— Та ты шо, сдурив, Сашко?
— А хто первый прийдет, тому дви фишки дадуть, а кто последний, тому штрафные очки записывать будуть.
— А шо це за фишки? — полюбопытствовала Петровна.
— А це вроде бы як трудодни.
— А тэбэ з ким поставять?
— А мэнэ, як Омелькин приедет, так з ным, а можэ, з отим, пузатым, шо у паровозному дэпо главный…
— Ну и язык же у тебя, Сашко, гляды — добром це не кончится.
Пока зубоскальство свое разводил Майбутнев, в кабинете у директора была установлена строгая регламентация по части детского труда: запрещалось всяческое нарушение трудовых норм, режима, порядка. Но как ни старался Шаров, а регламентацию все равно нарушали. И первым нарушителем был завхоз Каменюка, потому что ему игра ужасно как была выгодна. И поскольку Каменюка был членом жюри, то он совершенно обнаглел в использовании своих прав.
Вечером в этот же день Каменюка открыл бойкую торговлю баллами. Он собрал несколько групп ребят и предложил быстро вырваться вперед, обогнать всех и навсегда.
— Ось, бачите, шпалы, их усього сорок семь штук, — важничал Каменюка, показывая Славе Деревянко и другим ребятам на отгруженные шпалы. — Так вот, якщо эти шпалы перекинуть до котельной, запишу двадцать очков.
— Вы что? За двадцать очков сами их таскайте, — обиделся Слава.
— Ну, тридцать очков? — отступил Каменюка.
— Нет, так не пойдет, мало, — говорил Слава.
— Ну, а скильки ты хотив бы? — не выдержал Каменюка.
— Сто! — выпалил Саша Вишня.
— Ишь чего захотел. Да ты знаешь, сколько это — сто очков? — зашумел Каменюка. — За сто очков я и сам перетягаю. Семьдесят — бильш не можу.
— Ладно, — сказал Слава. — Годится. Пишите семьдесят.
— Нет, сначала работу сделайте, а потом запишу. Слава договаривался с другой группой выполнить эту работу пополам. А Каменюка тем временем беседовал с группой ЭТО:
— Не, такая работа стоит не больше тридцати очков, — это завхоз Никольникову говорил. — За каждую занесенную под навес доску пол-очка. Это хорошая цена, хлопцы, бильш ниде вам не заплатять.
— Вы что, Петро Трифонович, смотрите, какое расстояние.
— Ну ладно, еще накину, когда работа будет сделана, пять очков, — уступил Каменюка.
— Двадцать, — резко повысил ставку Ребров.
— Двадцать не могу. — Каменюка повернулся и ушел. — Придется другим предложить.
— Ну пятнадцать хотя бы, — вслед прокричал Никольников.
— Ох и рвачи вы, хлопцы! — протянул Каменюка. — Ладно, приступайте. Только никому ни слова. А то нам усим попадэ.
Через пять минут Каменюка уже промышлял у столовки. Сытно позавтракав в этот воскресный день, детвора вывалила с порога столовой и весело закружилась: прогулки, футбол, воздушный шар кто-то нацелился запустить, соревнования по волейболу и по шахматам предстояли, наконец-то привезли настоящее фехтовальное обмундирование: испытать бы, тах-тах-тах! В эту счастливую минуту как раз и появился Каменюка.
— А ну, хлопцы, слухай сюды, — шепотом сказал Каменюка. — Бачите, Деревянко з Ребровым побиглы як скажени. Так им, знайте, заплатять бильше, чем по пятьдесят очков за разную работу.
— А кто им дал? Запретили же…
— Так от то и я кажу, — сказал Каменюка. — Одним запре-щають, а другие наживаються…
— А что они будут делать?
— Работа у них ответственная, кто шпалы тягать, а кто доски складывать. Такая работа вам не под силу.
— Чего там не под силу! И мы хотим.
— Ось я и кажу, — продолжал Каменюка. — Дывлюсь я на вас, таки дитятки хорошие, а обижають вас, не дають очки заробыть, щоб на стенди у передовых висеть. А я и думаю, дай-ка я допоможу хлопьяткам. Бачите, от той мусор, так його отвезти до ями за забор. Знаете, де яма?
— Знаем!
— Так вот, каждой группе по двадцать очков будэ. Это самая высокая расценка. Идите тихонько до конюшни, там я вам и грабли, и лопатки, и носилки выдам, только строго под ответственность.
— Согласны!
— Стойте, — разжалился вдруг Каменюка. — Ох и люблю вас, дитятки, знайте, якщо добре зробите работу, каждой груп-пи набавлю ще по десять очков.
