Я постарался ответить ему спокойным тоном:

– Ну да, я понимаю. Ладно, как хочешь… Я ничего ей не скажу.

– И никому не скажешь.

– Никому не скажу. – Конечно, я лгал. Я твердо решил все сообщить Джесенде.

Гилфитер вздохнул, отошел от меня и дернул за шнур колокольчика.

– Никак не привыкну к подобным вещам, – сказал он. – Я имею в виду слуг. Там, где я родился, их нет. Каждый делает свою часть работы. Мы все там, на Небесной равнине, пасем селверов.

Гилфитер переменил тему, и я не мог понять по какой причине. Я забеспокоился: чтото было не так.

Слуга постучал в дверь, и Гилфитер распахнул ее.

– Не мог бы ты передать сирпатриарху Райдеру, что он нужен здесь? И попроси его привести с собой двоих стражников, обладающих Взглядом. – Слуга поклонился и ушел.

Гилфитер закрыл дверь.

– Я не понимаю… – начал я. Он поднял руку:

– Пожалуйста, не говори больше ничего. Ненавижу, когда люди лгут.

– Но…

Он снова перебил меня:

– Мы с Райдером оба влюблены в Блейз Полукровку. Мы оба также очень привязаны к Флейм. Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы защитить их… в том числе не дадим тебе встретиться с Джесендой и сообщить ей сведения, которые могут представлять опасность для Блейз и Флейм. Мне очень жаль, Эларн, но я собираюсь попросить Райдера запереть тебя на пару дней, пока корабли не выйдут в открытое море.

– Ты не можешь так поступить!

– Нет, конечно, но это может сделать твой отец. А он послушается верховного патриарха Краннаха, так же как Краннах послушается Райдера.

– Как ты смеешь! – Я рванулся к двери, рассчитывая проскользнуть мимо Гилфитера, но тут же оказался прижат к стене. Рука Гилфитера была достаточно сильной, чтобы я не мог двинуться с места. В другой его руке был зажат дирк, и его острие касалось моей шеи под подбородком. Я был поражен. Ято считал Гилфитера неуклюжим и мягким, а он явно хорошо умел обращаться с кинжалом.

Гилфитер спокойно сказал:

– Пройдет некоторое время, прежде чем явится Райдер. Мы можем вести себя разумно: ты сядешь и будешь сидеть смирно, а я тем временем развлеку тебя рассказом о наших приключениях с Мортредом. Однако мы можем оставаться и в неудобном положении, как сейчас. Что ты выбираешь?

Я неловко пожал плечами:

– Хорошо, хорошо, я буду ждать спокойно. Гилфитер внимательно посмотрел на меня и вздохнул, но всетаки выпустил меня.

Я воспользовался своим даром силва, чтобы исчезнуть. Я громко топнул, словно отходя влево, рассчитывая заставить Гилфитера отойти от двери, но он не двинулся с места и продолжал смотреть в мою сторону; впрочем, может быть, это было следствием того, что пол скрипнул.

Я попятился – не издавая ни звука – к другой стене… и его взгляд какимто невероятным образом тоже переместился. Я присел, и Гилфитер опустил глаза. У меня на голове зашевелились волосы. То ли моя иллюзия была не такой совершенной, как я считал, то ли он меня видел…

Я сосредоточился и создал другую иллюзию, чтобы отвлечь его. Его постель вспыхнула. Гилфитер никак не прореагировал, только кончик носа у него дернулся. Он ни на мгновение не отводил от меня глаз.

«Боже, – подумал я, – он, должно быть, обладает Взглядом». И все же я был уверен, что это не так. Растерявшись, я потерял управление своей невидимостью.

– У меня есть несправедливое преимущество, – сказал Гилфитер, – которое позволяет мне ставить тебя в дурацкое положение, а я вовсе не хочу этого делать. Мы на Небесной равнине говорим так: «Если тебя ужалила оса, не трогай осиного гнезда». Другими словами, не стоит ухудшать свое положение. – Потом он неожиданно отошел от двери и взмахнул рукой, словно предлагая мне попробовать сбежать.

Я не двинулся с места. Так мы простояли несколько минут: я гадал, не удастся ли мне удрать, спрятаться гденибудь, а потом добраться до «Гордости хранителей». В конце концов я нарушил молчание:

– Так же как ты хочешь защитить Блейз, я хочу защитить Джесенду. Ей всего двадцать лет, ее послали с опасным заданием, а она не знает и четверти того, что следовало бы. Отпусти меня, Келвин. Ее нужно предупредить.

