«Взрыв?!» — промелькнула мысль принца.

В следующую секунду стену позади вскочившего на ноги герольда что-то пробило и ушло под пол. И взорвалось.

Принца выбросило в окно. За первым приступом боли последовал ещё один — от удара спиной. Перед тем как потерять сознание, принц услышал третий способный порвать барабанные перепонки взрыв.

Когда принц пришёл в себя — возможно, лишь мгновениями позже — вокруг всё полыхало. Отовсюду доносились крики солдат — ариманских и имперских; раненых и живых, пытающихся понять, что происходит.

Ночь внезапно стала ослепительно яркой.

Принц закряхтел, уставился на особняк, от которого осталась всего пара искорёженных, разбитых стен. И невольно стиснул зубы. Перед его мысленным взором промелькнули последние моменты жизни Томаша Везрана. Принц попытался приподняться, но не смог, тут же заорав от боли.

Кто-то подбежал. Судя по облачению, это был имперский солдат в уже пошарпанной, потрёпанной броне.

Принц заметил, как из парка на территорию резиденции, выбивая решётчатые ворота, въехали две машины с выключенными фарами. Из них выскочили люди в форме военной полиции. Что-то крича, бросились, как показалось, на помощь гвардейцам… Но тут же расстреляли их. Завязался бой, к которому наиболее готовыми оказались вовсе не охранники правителя Аримана или имперцы.

Принца попробовали сдвинуть — и он вновь едва не потерял сознание от боли. Приподняв голову, присмотрелся к своим израненным ногам и подумал:

«Вот и всё?..»

Пытавшийся помочь имперский солдат несколько раз вздрогнул и рухнул замертво. Затем рядом оказался подбежавший «военный полицейский». И если бы не осознание скорой смерти, возможно, принц даже не смог бы сфокусировать на нём взгляд.

Форма военной полиции, но на руке — жёлтая лента. Смуглое лицо в свете остававшихся фонарей ничем не отличалось от других ариманцев.

— Вот так-так! Кронпринц, да собственной персоной! — злорадно произнёс «полицейский», даже не пытаясь выговаривать звонкие звуки; с акцентом, похожим на ариманский, но всё же другим.

Это явно был урилиец.

Его лицо исказила злоба, да так, что человеческого в нём почти не осталось. Сосуды на шее проступили даже слишком сильно и уже казались чёрными. Словно в предвкушении расправы, урилиец медленно, трясущейся рукой, направил на принца люгард.

Лже-полицейский будто бы лишался рассудка.

Его грудь внезапно пробил клинок меча. За спиной урилийца оказался имперский рыцарь. Он выдернул своё оружие, на лезвиях которого блестела эфирная пыль, и одним ударом обезглавил противника.

— Мой принц! — склонившись над своим правителем, воскликнул рыцарь.

— Г‑герольд!.. Он там! В доме!..

Взгляд принца соскользнул с лица воина Корпуса рыцарей и прицепился к единственному остававшемуся ярким в глазах пятну — к полыхающей стене особняка. Она накренялась всё сильнее и затем обвалилась.

Тело и сознание кронпринца Кайзе пронзила нестерпимая боль, за которой последовала избавительная тьма…

***

Отто фон Циммер действительно нарушил планы на день, что случалось не так уж редко. Естественно, такому не были рады те, кому приходилось ждать. Но ещё сильнее опечаливались те, к кому он являлся с внезапной проверкой.

Услышав в сенате доклад об РЛС — радиолокационной станции обнаружения, построенной по проекту имперских инженеров, — фон Циммер решил наведаться на плоскогорье лично, по пути в Немфас. То есть ещё днём, до встречи с главой производственного концерна Аримана. Хотя само слово «концерн», которое на полуострове продолжали использовать после провозглашения независимости, казалось неуместным.

«Все концерны остались в Республике, а на полуострове — лишь жалкое подобие», — каждый раз думал фон Циммер, когда слышал доклады об ариманской промышленности, и едва сдерживал скупую усмешку.

