— Да не трону я тебя! Если сумел напугать — значит, ещё не похоже, что вот-вот сдохну. — Солдат вновь выдавил улыбку, а затем принялся растирать грудь, словно пытаясь согреться. — Не буду спрашивать, как тебя зовут. Хотя всё равно твои тайны умрут вместе со мной. Не верю, что выберусь из проклятых гор живым. Да ещё с… с этой дэймоновой[1] хренью вокруг.

Что-то казалось Калифе странным в этом солдате, что-то, помимо его будто бы наигранных эмоций, за исключением удивления от встречи с Хранителем. Она обратила на него взор, способный видеть людские души, и едва вновь не отпрянула, но уже совсем не из-за страха.

«Его душа!.. Она настолько плотная!» — поразилась она.

Внезапно с шипением и треском сработала ловушка за поворотом. Россыпь ослепительно-ярких молний, вырвавшихся из цилиндра в обледенелой стене, резанула по глазам Калифы. Она тут же ощутила толчок, затем — удар от падения на землю.

Гулко загрохотали выстрелы. Прозвучал утробный рёв ворвавшегося в пещеру зверя, на которого ловушка явно не была рассчитана.

Калифа оказалась не готова. Она ещё ни разу не бывала так близко к месту боя и даже не могла представить, насколько устрашающе оружие современной войны.

Зажав уши от оглушительных хлопков, Калифа уставилась на ворвавшегося в пещеру крупного зверя. Это был искажённый скверной визамский тигр. Он повалил солдата на спину, вцепился зубами в плечо — и тот вскрикнул.

Бросив разряженный револьвер, солдат выхватил из ножен керамбит — нож с изогнутым подобно когтю клинком — и рассёк шею тигра. Затем, нанося удар за ударом, начал колоть монстра меж рёбер, надеясь попасть в сердце.

Резня прекратилась лишь тогда, когда тигр замер.

Калифа медленно поднялась, не отрывая взгляда от монстра. В его облике не осталось практически ничего от визамского тигра — величественного охотника, которого считали хозяином этих гор.

С трудом высвободив плечо из челюстей монстра, солдат спихнул его тушу и, зажимая рану, попытался встать. Но тут же упал. В прорехах его разодранной одежды виднелись набухшие пульсирующие вены.

Солдат взглянул на Калифу, словно хотел убедиться, что она невредима, судорожно вдохнул, собираясь что-то сказать… Но затем его губы сжались, а веки сомкнулись.

Калифа на дрожащих ногах подошла к впавшему в беспамятство солдату. Целый ворох вопросов уступил место лишь одному, на который теперь не найти ответа:

— Почему?..

Калифа проверила пульс солдата, прислушалась к тяжелеющему с каждой секундой дыханию. Сняв робу, накрыла его, затем создала прямо на себе такую же и вышла из пещеры.

Где-то совсем рядом находилось то, с чем Калифа была обязана бороться. Она чувствовала взгляд чудовищного гигантского Титана, пока ещё сокрытого от глаз, а приглядевшись, заметила вдалеке силуэт того, кто его сопровождал.

— Апостол! — прошипела Калифа. — У меня всё меньше времени!

Она поспешила вернуться в пещеру.

«Такая плотная душа… — вновь подумала Калифа, не отрывая взгляда от раненого солдата. — По его венам уже распространяется скверна. Если ничего не сделать, он сгинет».

Калифа глубоко вздохнула и призвала образ Ишизара. Вновь и вновь задаваясь вопросом, что именно не давало бросить солдата на произвол судьбы, она прошептала дракону:

— Кажется, вы совместимы…

Ишизар повиновался хозяйке. Его образ исчез и предстал на ладони Калифы продолговатым камнем эфира со светящейся в глубине руной.

«Само по себе это не излечит от ран, но должно остановить распространение скверны, — подумала Калифа. — Может быть, этот солдат… всё же выберется из гор».

В этот момент Хранитель, не осознавая того, приняла решение, которое перечеркнёт уготованную для неё судьбу. Одно-единственное решение, которое семью годами позже повлияет на жизни всех на планете Терра.

Оно позволит наконец-то закончить то, что началось тысячелетия назад в другом, более совершенном мире… От которого остались лишь руины.

