Тревоги сгущались над Илиэндэль. Они не отпускали сердце матери, чьих детей поглотил проклятый лес. Вдовствующая графиня провела в своих покоях весь день, часто поглядывая в окно и ожидая возвращения в замок обоих своих детей. Обычно помогавшие ей унять тревоги пальцы и вышивка тоже никак не спасли. Они были отложены почти сразу же, после десятка неудачных попыток сделать хоть что-то, продолжив узор. Но мысли матери не могли сосредоточиться ни на чем, кроме желания поскорее увидеть своих детей. Только тогда бы она почувствовала облегчение. Но Иенмар и его свита все не возвращались.

Время текло очень медленно, поэтому прожитый день стал для ожидающей эльфийки пыткой.

С приближением заката зловещее чувство ужаса глубже проникало в Илиэндэль, опасавшуюся самого страшного, что могло произойти с ее детьми. Это чувство довлело над ней и, казалось, постепенно сводило с ума. К вечеру Илиэндэль уже не могла остаться на месте, предпочтя своим покоям замковую стену с видом на простирающийся за предместьями лес. Хотя бы так она мысленно была со своими детьми. Эльфийка смотрела на пустую дорогу более часа, ожидая там хоть какого-то движения. От страха у нее сводило живот и дрожали пальцы, а сердце тревожно трепыхалось внутри. Уговоры слуг графиня пропускала мимо ушей, приказав лишь вынести ей накидку потеплее.

Она дождется. Обязательно дождется.

Затем миновал и закат. Когда последние остатки дня истаяли с лучами скрывшегося за горизонтом солнца, над миром зависли страшные душные сумерки, принесшие с собой новые страхи и боль.

Замок был тих, будто замер в ожидании чего-то, вместе с обеспокоенной матерью. Чуткий слух Илиэндэль в этот час оказался проклятием. Она услышала в дали звонкую волчью песнь, доносящуюся из зловещего леса, но даже не решилась представить что же происходило сейчас там. Если это чудовище, и оно еще было живо, а ее дети не вернулись…

Нет. Она дождется. Илиэндэль не хотела об этом размышлять. Не хотела верить, что одной просьбой погубила сразу двоих своих отпрысков, когда могла бы уберечь одного. Эльфийка могла бы уберечь их обоих, если бы лучше приглядывала за Эарвен. Даже колкие слова Иенмара, сказанные перед отбытием, не приносили ей столько страшных мыслей, сколько Илиэндэль сама в себя вложила с момента пропажи дочери. Если бы она могла, эльфийка принесла бы в жертву чудовищу саму себя, ради них, чтобы Зверь, который терзает Маэлинн, покинул их навсегда. Но крепкие стены укрывали ее, а дети были снаружи, блуждали у самого логова.

Так некстати сейчас промелькнули мысли о безучастности супруги ее сына в этих событиях, что эльфийка чуть не нашла жертву для своего взвинченного состояния. Но вовремя эльфийка себя остановила, сдержав от поспешных действий. В конце концов, ведь она сама отстранилась от Ариандэ и игнорировала любую возможность поддержать друг друга, когда заперлась в своих покоях. Хотя, по мнению Илиэндэль, сейчас на ее месте должна была бы стоять и беспокоиться именно супруга. А та даже не встретила мужа и, казалось, вовсе не интересовалась судьбой Иенмара или его сестры, с которой в последнее время сблизилась.

Возможно, молодая Ариандэ, в силу своих юности и характера, чувствовала себя одинокой в новой семье и не решалась лишний раз никого беспокоить, проявляя крайнюю кротость и чуткость. У них должно было быть много общего, ведь Илиэндэль все чувствовала чуждость человеческому миру, будучи оторванной от дома и соплеменников и являясь женщиной другой расы. Однако, вместо того, чтобы сблизить сейчас двух женщин, одиночество каждой лишь разводило их все дальше.

Впрочем, мысли об Ариандэ в голове Илиэндэль оборвались довольно резко.

Внимание эльфийки привлекли огни, тянувшиеся к замку из города в предместьях. Люди покинули свои дома и шли к замковым воротам. Сердце графини сжалось, от напряжения замедлив биение. Что-то происходило в сгустившейся тьме над полями, но понять происходившее с замковой стены для эльфийки оказалось слишком сложным. Ее сознание застыло в неизвестности, не зная к добру это или к худу. Поэтому ей оставалось только ждать, наблюдая как огни приближаются к замку.

