Я хороший репортер, — сказал он.

— И все равно ты дурак.

— Я способен о себе позаботиться, Анита.

Мгновение мы смотрели друг на друга.

— Прекрасно, забавляйся. Я могу взять папку?

Он посмотрел на свои руки, как будто успел забыть, что папка у него.

— Забрось мне ее на работу завтра утром, а то у Мадлен будет припадок.

— Разумеется. Нет проблем. — Я подсунула толстую папку под мышку левой рукой так изящно, как только могла. Теперь мне было бы трудно вытащить пистолет, но в жизни не бывает совершенства.

У меня была информация на Гейнора. У меня было имя его недавней подруги. Отвергнутой женщины. Возможно, она поговорит со мной. Возможно, она поможет мне найти улики. Возможно, она пошлет меня к черту. Но к этому мне не привыкать.

Жан-Клод следил за мной своими неподвижными глазами. Я сделала глубокий вдох через нос и коротко выдохнула через рот. Многовато волнений для одного дня.

— Увидимся завтра, — сказала я обоим мужчинам, повернулась и ушла. На пути у меня стояла группа туристов с фотокамерами. Один прицелился в меня объективом.

— Если ты меня щелкнешь, я отниму у тебя фотоаппарат и разобью, — все это я проговорила с улыбкой.

Мужчина неуверенно опустил камеру.

— Господи, да всего один снимок.

— Ты и так видел достаточно, — сказала я. — Вали отсюда, шоу окончено. — Туристы отхлынули, как пелена дыма, когда подует ветер. Я пошла к стоянке. Оглянувшись, я увидела, что туристы снова окружили Жан-Клода и Ирвинга. Туристы были правы. Шоу еще и не собиралось кончаться.

Ирвинг — большой мальчик. Он хочет взять интервью. Кто я такая, чтобы изображать из себя няньку взрослого вервольфа? Интересно, узнал ли Жан-Клод тайну Ирвинга? И если узнал, то как это повлияет на его намерения? Не моя проблема. Мои проблемы — это Гарольд Гейнор, Доминга Сальвадор и чудовище, которое пожирает честных граждан Сент-Луиса, штат Миссури. О проблемах Ирвинга пусть беспокоится Ирвинг. У меня своих хватает.

Ночное небо казалось чашей, полной чернил. Звезды поблескивали, как алмазные булавочные головки. Луна переливалась то серым, то золотистым, то серебряным. В городе обычно забываешь, как темна ночь, как ярка луна, как много на небе звезд.

На кладбище Баррел нет ни одного фонаря. Только из окон дальних домов льется слабый свет. Я стояла на вершине холма в рабочем комбинезоне, в кроссовках и обливалась потом.

Тело мальчика уже убрали. Теперь оно лежит в морге, где его должен осмотреть коронер. Мне больше не придется видеть его. Никогда. Только во сне.

Дольф стоял возле меня. Он ничего не говорил, только смотрел на траву, на разрушенные надгробные плиты и ждал. Ждал, когда я сотворю чудо. Когда я вытащу кролика из шляпы. Лучше всего будет, если мы найдем этого кролика и уничтожим. Неплохо также было бы найти нору, из которой он вылезает. Она могла бы кое о чем рассказать. А кое-что все-таки лучше, чем то, что мы имеем сейчас.

Истребители держались на небольшом расстоянии от нас с Дольфом. Их было двое. Мужчина был низенький и упитанный; седые волосы пострижены ежиком. Он напоминал бы отставного футбольного тренера, если бы не огнемет, пристегнутый у него за спиной. Он поглаживал ствол, словно любимую кошку.