— Я прибрал пока его вместе с вещами… на них тоже вышивка необычная. Матушка магией балуется? Или кто открыл ей тайны, как заговоры на одежду наносить?

— Мама обычная рукодельница… — покачала я головой и даже улыбнулась. Моя мама отродясь в чертовщину, как и впрочем я, никогда не верила. Она сама рассказывала, что когда подруги, что двадцать лет назад, что в настоящем бегали по гадалкам, она только крутила пальцем у виска, поучая их, что мужей надо самим удерживать, а не приворотами. — А можно мне мешочек обратно? — попросила я.

— От русалок и их заговора он может и защитил, но против меня бесполезен.

Удивленно взглянула на Мирослава. Это почему против него бесполезен? Но вместо этого вопроса задала совсем другой.

— А русалка и впрямь могла меня заговорить?

И хотя я уже знала ответ на этот вопрос, но надо же мне было выиграть время.

— Если бы ты откликнулась на зов, то утопили бы они тебя в реке. И стала бы ты им сестрой взамен убитой…

Если вернусь домой, лично навещу Матрену и скажу ей спасибо. Да и извиниться мне, наверное, не помешало бы за недоверие.

— Так-то они без причины невинных не топят, — продолжил Мирослав, — но взамен убитой сестры всегда новую находят.

Спросить или нет? Ага, вот в чем вопрос. Не удержалась и поинтересовалась:

— А почему ведьмовской мешочек против тебя бесполезен?

— Наговор ведьма всегда слабее силы темного.

Пристально посмотрела на Мирослава. Вчера волк навал его темным. И даже испугался его, поэтому и отступил.

И что дальше, спросить кто такой темный? А если ответ на этот вопрос в этом мире все знают? Даже малые дети. А тут я, о себе ничего не рассказываю, а элементарных вещей не знаю.

— Если боишься, — не так понял мое молчание Мирослав, — я отведу тебя в человеческую деревню.

— Не хочу, — поспешно мотнула головой, отметив про себя что если в этом мире были человеческие деревни, то значит были и поселения нелюди. Да и сам Мирослав к людям, если я правильно поняла, себя не относил. Хотя выглядел он стопроцентным человеком. Эльфийских ушей, демонического хвоста, торчащего под брюками, и других странностей и особенностей в его внешности я не заметила.

В конце концов мы сошлись с Мирославом на том, что я распишу ему дом, взамен чего я могла пожить у него, а он обещал позаботиться о том, чтобы я ни в чем не нуждалась.

И первым делом мне вернули мешочек-талисман и одежду. И так как я была еще слаба, это Мирослав так решил по моему внешнему виду, мне предполагалось отдыхать до вечера, пока он собирался отлучиться по делам.

Услышав, что я останусь одна в этом доме, я напряглась. Пока в этом мире я доверяла только Мирославу. Но увидев мою реакцию, он пообещал, что у него мне ничего не угрожает и ни одна нечисть не осмелится переступить порог его дома.

Причем он таким тоном давал свои обещания, что я верила каждому его слову. Хотя при слове нечисть меня и передернуло. Но после того как Мирослав успокаивающе мне улыбнулся, я и о нечисти забыла и о том, что попала в другой мир.

Сварог и Рада

Отъезд Мирослава я проворонила, так как переодевалась, чтобы не навернуться в халате, который волочился по полу. Одежда моя была вычищена и выглажена, даже белье. И я заподозрила, что в доме не только магическая печь обладала волшебными способностями.

Вместо отдыха я спустилась в кухню, с опаской поглядывая на печь. У меня было слишком много вопросов, и пока Мирослав отсутствовал, я хотела получить ответы на них. И вот печи предстояло просветить меня о том, куда меня занесло и что мне ожидать от этого мира.

— Неужто уже проголодалась? А у меня как раз пироги поспели.

Я конечно любила покушать, но такими темпами я сама скоро превращусь в сдобную булочку или круглый румяный пирог. Но с другой стороны, для расспросов лучше похвалить хозяйку за ее готовку.

Самовар я поставила под советы печки. Ведь дома самовар ставил у нас дед, и лишь изредка мама. А меня к нему, как и к готовке пищи не допускали.

