– О Сотворение, – прошептал Келвин, – бедный Эларн…

Позади нас один из патриархов призвал толпу к молитве, и люди один за другим начали опускаться на колени. Ктото тихо плакал.

Я повернулась к Келвину:

– Почему Тор не отправился с вами? У него было бы больше возможностей убедить советников в приближении катастрофы, чем у горца и простого пловца.

Может быть, у меня и не было его тонкого нюха, но я сразу поняла, что отвечать на этот вопрос Кел не хочет. Он явно боролся с собой и наконец сказал:

– Райдер счел, что советники получили свой шанс, когда их предупредили гхемфы. Советники не захотели слушать. Если верить Райдеру, предостережение было послано Богом, и хранители предпочли не обратить на него внимания.

Подозреваю, что Келвин мог бы рассказать и больше, но не захотел этого делать. Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами от горькой иронии случившегося.

– Раньше он таким не был…

– Ну да, я знаю. Он принял лекарство, – мягко добавил Келвин. – Может быть, теперь он снова станет таким, как прежде.

Я покачала головой:

– Ах, Кел, никто из нас никогда не станет прежним. Никогда. – Я еще раз оглядела разрушенный город и подумала о погибших. О людях, которых я знала… о тех, кого я убила. – Кел, я так устала… От всех смертей. От всех убийств. От вечного существования на острие ножа. Вся моя жизнь только из этого и состояла… и я больше не хочу так жить!

Мой запах, конечно, сказал ему больше, чем слова. Кел коснулся моего лица кончиками пальцев. Потом, показав на раскинувшийся под нами безрадостный ландшафт, предложил мне единственное утешение, которое имелось:

– Они все равно погибли бы от наводнения. – Я закусила губу, не в силах говорить. – Ах, девонька, скажи мне прямо, чего хочешь: я человек простой, мне нужно услышать все своими ушами.

Я улыбнулась ему и покачала головой:

– Никакой ты не простой человек, здоровенный ты болван, и прекрасно об этом знаешь. И уж тебето нет никакой надобности чтото слышать своими ушами. – Кел молчал, поэтому я продолжала: – Я прошу тебя увезти меня с собой, Кел, куда бы ты ни отправился.

– Ну, – сказал он так, словно это было совершенно очевидно, – на Дастелы, конечно. Где еще я смогу исправить хоть немного причиненного зла? – Он провел рукой по волосам, и они, как всегда, встали дыбом. Потом он добавил: – Я собираюсь построить там лечебницу на деньги менодианской патриархии. Там я смогу и лечить, и обучать других. А когданибудь, возможно, и более того. Я думаю о медицинском университете.

– Чертовски привлекательная идея. – Да, так оно и было. Возможность построить чтото вместо того, чтобы разрушать. – Приют для детейдастелцев… тех, что осиротели, тех, кто лишился рассудка. – Я повернулась к Келвину и взяла его за руку.

Он покраснел, что показалось мне ужасно милым.

– Ты сделаешь меня счастливейшим человеком в мире, если присоединишься ко мне. Если, конечно, ты этого хочешь. Я тебя люблю, как, думаю, теперь уже тебе известно.

– Да, – ответила я, – но все равно услышать такое приятно.

Если ему и нужно было еще о чемто узнать… кончик носа у Кела зашевелился. Мне ничего не нужно было ему говорить.

Бесполезно спрашивать меня о КоролеКите 1742 года. Я его не видел. Я – как всегда – сидел у постели Флейм, держа ее за руку, и ждал.

Впрочем, Дек пришел и рассказал мне обо всем после того, как приливная волна прошла. Он чирикал, как взволнованный птенец.

– Ох, дух захватывало, Руарт, – говорил Дек. – Волна была вроде как взбесившаяся гора! Ты знаешь, что в порту Тенкора смыло часть верфей? А еще нос здоровущего корабля застрял в стене лавки фонарщика на причале! Ух! А на пляж выкинуло жутко огромную акулу, а у начала главной улицы такая куча водорослей, что мы пять минут через нее лезли! – Дек продолжал болтать, но мне трудно было особенно интересоваться чемто, кроме Флейм; паренек скоро почувствовал, что поддерживать разговор мне не хочется, и виновато спросил: – А как она?