Каменюка на глазах у всех творил свою педагогику, его хитрая душа ликовала, потому как его хозяйственные дела продвигались с несказанной быстротой. За Каменюкой ходили стаями дети. Цеплялись за руки, забегали вперед, всматриваясь в лукавые глаза завхоза, клянчили работу, ну хоть какую-нибудь, ну еще немножечко. Двое архаровцев чинили сбрую, еще одна пара выковыривала замазку из окон, третья пара готовилась к покраске окон, человек двадцать двор подметало, шесть человек стучали молотками по крыше вместе с Довгополым, которого Каменюка назначил инструктором, еще десять человек отправились в заповедник за саженцами деревьев. Каменюка теперь был занят не своей работой, а выискиванием работы для детей.
Наблюдая за Каменюкой, бедный Злыдень ну впрямь измаялся: не в силах был понять электрик, как это вся детвора стала гоняться за Каменюкой, задания у него выпрашивать. Поманил было Гришка пару ребят к себе, предложил поработать на конюшне, но детишки с такой оскорбительностью глянули на Злыдня, что горько и еще непонятней стало в душе и мозгах Тришкиных.
— Послухай, Петро, — обратился Злыдень к Каменюке. — Що ты робишь, шо диты усе выполняють у тэбэ, а от мэнэ би-гуть як скажени?
— Обхождение надо иметь, — важничал Каменюка. — Во-первых, виду у тэбэ ниякого немае: ходишь у фуфайки литом, аж страшно дывиться. А во-вторых, тыркаешь на дитвору, а дэсь-колысь и батогом стигаешь.
— Так то колы було, два роки тому назад, а зараз я лучше, чим до своих диток, до них, а БОНЫ бигають все одно.
— Подход надо иметь, як и до всякого живого, по-доброму надо, чи конфету дай пацану, а чи ще якусь игрушку, щоб диты-на до тебе сама липла.
Так и поступил Злыдень. Конфет принес, игрушки кое-какие достал. Стал предлагать детям, и так уж ласково завлекал Злыдень, и про болезни свои рассказал, чтобы жалость вызвать, а все равно дети, как только увидели Каменюку, так все рванулись как сумасшедшие к завхозу, оставив бедного Гришку в непонятном одиночестве. Но в тот день удалось Злыдню все же что-то подслушать у Каменюки, и попробовал он применить волшебное Каменюкино слово. Тренировался Злыдень долго, боясь перепутать подслушанный Каменюкин текст, и когда понял, что все воспроизводит его глотка в точности, приступил к делу.
— А ну, слухай сюды, — обратился он к шестиклашкам. — От ту солому бачите, так ее надо занести ближе к скирде. Дам десять очков.
— Вы не имеете права.
— Як цэ я не имею права?
— А потому что вы не член жюри.
Злыдень в этот же день пришел в Совет игры и стал проситься, чтобы его избрали членом жюри. Когда вопрос о введении Злыдня в жюри игры уже почти решился, прибежали двое первоклассников:
— Там хлопци дерутся, — сказали они.
А случилось вот что. Стал накрапывать дождь, и Каменюка, чтобы ускорить перетаскивание досок под навес, еще десяток ребят направил в помощь группе Реброва, пообещав им сто очков.
— Мы сами управимся, — сказал Ребров однокашникам.
— И мы хотим, — настаивали пришельцы.
Вот тогда-то и случилась драка. Выявилась и метода Каме-нкжи, которая была тут же подвергнута суровому осуждению.
— Я же не лично для себя использовал игру. Я же для дела. Для общества старался, — оправдывался завхоз.
Эти аргументы только частично спасли Каменюку. Все же по настоянию большинства он был выведен из жюри, а система баллов была заменена системой вымпелов: пятьдесят тематических вымпелов было приготовлено. Среди них самыми ценными были такие: „Доброе дело“, „Труд- высшая радость“, „Поэзия“, „Знание — сила“, „Техническое творчество“, „Смекалка, сноровка, смелость“ и другие.
Председателем жюри был назначен Витя Школьников.
Загадкой для всех оставалось содержание шифра „Икс-Игрек-Зет“. А я держался, не раскрывал секрета. Говорил:
— Это самые великие ценности на земле. Придет время, и каждый из вас поймет это. Уже сейчас многие начинают постигать мир этих ценностей, которые проглядывают всюду: и в сборниках стихов, представленных двадцатью группами нашего общества, и в тракторе, собранном силами отряда Славы Деревянко, и в наших садах, где зреют яблоки, груши и виноград, и в удивительных успехах, которые обозначились в нашей учебе.