— А обращаться к вам как? — спохватилась я, поняв, что забыла утром спросить имя печи.

— Старая хозяйка меня Макошью кликала, — отозвалась та.

— Старая хозяйка? — нахмурилась я.

— Матушка хозяина Мирослава… — пояснила печка, и мне прямо в ее голосе послышалась улыбка. То есть мой интерес к самому Мирославу не остался незамеченным даже печью у которой и глаз не было. Впрочем, я так на него глазела, что он и сам не мог не обратить внимание какое произвел на меня впечатление. А вот как печь разглядела мой интерес — загадка. — При ней в этом доме все по-другому было. Никому она в помощи не отказывала, для всех доброе слово находила. По истине светлая была.

— Светлая?

— Из старого рода. Когда отец Мирослава Сварог похитил ее, едва война не началась между темными и светлыми.

— Похитил? — сглотнув, переспросила я, не понимая куда я попала, если здесь за невестами не ухаживают, а попросту похищают их.

— Она одна в саду прогуливалась без служанок и подруг, когда он на своем вороном коне ее и умыкнул, — радостно поведала печь.

— А она что, совсем не сопротивлялась и не звала на помощь? — удивилась я.

Печка рассмеялась, опять разбрызгивая вокруг себя золу. А я нетерпеливо ждала ответа. Наконец-то Макошь насмеялась.

— Любила его Рада больше жизни. Но и бежать с ним не решалась, знала, семья не отпустит ее с миром.

После этих успокаивающих слов, что похищали в этом мире невест с их согласия и по любви, я села более удобно и взялась за второй кусок пирога. Какие тут, однако, страсти кипели. Прямо Капулетти и Монтекки. Ой, надеюсь, эта история между Радой и Сварогом закончилась хоть лучше, чем у Шекспира. По крайней мере сын у них в отличие от той малолетней парочки появился. Да еще какой, вновь мечтательно улыбнулась я.

— И что, их не отпустили? Или семья смирилась с выбором дочери?

— Куда там смирилась, — фыркнула печь, в этот раз полыхнув для разнообразия пламенем, а не золой. Я испуганно подвинулась подальше, чтобы меня не подкоптили случайно. Ведь что-то мне подсказывало, что и тут без драмы не обошлось. — Отец Рады призвал светлых и других союзников на свою помощь. Рать собрал огромную и дом окружил, требуя вернуть ему дочь. Хоть и светлый был, но суровый и нетерпимый… Раду так и не простил. А когда она вышла к ним и сказала, что по собственной воле бежала со Сварогом. Ей не поверили, посчитали, что он околдовал ее. Но даже когда заклятия на ней они не увидели, без боя они не ушли. Но Сварог силен был. Отстоял и дом, и невесту свою. Светлые вынуждены были уйти, хотя и затаили в своих сердцах навсегда ненависть и злобу. И на пятнадцать лет в этом доме счастье поселилось… но сгубила нашу хозяйку доброта. А Сварог отмщения желал, но только смерть свою нашел.

Да, пожалуй, мое предположение насчет драмы подтвердилось. И история любви здесь тоже закончилась в конечном счете печально.

— А Мирослав? Ему тогда сколько лет было?

— Только двенадцать исполнилось, когда мать умерла, а в тринадцать он и отца лишился. Но дом не уступил никому, хотя были тут ахочие до чужого добра. Но он хоть и юным был, но не слабее отца. А потом заклятие наложил и ушел из этих мест… Я уж бывало боялась, что и не вернется он домой, на чужбине смерть найдет. Но хоть и долго он отсутствовал, но все же недавно вернулся в эти края… Возмужал за эти годы, вон, в красавца какого вырос. Внешностью-то он в отца пошел. Не зря хозяйка, когда Сварога в первый раз увидела, так сразу и полюбила его. Он хоть и темным был, но на него в округе многие девушки заглядывались.

Слух зацепился за слова «наложил заклятия».

— А темный это кто? — осторожно спросила я, надеясь, что печка не выдаст меня сразу Мирославу.

— Неужели и впрямь не знаешь? — подивилась печь. — То-то я смотрю, не боишься ты хозяина.