– Тризис все еще дает ей снотворное, но теперь уже меньше. Она и так спокойно спит, мне кажется. – По крайней мере, теперь Флейм не сопротивлялась, когда ей давали лекарство.

Дек внимательно посмотрел на Флейм.

– Трудно сказать, излечилась ли она, – заключил он наконец. – Она не использовала ни дун, ни силвмагию с тех пор, как мы покинули Брет, так что ни всполохов не видно, ни запаха не чувствуется. Я ничего не могу разглядеть, только ведь это не обязательно значит, что ей стало лучше.

– Нет, но скоро все выяснится. Мы собираемся позволить ей проснуться.

В это время пришел Райдер, и Дек поспешил исчезнуть из комнаты. Я уже знал, что мантия патриарха и высокое положение, которое занимал Тор, смущали парнишку.

– Все такое черное, – както шепнул он мне. – Он похож на морского дьявола. – Я посмеялся бы над страхами Дека, но в душе я и сам находил странным, что Тор Райдер теперь носил мантию священнослужителя; еще более странным было для меня то, что он приходил к постели Флейм молиться за нее. Я помнил его человеком действия с мечом в руке – и любовником Блейз.

– Полагаю, Дек рассказал тебе о том, что натворила приливная волна? – спросил Тор, бросив взгляд на Флейм.

Я кивнул.

– Она причинила много вреда, – признал он. – Больше, чем я ожидал.

– Прилив был достаточно сильным, чтобы разбить корабль хранителей?

– О да. – Мы посмотрели друг на друга, и Райдер отвернулся к окну. – В Ступице все уничтожено… – Взгляд его был затравленным. – Мне следовало отправиться выручать Блейз. На самом деле я должен был освободить ее, когда корабль проходил мимо Тенкора, и наплевать на последствия. – Признание в раскаянии было совсем не в духе Райдера. Он криво улыбнулся, заметив мое удивление. – Я во всем виню осквернение дунмагией. Это единственное мое оправдание.

– Но осквернение исчезло, не так ли?

– Дунмагия во мне? Да. – Он снова повернулся к окну. – Я все время говорю себе, что такова воля Божья. Да я и не могу не верить в это… Насколько мне известно, Келвин и Эларн отправились в Ступицу с ночным приливом. – До меня не сразу дошел смысл его слов, а когда дошел, я похолодел. – Они прошлой ночью исчезли, – уточнил Райдер, – так же как и одна из лодок, принадлежащих Гильдии.

– Ох, клянусь пухом и перьями! Могло… могло им это удаться?

– Добраться до Ступицы? Не знаю. Но если ктото и мог совершить такое, то это Эларн. – Думаю, в душе Тор понимал, что на этот раз Блейз – живая или мертвая – для него потеряна. В его голосе звучала боль, за одну ночь добавившая морщин на его лицо. – Да простит меня Бог, если я совершил ошибку; сам себе я этого никогда не прощу.

Я не мог сообразить, что можно ему ответить.

В комнату вошел Гэрровин, как всегда болтливый. Он начал уговаривать меня поесть и пойти прогуляться, раз погода улучшилась. Он иногда напоминал мне дроф, которых мы видели на пастбищах Небесной равнины: крупных любопытных птиц, вечно гонящих кудато других членов стаи.

– Тор присмотрит за девонькой, – сказал он мне. – Иди поешь чегонибудь.

Выходя, я обернулся в дверях. Тор все еще смотрел в окно невидящим взглядом.

На второй день после того, как прилив достиг наибольшей величины, Тризис еще уменьшила дозу снотворного, и Флейм стала некоторое время бодрствовать; она начала проявлять интерес к тому, где находится и что происходит вокруг нее. Впрочем, большую часть времени она просто смотрела в потолок. Только к вечеру она проявила желание поговорить. Повернув голову, она впервые посмотрела мне в глаза и спросила:

– Где мы? – Я не видел в ней никаких следов Лиссал. В провалившихся глазах Флейм был только бесконечный страх.

– На Тенкоре.

– Я чувствую себя… слабой.

Гэрровин, сидевший с другой стороны постели, сказал:

– Ты долго получала снотворное. Теперь тебе нужно как можно скорее подняться на ноги – походить, восстановить силы.