Тишина была неестественной. В лесу не было слышно птиц. Граф ан Эссен не прислушивался к окружающему его миру раньше, но сейчас напряг слух и заметил это тревожное обстоятельство. Даже дождь перестал шуметь и затих. Полуэльф старался быть тихим. Коня он привязал за торчащие в раскоряку корни павшего древесного гиганта. Сидел он на нем недолго, взвешивая за и против, да определяя свои дальнейшие действия. Усталость подначивала его снять тяжелый доспех, но опасность призывала беречься зубов твари из дикого леса. Иенмар ан Эссен ограничился сброшенными латными перчатками, плащом и шлемом, которые мешали обзору или движению. Длинные волосы он завязал в тугой узел, чтобы не липли к лицу. Он подумывал расседлать лошадь, чтобы у коня было больше шансов остаться целым, но не успел. Как только граф потянулся к ремням, на которых держалось седло, по округе прокатился громкий и пугающий звериный вой. В ответ на него молодой гнедой жеребец снова напрягся: коротко всхрапнул, затоптался на месте и застриг ушами. Конь так же, как и его наездник, хотел понять откуда исходят пугающие звуки, чтобы быть готовым среагировать на опасность. Иенмар ан Эссен же потянулся к мечу, доставая оружие из ножен. Далеко находилась опасность или близко? Эхо разносило звуки повсюду. Граф уже понял, что затея им верить глупа. Прождав одну напряженную минуту и услышав повторное завывание, дворянин опустил меч. Чудовище, видно, сбилось со следа. Это было изумительно и давало слабую надежду на выживание. Нужно было продолжать вести себя как можно незаметнее и молиться, чтобы не нарваться на чудовище в поисках выхода.

Зверь своим воем все больше пугал коня, чем действовал на нервы. Становилось не по себе от осознания, что чудовище могло оказаться настолько разумным, чтобы осознанно выкуривать свою жертву из укрытия, оценив слабые места противника. Да и вообще понять в общей неразберихе, что остался в лесу хоть кто-то живой.

Полуэльф схватил за узду жеребца, одернув того, чтобы конь вел себя тише, но с животным справиться было гораздо сложнее, чем с человеком. Лошадь не понимала этот мир так, как разумные создания. Она знала только страх. Повод натянулся, затянув узел на корнях дерева. Жеребец захрапел и снова поддался инстинктам жертвы. Граф моментально достал оружие из ножен и не сомневался ни мгновения, когда рубанул мечом. Собственная жизнь всегда будет важнее стоимости скотины. Иенмар не нашел лучшего решения, чем перерезать узду, удерживающую рядом пугливую скотину. В лучшем случае, она уведет чудовище за собой.

Почувствовав свободу, конь не стал терять время и рванул прочь от хозяина, спасая себя, как умел, и исчезая в ночи. Топот копыт поглотила темнота, оставив графа одного. Мужчина буквально слышал как сильно бьется встревоженное сердце под доспехом, а тело от напряжения покрывается испариной даже в зимний холод. Время напряженно текло, застывая в холодном воздухе. Спустя несколько мгновений вой в ночи прекратился. Чудовище оказалось не так уж далеко, чтобы не заметить поднятый лошадью шум.

Топот конских копыт в привлек внимание оборотня. Чудовище затихло и использовало все свое чутье, чтобы выяснить откуда и куда наплавляется лошадь. Испуганный жеребец издавал много шума в воцарившейся тишине, однако отголоски шорохов мешали ориентироваться в пространстве не только полуэльфу. И, все же, у чудовища было большое преимуществе перед жертвами. Запах и звуки вели убийцу за собой к тому месту, где оборотень должен был настичь свою жертву. Зверь сошел с дороги, углубляясь все дальше в лес. Услышав преследователя конь заржал и ускорил свое движение. Оборотень преследовал привлекшие его звуки и запах, пока не увидел конский силуэт в плотных сумерках, на котором не оказалось седока. Только тогда чудовище остановилось, прекратив преследовать перепуганную скотину. Лошади повезло, она больше не интересовала чудовище. Но это не было концом для оставшегося в лесу графа ан Эссена. Слишком велика была вероятность того, что самая главная жертва не покинула охотничьих угодий. Их смертельная игра в прятки продолжалась, но теперь у убийцы был след, который мог привести к месту, откуда бежала лошадь.