Фелиция откупорила флакончик и осторожно принюхалась. Это оказалось противоядие от большинства ядов, причём сильное, превентивного действия.

«Фламин», — поняла она и залпом осушила флакончик. — У нас завёлся крот».

Именно мысли о предателе до сих пор не давали Фелиции покоя, пусть даже она пыталась держать их в дальнем углу сознания.

— Сюда, пожалуйста, — произнёс капельдинер.

Сенатора с помощниками провели на другую лестницу, но совсем маленькую. Поднявшись ещё чуть выше и свернув, они оказались в длинном коридоре — одном из двух, огибающих оперный зал с каждой стороны. Именно здесь были расположены входы в ложи.

На больших окнах висели шторы из тёмно-красного бархата; между ними виднелись барельефы заслуженных актёров и исторических деятелей. Из противоположной стены выступали пилястры, профилем напоминающие квадратные колонны. Они разделяли входы в ложи, которых у каждой было по два.

«Все ложи выкуплены де Лашорфом специально для этой встречи, — подумала Фелиция. — На этом ярусе сегодня только мы и урилийские агенты».

У ближайшего входа в нужную ложу стоял мужчина в светло-коричневом трикотажном пиджаке и серых брюках. На вид никогда было бы не определить, кем тот являлся: уроженцем Ариманского полуострова или континентальной части Республики. Но Фелиция знала: этот мужчина — точно республиканский агент.

Урилиец отослал капельдинера и впустил сенатора с помощниками внутрь.

Украдкой взглянув на республиканского агента, Фелиция поправила заколку в волосах, внутри которой была спрятана выкидная игла, смоченная тем ядом, от которого «Фламин» не спасёт. Так что заколка была одновременно и орудием убийства, и инструментом самоликвидации.

Опера уже началась. В ложе, как и в зале, практически не было света. Освещённой оставалась только сцена. Когда за сенатором и его помощниками закрыли дверь, отделанное бархатом внутреннее убранство потонуло в полутьме.

— Добрый вечер, сенатор, — прозвучал мягкий мужской голос.

Из кресла в ближнем к краю ложи ряду поднялся мужчина средних лет. Его брюки были идеально выглажены, воротничок рубашки накрахмален, элегантный жилет сидел как влитой. Снятый пиджак висел на подлокотнике.

— А‑а… Это вы Давид?.. — протянул де Лашорф и, хоть и брезгливо, наконец-то пожал протянутую руку.

— Давид Дешам, — подтвердил урилиец и улыбнулся. — Надеюсь, этот вечер будет как приятным, — он почтительно кивнул Фелиции, — так и продуктивным. Присаживайтесь, прошу.

Пока они занимали места, Фелиция мельком осмотрелась. Помимо неё, Венсана и де Лашорфа, внутри находились три урилийца, в том числе Давид. Вторую дверь ложи никто не охранял, и поэтому казалось, что та закрыта изнутри.

Фелиция собиралась занять кресло рядом с боковой стеной. Но перед этим, словно чтобы убедиться, что собранная сбоку тяжёлая бархатная штора не помешает обзору, она подошла к ограждению и подвинула удерживающую петлю. И бросила взгляд в зал.

«Майер на месте», — заметила Фелиция и только после этого села.

— Всё в порядке? — поинтересовался Давид.

— Да, прошу прощения. — Фелиция достала блокнот и авторучку, готовая записывать по первому же слову сенатора, и, улыбнувшись, пояснила: — Не люблю, когда перед глазами что-то маячит.

— А что вы планируете записывать?

— Аннетт!

Поймав укоризненный взгляд сенатора, Фелиция вновь попросила прощения и убрала блокнот в портфель. Но авторучка осталась у неё в руке.

Минут пять оперу слушали молча, и более ничего не происходило. Давид, казалось, действительно наслаждался исполнением. Это начало действовать де Лашорфу на нервы, к тому же он явно был напряжён.

— Что же, Давид, начнём? — предложил сенатор.

— Вы никогда не любили оперу, господин де Лашорф? Как она вам?

— К чему вы клоните?

— У нас ещё очень много времени, не так ли? А у меня теперь так мало возможностей посетить Большой театр!.. Хотя когда-то, бывая на полуострове, я постоянно заходил сюда. Я хочу насладиться этим визитом. Сполна.

— У нас были определённые… договорённости… с вашими вышестоящими.