В этот день военные Аримана были предупреждены о перелётах имперцев над полуостровом, и вид экрана радара с яркой точкой вряд ли мог кого-то напугать. Но когда полностью чёрный бронированный конвертоплан, по пути в Немфас облетая плоскогорье с базой военно-воздушных сил и построенной недалеко РЛС, внезапно изменил курс, все наверняка напряглись.

Каково же было удивление персонала станции обнаружения, когда на её землю не только приземлилось новейшее чудо техники Империи, но и ступил сам Стальной Канцлер!

Это был высокий поджарый мужчина сорока пяти лет. В чертах его лица прослеживалось не так много от коренных анхальтцев, а волосы были практически смоляными, с контрастной проседью на висках. Фон Циммер носил тёмно-серый, почти чёрный двубортный китель, брюки и сапоги. На стриженной накоротко голове красовалась фуражка с высокой тульёй, серебристым плетёным ремешком-рантом и гербом Анхальтской Империи. Тот был похож на символ Церкви, но заметно отличался. У герба дракон не обвивал, а был помещён внутрь ромба, менее остроконечного, но с равными сторонами, опирающегося вершинами на дуги разорванной окружности.

Фон Циммер обвёл взглядом собравшихся инженеров, а также гвардейцев герольда, служивших военной охраной станции. Дёрнул щекой и, более не меняя выражения лица, жёстко и громко произнёс:

— Главный инженер здесь? Отведите к нему.

Получив неуверенный, сбивчивый ответ, фон Циммер показал, чтобы лётчики конвертоплана вместе с парой бойцов остались у машины, затем поманил за собой офицера и двух других имперских солдат. Чеканя шаг, он последовал за одним из инженеров и бросил пронизывающий взгляд глаз цвета стали на недостроенный сферический купол радара. В дырах отсутствующих многогранных сегментов виднелась вращающаяся тарелка антенны, которую необходимо было закрывать от ветра.

«Теперь ясно, почему результаты испытаний настолько… чудовищны», — понял фон Циммер и ускорил шаг.

Из слов главного инженера — из разговора тет‑а‑тет, без свидетелей, кроме личной охраны, — фон Циммер понял главное: планам по радару препятствовали в самом Аримане. Купол не был достроен из-за перегруженности заводов, а начало испытаний отказался отсрочить сенат. Завершить работы могли и сами инженеры станции, но только при условии, что их обеспечат материалами.

Именно этого и не произошло. А когда главный инженер попытался связаться с главой производственного концерна, тот перестал находить время даже для телефонного разговора.

«Неспроста!» — лишь подумал фон Циммер и спросил:

— С результатами испытаний можно что-то сделать?

— Да, но‑о… На это потребуется часов шесть. Минимум. — Главный инженер замялся. — И я не уверен, что расчётами вообще удастся отбросить погрешности…

— Но это возможно?

— Да…

— Будете заниматься лично?

— Да.

Распорядившись, чтобы это было сделано, фон Циммер попросил не докладывать о точных передвижениях имперцев, а сам их разговор оставить в секрете.

Вернувшись к конвертоплану, фон Циммер устремил взгляд на виднеющийся с края плоскогорья Немфас — город, над которым висел смог от труб производственных предприятий. Оттуда на территорию станции обнаружения взбиралась полоска дорожного серпантина.

— Значит, глава концерна?.. — прошептал фон Циммер. — Думаю, встреча с ним даже слишком сильно отложена.

Как только фон Циммер взошёл на борт, конвертоплан вновь поднялся в воздух.

Они совершили круг над городом, застроенным простыми кирпичными зданиями этажей по пять. Облетая высокие промышленные трубы, конвертоплан винтами разгонял плотный чёрный дым.

Через несколько минут имперский летательный аппарат приземлился на оцепленной военной полицией площади — напротив здания директората производственного концерна.

«Как же ариманцы себя любят! — бросив взгляд на установленную в центре площади арку, отметил фон Циммер. — Ведь наверняка она что-то значит для этого… концерна».

Фон Циммера и его личную охрану встретила делегация в сопровождении военной полиции. Среди ариманцев особенно выделялся невысокий сухой мужчина с каштановыми кудрями и тонкими завивающимися усиками. Облачён он был в тёмно-малиновый фрак, с важным видом нёс в руке фетровый цилиндр и не забывал нарочито поглядывать на наручные часы.