Уже во дворе, пока вся свита графа седлала свежих лошадей, полуэльф перекинулся с очевидцами вопросами о чудовище и узнал, что бестия здешняя «дюже вероломна и хитра», умело обходит расставленные капканы, не попадает в силки, засады и будто бы насмехается над охотниками, оказываясь у них за спиной в самый неожиданный момент. Алларанец не поверил и половине из того, что было сказано, продолжая считать слова местных лишь порождением страхов последних дней. Он знал, что обычно за такими мистификациями от черни стоит что-то обыденное. Мог ли это быть больной бешенством полузверь-феранец, чудом выживший после уничтожения их племени в Великую Войну? Возможно, это был вовсе и не зверь, а обычные хитроумные бандиты. Только вот зачем им столько жертв? Граф не был знатоком повадок хищников, не был охотником, следопытом, плохо ориентировался в лесах, но ничего из перечисленного его не остановило. Еще бы, на него торжественно возложили едва ли не святую миссию по спасению глупой девицы, а отказать собственной матери в не озвученной просьбе он попросту не мог…

«Голова той твари, что решила держать в страхе мои земли, должна красоваться на пике, — взбираясь в седло молодого гнедого коня, пообещал он мысленно сам себе и своей матери, наблюдавшей за происходящем во дворе из окна в своих покоях. Иенмар чувствовал ее взгляд и поймал его, учтиво кивнув вдовствующей графине, прежде чем тронуться в путь, — Рядом с башкой наглеца, посмевшего обрюхатить мою сестру. Иного исхода у этой погони не будет».

Илиэндэль провожала взглядом отряд, покинувший замок, так далеко, насколько хватало возможности.

На сердце эльфийки скреблось беспокойство. Для тревог было слишком много причин. Ее старший отпрыск совсем игнорировал опасность, которая могла поджидать в лесу. Кому молиться, когда боги оставили мир? Да и были ли они со смертной своей паствой хоть когда-нибудь? Оставалось верить, что ее сын, Иенмар, вернется к вечеру. И надеяться, что найдется хоть кто-то, кто раскроет ему глаза на страшную историю, окутавшую замок с предместьями. Зверь не мог быть выдумкой. Погибло уже слишком много людей, и это не было совпадением. Но ее сын не хотел слушать никого. Он взял с собой одиннадцать человек и небольшую свору собак. Достаточно ли этого, чтобы победить чудовище?

Илиэндэль потеряла из виду всю дюжину всадников, но продолжала стоять у окна и смотреть на замковый двор. Она вспоминала последний взгляд, который бросил на нее сын перед тем, как исчезнуть. Насмешливый, самоуверенный, слегка снисходительный к якобы окутавшему мать безумию. Иенмар ан Эссен был уверен в том, что это дело слишком раздуто чернью и впечатлительными бабами, к панике которых примкнули и женщины из его окружения. Эльфийка знала своего сына слишком хорошо, чтобы осознавать, что не переубедит его так просто.

А что, если этот взгляд был последним? Что, если она сама толкнула сына в пасть убийцы, когда попросила его найти Эарвен? Но могла ли она не просить сына найти его младшую сестру? Девочка там совсем одна. Она может погибнуть в любую минуту. Юную дочь Маэлиннов опрометчивость тоже завела далеко.

«Они так похожи, пусть и не видят этого», — тонкие пальцы эльфийки вцепились друг в друга, словно искали поддержки.

Страх и неизвестность — очень тяжелое сочетание. Ждать героя домой в опустевшем замке, ничуть не легче, чем отправиться навстречу опасности. Может быть, даже тяжелее. Илиэндэль ощущала это страшное гнетущее одиночество, когда боишься любого отзвука шагов, приближающегося к покоям. Любого слугу, который назовет ее имя и привлечет к себе внимание. Боялась, потому что опасалась дурных вестей. Оба ее ребенка, одинаково любимых и, как показало время, одинаково не счастливых в этом мире, сейчас были в опасности.