— И я уверяю: всё в силе.

В голосе Давида послышались стальные нотки.

Де Лашорф занервничал ещё сильнее.

Заметив это, Фелиция переглянулась с Венсаном. Тот кивнул и шёпотом напомнил сенатору об элитном бренди, которым они хотели угостить урилийского агента.

Заинтересовавшись предложением, Давид проследил, как Фелиция вынимает из всё того же портфеля запечатанную бутылку, а затем, взяв из рук, откупорил её и с наслаждением принюхался. Вернув бренди, он указал на столик в углу, на котором стояли стаканы и бутылка воды.

«Пока всё по плану», — решила Фелиция.

Она направилась разливать напиток. Однако, едва сделав несколько шагов, услышала за спиной голос и обернулась.

— Не будете возражать, господин де Лашорф? — доставая сигариллу, спросил Давид. — Люблю покурить вместе с бренди.

То, что Фелиция увидела, чуть не сбило её шаг: урилийский агент прикурил, но не от зажигалки. На кончике его пальца появился язычок пламени, а в полутьме на показавшемся из-под манжеты браслете осветился эфирный камень.

«Да он республиканский магистр — боевой искусник, как и имперские инквизиторы!» — пронеслась мысль Фелиции.

Давид выдохнул дым и, разглядев на лице де Лашорфа испуг, примирительно улыбнулся.

— Не переживайте. Я просто немного владею камнями. Исключительно на бытовом уровне. Могу показать лицензию, если настаиваете.

«Чёрта с два он просто «владеет камнями»! — подумала Фелиция и украдкой переглянулась с Венсаном. — Именно этого нужно усыпить!»

Наполнив стаканы, она вернулась к де Лашорфу и Давиду.

— Прошу.

— Любой? — вдруг спросил Давид, и Фелиция будто бы почувствовала прикосновение холода.

— Думаете, потравлю вас? — заговорил де Лашорф.

— Простите, сенатор, такая работа. Приходится сомневаться во всём.

Де Лашорф надменно фыркнул и забрал первый попавшийся под руку стакан.

Увидев, что сенатор отпил, Давид продолжил наблюдать за исполнением оперы. Он лишь показал, чтобы Фелиция поставила бренди на подлокотник. А когда она для этого наклонилась, взгляд Давида скользнул в расстёгнутый воротничок её блузки, в котором не смог бы не заметить ни ложбинку между грудей, ни самый краешек кружевного белья.

Из авторучки, которую Фелиция держала в руке вместе со стаканом, в бренди незаметно прыснула струйка жидкости. Это было крепкое снотворное.

Фелиция собралась вернуться на место, но Давид неожиданно взял её за руку. Он улыбнулся так, словно был очарован, и тихо произнёс:

— Аннетт, не так ли?.. Составите мне компанию?

Он взглядом указал на стакан.

— Не пью крепкое. Но если вы настаиваете…

Фелиция многозначительно замолчала. Она не опасалась попасть под действие снотворного: «Фламин» должен был нейтрализовать его.

— Давид! Вы издеваетесь?! — громыхнул де Лашорф. — Венсан! Отдай ему этот чёртов портфель!

— Нет, сенатор. — В голосе Давида, бережно ощупывающего ладонь Фелиции, прозвучала горечь. — Просто я… поражён до глубины души вашей помощницей. Такая прелестная мышка!..

Один из урилийцев подошёл из глубины ложи и бросил в стакан таблетку. В бренди тут же заклубилась будто бы подкрашенная тёмным жидкость.

Внутри Фелиции всё словно сжалось. В следующий момент её ладонь что-то кольнуло.

«Его перстень! На левой руке!» — с ужасом поняла Фелиция.

Её ноги подкосились.

Давид подхватил Фелицию, тут же цепко сжал её щёки, не позволяя сомкнуть челюсти, и опустил в кресло. Другой урилиец вставил в рот кляп.

— Она нужна живой! — процедил Давид.

Расслышав его, Фелиция ослабевающей рукой выдернула из волос заколку и попыталась воткнуть отравленную иглу себе в шею. Но сделать этого не позволили. Ближайший урилиец с лёгкостью выбил заколку — и та улетела за ограждение ложи.

— Как жаль… Вот ты и показала, кто такая на самом деле, — прошептал Давид, наблюдая, как один из агентов связывает Фелиции руки. Затем сказал уже Венсану: — Признаю, ты не солгал.