– Мне очень жаль, – начал он, – но я не могу…

Как только он заговорил, я скрыл себя иллюзией и, насколько мог бесшумно, скользнул к двери. И Гилфитер тут же меня поймал. Я растянулся у его ног и перестал прятаться за иллюзией.

Гилфитер присел рядом со мной.

– Пожалуйста, Эларн, не надо.

– Что ты такое? – спросил я, садясь. – Ты откудато знаешь, когда я лгу, верно? И ты, и твой дядюшка…

Он кивнул.

Я потер ушибленный локоть.

– Я люблю ее, Келвин. А то, что делаете вы, может означать для нее смерть.

– У нее три корабля с пушками и силвами, – с горечью ответил Гилфитер. – Я только уравниваю шансы в битве. Немного…

– Мы же должны быть союзниками! Тут не должно быть поля битвы…

– Именно. Но корабли хранителей, если получат возможность, как раз битву и начнут.

Он помог мне подняться, и как раз в этот момент появился Райдер, сопровождаемый двумя стражниками.

– Надеюсь, у тебя была веская причина, Гилфитер… – начал он.

Тот поправил свой тагард.

– Мы тут поговорили с Эларном. К сожалению, он все еще считает необходимым догнать корабли хранителей, пока они в заливе. Он хочет поговорить с дочерью Датрика.

– Ах… – Райдер повернулся ко мне: – Это правда?

– Разве имеет какоето значение, как я тебе отвечу? – спросил я.

– Нет. Мне очень жаль, Эларн, – ответил Райдер. – Мы знаем, что Гилфитер никогда не ошибается, когда дело доходит до лжи. Вспомни: я тебя предупреждал.

Действительно, предупреждал… Я просто тогда не обратил внимания.

Просыпаясь по утрам, я часто чувствовал себя беспомощным, парализованным. Как посторонний наблюдатель, я составлял в уме отчет о событиях, но никогда не предпринимал ничего, чтобы их изменить. Конечно, такой была моя судьба, и пока я оставался птицей. Птица размером с человеческую ладонь мало что может сделать для того, чтобы изменить мир.

Теперь же я был человеком. Не очень крупным и, безусловно, не слишком красивым, но все же человеком. И я знал то, чего никто больше на Брете, за исключением Лиссал, знать не мог. Я обладал силой: силой знания. У меня было тело, которое могло действовать, был язык, чтобы сообщить комуто то, что я знал. И все же я не предпринимал ничего. Я наблюдал за тем, как привезенных из разных мест силвов заточали в темницу и оскверняли. Я наблюдал за тем, как стражники, придворные и сам властитель под действием чар Лиссал делаются покорными или безразличными. Я держал рот на замке и ни с кем не делился своим мнением.

Лишь морской дьявол знает, чего я ждал. Быть убитым по приказу Лиссал? Это, в конце концов, был только вопрос времени. Или, может быть, рождения ребенка и шанса на то, что Флейм освободится от его проклятия? Едва ли я мог дожить до того момента, когда младенец появится на свет. Прибытия Блейз? Даже и такого оправдания у меня больше не было: к этому времени стало очевидным, что она не явится. Чтото ей помешало. Может быть, она не выжила во время событий на Ксолкасе. Может быть, ей не пришло в голову, что Флейм способна отправиться на Брет. Может быть, Блейз искала ее в другом месте…

Когда чувство вины изза бездействия становилось слишком трудно выносить, я думал о том, не открыться ли силвуцелителю Керену. Он представлялся с виду вдумчивым, жалостливым человеком. Я видел, как он и его жена спускаются на нижние уровни города, чтобы помогать страждущим. Керен был со всеми доброжелателен и скоро стал очень популярен среди придворных: они только и говорили о том, как хорошо снова иметь силвацелителя, – один получил облегчение от подагры, другого перестал мучить артрит, третий не страдал больше от диспепсии. Керен и его жена пользовались симпатией и охранников: лекари часто бывали среди них, сообщив, что бесплатная помощь солдатам оказывается по приказанию Лиссал. Я в этом сомневался, но подобные разговоры представляли Керена и Тризис в интересном свете; еще больше заинтересовало меня то, что целители занимались и узниками. Керен, как оказалось, ловко ввернул в разговоре, что болезни, начавшиеся в камерах, могут передаться и придворным, так что ему позволили заняться мучительным кашлем некоторых заключенных.