Эарвен затихла ненадолго, обдумывая или материнские слова, или свое положение.

«Да, конечно. Все так просто и будет. Покричит, поругается, а потом обнимет, примет нашу с Арно любовь, благословит и мешать не станет», — Всхлипнула она, так и не произнеся это вслух.

— Я сейчас. Немного возьму себя в руки. Совсем чуточку…

Это был не первый их разговор. Он всегда заканчивался тем, что Эарвен так и оставалась в комнате ждать неизвестно чего. Однако, сегодня это все было тяжелее, потому что время у девицы заканчивалось.

— Я буду ждать тебя, милая, и не дам в обиду, — это было последнее, что сказала ей мать.

Эарвен села на пол и слушала удаляющиеся шаги за дверью, вскоре осознав что там теперь никого нет. Полуэльфийка посмотрела на потолок, мысленно прощаясь с жизнью… но решила не сдаваться обстоятельствам. Наверное, это было настоящее отчаяние. Когда кого-то загоняют в угол — жди беды.

«Никто мне не поможет, если я так и буду здесь сидеть». — Это осознание влилось в панику и заставило ее встать снова на ноги. Полуэльфийка спешно оделась, выбрав тот наряд, что был попроще и не требовал помощи слуг. В нем она иногда сбегала на свидания к любимому. «Прости меня, мама. Я не могу довериться тебе и благоразумию брата. Боюсь, он убьет его».

Щелкнул засов на двери и та приоткрылась, впуская в комнату Эарвен свет и запахи из коридора. Вся челядь должна была быть занята последними приготовлениями к визиту хозяина дома. Графиня Илиэндэль сегодня ошибалась как минимум в своей дочери, не став запирать ее в покоях до появления сына. Эарвен тихонько спустилась вниз и вышла из дома. Никто не посмел ее остановить. Еще до полудня она покинула родной дом, чтобы больше никогда сюда не вернуться и попробовать жить счастливо.

Она бежала налегке и была пешей. Довольно быстро юная графиня достигла леса, начав углубляться в него по ровной дороге. По ней она прошла недолго, опасаясь встретиться со своим братом, и только поэтому беглянка свернула с дороги в лес, но старалась держаться недалеко, чтобы не потеряться.

Лиственный ковер, застилающий землю, хрустел под ногами девушки. Неосторожное движение беглянки вспугнуло какую-то пичугу, и та взвилась в небо, едва не задев крылом лицо путницы. Эарвен коротко вскрикнула и остановилась, прижав ладони ко рту. Сердце в ее груди бешено колотилось, готовое вырваться, а глаза испуганно смотрели вперед. Лес был для нее почти диковинкой, она ведь никогда не ходила сюда в одиночку. Внимание девушки внезапно привлек хруст ветки, пробудив в сердце еще больше страхов. Резко обернувшись, девица не заметила ничего, что могло бы быть опасным. Сумрачный лес, в предместьях родного замка, долгие годы служивший охотничьими угодьями, казался тихим и мрачным. Однако Эарвен пока завладел страх, в ее памяти всплыли окровавленные изуродованные тела тех, кого удалось вытащить из леса после недавнего нападения. Ее мать тогда наотрез отказалась смотреть на мертвых, а вот Эарвен все видела. Кровь и смерть ее отчего-то не напугали, но врезались в память.

«Тех мертвецов привезли из леса. На них напал лютый зверь, — так сказали. Но они лгут. Лгут мне или себе. Какой же зверь будет оставлять тела? Какой зверь будет убивать ради забавы? Только один — только человек. Но человек бы не сумел растерзать тела в клочья…»

Эарвен выросла на эльфийских и людских легендах. В этих сказках было полно чудовищ и проклятых богами душ.

«Одно из этих чудовищ поселилось тут. Я уверена. И оно никуда не уйдет, и мой брат никогда его не остановит, и моя мать ничего не сделает… пока они не поверят. Но они оба никогда не поверят, потому что она испугается, а он, будто слепой, не хочет верить в глупые сказки».