Ей было жутко от собственных мыслей о самом печальном исходе, но графиня держала лицо, спрятав чувства в глубине себя. Последний раз она ощущала нечто похожее, когда получила вести о смерти первого и единственно любимого мужа, ради которого бросила все и отреклась от своих корней. Сколько бы Илиэндэль не прожила на свете, а все еще не ощущала себя частью безумного человеческого мира. Она все еще была эльфийкой из Эйлендаля, — сосуществующей с людьми из Алларана общиной эльфов, — отрекшейся от своего племени, из-за любви к человеку, который уже давно погиб. Кроме детей, у нее не осталось никого. Она не была уверена, что ее народ примет свою дочь обратно. По крайней мере, пока при ней были полукровные дети и мысли о возможности таких кровосмешений, которые могут пагубно сказаться на основах чистоты расы. Изгнание подобных ей эльфов из общины — это устрашающий порог, который останавливает многих соплеменников от неугодных связей.

Илиэндэль корила себя и за то, что не была достаточно строга к дочери, стараясь не повторять суровых уроков от бывшего хозяина замка для Иенмара. В отличие от брата, Эарвен с детства была окружена заботой и любовью отца. Настоящего отца, который не погиб в пучине переворотов у императорского престола. Иенмар же стал жертвой жестоких законов человеческого мира и ему пришлось рано взрослеть. Юнцом, ему всегда напоминали о том, что он лишь нежеланный довесок к новой семье, построенной на его выживании. Илиэндэль пожертвовала своим вечно молодым и красивым телом, чтобы спасти сына. Она согласилась принадлежать тому, кого никогда бы не полюбила, чтобы ее сын смог выжить в водовороте смертей при смене династии на троне. Ее новый муж, не сумевший добиться от эльфийской красавицы чувств, вскоре стал относиться к ней жестоко. Илиэндэль никогда не винила в этом своего сына, но тот был свидетелем ее несчастья и имел на этот счет свои собственные мысли. А когда все закончилось, эльфийка никогда не поднимала вопрос о жестокой расправе Иенмара над Сэвилем ан Маэлинном, потому что знала как много для сына это значило. Ненависть к этому человеку была запечатана в шрамах от плети на спине, оставшихся от уроков послушания, а так же в суровом отношении как к себе самому, так и к окружающим. Граф ан Маэлинн до сих пор незримо преследовал Иенмара, сделав его таким не похожим на родного отца, будто пасынок был Сэвилю собственным отпрыском.

Они пронеслись по тракту, выезжая к растянувшемуся близ замка городку. Один взмах руки Иенмара заставил всю процессию унять коней. Животные хрипели, били копытами, фыркали и трясли мордами.

— Вы двое отправляетесь со мной туда, — безразличный взгляд был направлен в сторону домиков с соломенными крышами.

Судя по рассказам, предместья сильно пострадали от нападений чудовища. Граф надеялся, что у его сестры хватило мозгов не совать свой нос в темный и проклятый, по заверению черни, лес за Маэлинном. Он хотел верить, что девица была не столь бестолкова и наивна, и ещё совсем не понимал, как же сильно он ошибался.

— Остальные — по окрестностям и к лесу, — граф на мгновение замолк, в задумчивости глядя на собравшихся в одной точке мещан, — Осмотрите места нападений. О внимательности и осторожности, вероятно, напоминать вам не стоит. И собаки с вами для дела.

Издевательски-наглый взгляд скользнул по бестолковым лицам подданных.

Они лишь кивнули, бросив что-то нечленораздельное, но явно говорящее о готовности выполнять поставленную задачу в лучшем виде. Кони вновь тронулись. А граф, потянув поводья и заставив животное развернуться, направил его в сторону городка.

Они въехали тихо.

Лица собравшихся на окраине мещан лишь подчеркивали домыслы: люди боялись и ждали помощи. Что-то собрало их вместе и догадки об этом были прескверные. Но верные.

В грязи, среди пожухлой травы, лежало свежее тело.

Это была женщина с оторванной головой в изодранном зеленом платье, сквозь лохмотья которого торчали окровавленные ребра, а рядом лежали внутренности. Потроха были вынуты и разбросаны вокруг, как будто внутри девки что-то искали и, по-видимому, нашли. Паутина спутанных и грязных черных волос тянулась к кустам неподалеку. Видимо, голова лежала там.