____________________

[1] Дэ́ймон — (религиозное, анхальтское) демон или чёрт, воплощение тёмной, злой сверхъестественной силы.

Шло лето тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. Висящие в каждом доме отрывные календари указывали на шестое июля. Тёплый ветерок играл в ветвях пышных хвойных и лиственных кустарников, в кронах низких и высоких, раскидистых и стройных деревьев. Детвора, носящаяся вдоль дорог, срывала плоды поспевающих персиков и абрикосов и наслаждалась их сладостью с лёгкой кислинкой.

Таково лето на Арима́нском полуострове, омываемом морем Де‑Хаа́г.

Ещё десять лет назад эти земли принадлежали Республике Ури́лия, занимающей всю западную часть Норва́йра — самого крупного континента в северном полушарии Терры. Но после государственного переворота в Урилии Ариманский регион решил отделиться и провозгласил независимость, став Республикой Ариман. Однако, чтобы не путаться, полное название новой страны никто не использовал, да оно и не прижилось.

Городок Монъепье́р располагался на северо-востоке Аримана, совсем недалеко от гор на севере полуострова, за которыми находились земли Республики Урилия.

На одной из парковых скамеек, вытянувшись во всю её длину, под шум фонтана дремал молодой человек двадцати пяти лет, облачённый в свободную светло-серую футболку и тёмные штаны со множеством карманов. Он был высоким, спортивного жилистого телосложения. Бледная кожа, вытянутое лицо с высоким лбом, глаза цвета небесного сапфира, едва вьющиеся светло-соломенные волосы почти до плеч — всё это выделяло парня среди темноволосых смугловатых местных жителей. Даже находясь долгое время под солнцем, он едва мог загореть, что, впрочем, было характерно для всех коренных жителей Анхальтской Империи. Венцом же заметной внешности служил тонкий шрам через бровь и скулу, явно оставленный лезвием.

Разлепив веки, На́тан Майер уставился на яркое небо, но затем вновь безмятежно закрыл глаза. Даже здесь, под палящим солнцем, благодаря спасительному ветерку было приятнее, чем дома.

— Не спит! Не спит! — прокаркал сухой скрипучий голос.

Натан сонно взглянул на часы, стрелки которых показывали десять утра, и шумно выдохнул: ещё подремать ему уже не дадут. Как только он начал садиться, опуская ноги со скамьи, на землю спрыгнул крупный иссиня-чёрный ворон.

— Вран! Что тебе нужно?

Пытаясь отогнать птицу, Натан махнул левой рукой, перемотанной от локтя до кисти чёрной кожаной лентой с красной каймой. Этот аксессуар был подарком от друзей из местных. Лента сменила на руке бинты, под которыми, как казалось всем новым знакомым, он скрывал уродливые шрамы.

Ворон по кличке Вран лишь возмущённо каркнул, тут же подскочил к Натану и принялся клевать шнурки его кед. Развязанные.

Наконец-то заметив это, Натан усмехнулся. Закурив, он провёл пальцами по колючей щетине, а затем взглянул в сторону соседней скамейки — на хозяина ворона, избравшего место, где его сперва было не увидеть.

Этот молодой ариманец — всего на год старше Натана — невозмутимо, будто был ни при чём, читал чьи-то философские труды. Он был смуглым, как и остальные жители полуострова. Средней длины густые тёмные волосы были аккуратно причёсаны, линию челюсти обрамляла короткая бородка. Его одежда — элегантная белая хлопковая рубашка, светлые льняные брюки и сетчатые туфли — словно подчёркивала связь с интеллигенцией или аристократией. Этот образ дополняли очки с небольшими линзами в круглой оправе, сидящие на крючковатом носу.

— Бернард, опять ты со своими шуточками? — спросил Натан. — Как-нибудь спросонья действительно подумаю, что твой пернатый дэймонёнок научился развязывать шнурки. Причём именно мне.

На лице Бернарда Телива́ проступила едва сдерживаемая улыбка. Закрыв книгу, он устремил взгляд светло-карих глаз на Натана и спросил:

— И что ты сделаешь, позволь узнать?

— Не знаю, что-нибудь. Но если всё-таки поверю — за себя не ручаюсь. Обещаю. Один дэймон разберёт, как ты выдрессировал свою птичку.