Однако, Эарвен верила в эти истории и раньше. Она даже видела мертвецов и поняла: то, что было для родных дикостью и сказками, для нее стало существующим и живым. Это было ее собственным миром, который она ни с кем не могла разделить, пока не встретила Арно, сына торговца, повидавшего разные места и открывшего лавочку в предместьях их замка. Сам Арно лишь помогал отцу в его делах, но несколько раз путешествовал с ним и имел в своем арсенале множество разных историй. Жили торговцы поодаль от замка, за лесом, однако виделись молодые часто. Арно был таким же, как и она, странным для многих, но для юной госпожи ставший лучшим и единственным. Между ними была дружба, понимание, любовь и влечение. Вещи запретные, недопустимые и порочащие честь наследницы рода. Думала ли Эарвен об этом? Нет. Она была юна и жила чувствами, эмоциями. Дышала ими. Остальное для нее было не важным. Она надеялась, что рано или поздно ее поймут, смирятся, примут ее выбор. Просто потребуется время и правильные обстоятельства. Мама уже была на ее стороне, однако брат приехал крайне не вовремя для того, чтобы узнать обо всем. Вот если бы он появился позже, когда все случилось и ребенок, которого носила Эврвен, родился на свет, то поделать с тем он уже ничего бы не смог.

Самым страшным сейчас было то, что чувства юную беглянку подвели, а любовь в сердце была плохим компасом, и проторенная дорога, по которой пронесся ее брат, уже давно свернула в другую сторону, а девица с каждой минутой все дальше углублялась в мрачную чащу.

Всю дорогу графа и его вооруженную свиту сопровождал дождь. В это время года погода всегда была отвратительной: Маэлинн превращала в грязевую кашу холодная мелкая морось. Первый месяц зимы, — Белопад, — совершенно не оправдывал свое название в Экадии, южной провинции империи Алларан. Он был холодным, грязным и серым. Снег здесь появлялся, дай бог, в середине зимы и то весьма скудный.

Страх и едва прикрытое недовольство — вот то, что почувствовал граф ан Эссен от встреченных на пути людей, оказавшись в собственных землях. Все люди, начиная от мещан и заканчивая воинами, призванными поддерживать порядок, выглядели обеспокоенными.

«Либо я о чем-то не знаю, либо все гораздо хуже, чем я предполагал изначально, — заключил Иенмар. Ему не понравилось то выражение, что застыло на лицах подданных, — простой волк не нагонит с

только страху, особенно на тех, кто бывал в битвах. Однако, как мы знаем, у страха глаза велики, а слухи способны и муху превратить в свирепого убийцу».

Оценив свои впечатления и обдумав их, граф пришпорил коня и помчался в сторону принадлежавшего ему замка, не забывая подмечать придирчивым взглядом изменения, произошедшие в его владениях с того дня как он покинул их и оставил управление землями на мать и сестру. К его удовольствию, все здесь пока оставалось по-прежнему, за исключением гнетущего напряжения в воздухе.

К полудню полуэльф добрался до своей цели, в пути проклянув дрянную погоду. Наказать за это было некого, оттого граф ан Эссен пребывал в немного взвинченном состоянии.

Небольшой отряд из четырех человек, загнавший коней до хрипа, миновал городок и влетел за каменные стены замка. За их спинами спешно закрылись ворота, грохоча и скрипя. Люди, служившие верой и правдой в доме ан Эссена, испуганно переглядывались. То ли в радости, то ли в неописуемой тревоге они глядели на наездника, что спешился с вороного коня. Сапоги графа с хлюпом ударились в рыхлую грязь, что развела ворвавшаяся в замок конница. Он опустил голову, придирчиво оглядел сапог. Но смолчал, резко одергивая походный плащ.

Граф вручил поводья своего коня подоспевшему конюху, — по крайней мере ему так казалось, — потому что разбираться в этом ни времени, ни желания у него не было. Впереди на каменной лестнице его уже ждала мать, кутающаяся от холода легкую, но теплую накидку из козьей шерсти. Кажется, эту вещицу ей подарил еще его отец.

Алларанец был намерен быстро найти решение и, покончив с проблемой, вернуться в столицу, дабы приступить к своим обязанностям, что приносили ему куда больше удовольствия, нежели вопросы управления владениями. Он вообще даже не должен был унаследовать за отчимом титул, — прямым потомком графа ан Маэлинн была как раз Эарвен, — поэтому ни особой любви, ни умения обращаться с подданными ему никто так и не привил. Его нынешняя должность и власть при дворе увлекали ан Эссена намного больше. Однако, он не избавился от забот о черни даже оставив всем заведовать вдовствующую графиню, в компании с сестрицей, женой и управляющим.