— Вы же католичка?

— Да, так настояла моя мать.

— Если я приму католицизм, то мой брак не будет действителен?

Клер побледнела. Этого ей еще не хватало.

— Наверное, нет, — проговорила она, — но вы станете вероотступником.

— Это сейчас я вероотступник.

— Что вы этим хотите сказать?

Ланин осторожно взял Клер за руку. Глаза его вспыхнули. Клер испугалась, что сейчас произойдет нечто, что невозможно будет изменить, попыталась вырвать руку, но он крепко держал ее.

— Вчера весь вечер я лежал и думал, как я могу отделаться от Мари… — он помолчал, перебирая ее пальцы, — они заставили меня принять православие. Но я... Я хочу вернуться к своей вере… если вы согласитесь уехать со мной…

Мир покачнулся, и Клер закрыла на мгновение глаза. Так она и знала! Зря она думала, что легко отделалась от этого пашеньки! Он опасен, как никакой другой!

— Вы же сами понимаете всю абсурдность этой идеи, Эрнест Михайлович…, — начала она, но он перебил ее, заговорил быстро-быстро, так, что Клер теряла смысл сказанного:

— В том-то и дело, что понимаю! Но в том и ее привлекательность, в безумии! Прошу вас, Клер, — он вдруг стал серьезным, — если что-то случится, или вы полюбите меня…, как я вас, хоть это такие же безумные мечты, приходите ко мне! Я сегодня же уеду, но не с этой… Машей, а один. Я буду ждать вас, если надо, до самой смерти… Она получила все, что хотела. Деньги нашего деда. А я остался с маленьким наследством, которое оставила мне моя сердобольная тетка. У меня есть имение за Выборгом и домик в Италии. Если вы захотите, мы можем жить в Неаполе, где вечное лето…

— Вы думаете, Марии нужны деньги? – перебила его Клер, готовая закричать от отчаяния, — ведь вы ей нужны. Она очень любит вас!

— Так и что же? Я никого силой не заставлял выходить за меня замуж. Я-то люблю вас, Клер! Но у вас есть выбор! Вы можете сказать да или нет, и я никогда не буду вас неволить! Меня же силой заставили, угрозами и всеми прочими нечестными методами! Два года от каждого встречного я слышу только одно: женись на Маше, или останешься без денег! Женись на Маше, или умрешь с голоду! И ладно сам, но и ни в чем не повинную девушку обречешь на невзрачное существование старой девы! А как она тебя любит! Какая она положительная во всех отношениях!

— Прекратите, Эрнест Михайлович! – почти закричала Клер, испугавшись силы его страсти. Она вырвала руку и пошла вверх по лестнице, — вы уже женаты. Теперь поздно что-то менять! Вы должны уехать с Машей и жить с ней. Ведь она ваша жена перед Богом!

Эрнест остановился и посмотрел на нее долгим взглядом снизу вверх. Клер было страшно и неуютно, как будто она была виновата в чем-то перед ним.

— Хотите честно? — сказал он, — плевал я на все обряды! Никакой Бог не заставит меня жить с этой… мегерой. Я в детстве достаточно терпел ее выходки, чтобы терпеть их и дальше. Я мечтал вырасти, чтобы уехать и никогда не видеть ее вечно надутых губок! Эри то, Эри сё, и все не так! Нет уж, лучше я умру с голоду!

— Может быть, она исправится, — предположила Клер.

— Горбатого могила исправит. Да и не в ней дело. Дело во мне. Дело в вас. Я не могу жить с ней, любя вас. Это будет двойная измена. Даже тройная. Вам, ей и себе!

Клер отступила, надеясь, что он не двинется за ней, и уперлась спиной в мрамор.

— Как же все сложно у вас получается, Эрнест Михайлович! Почему вы вообще решились на эту свадьбу?

— Чтобы не обрекать ни в чем неповинного ангела на голодное существование. Теперь она богата, как никогда. Мой дед оставил ей кучу денег. И кучу мне. У нее их целых две кучи. Пусть наслаждается.

— Вы очень жестоки, — Клер смотрела ему в глаза.

— Я? Я милосерден! — почти закричал он, — я отдал ей свою свободу и свое состояние! Все довольны! Вся семья довольна! Думаю, что они даже не заметили моего отсутствия на свадебном пиру!

— Может быть, вам стоит вернуться туда?

— Нет. Я переночую в гостинице и завтра утром уеду первым поездом. Хорошо, что я встретил вас, Клара Ивановна. Потому что, если бы я случайно не встретил вас сейчас, никогда бы не сказал вам ничего.

Он вдруг успокоился и взял себя в руки, будто запер эмоции на замок. Лицо его стало обыкновенным, привычным, и Клер немного расслабилась.

— Простите меня, Клара. Я испугал вас. Конечно, я не должен был говорить всего этого.

Она молчала, стараясь унять дыхание.

— Разрешите выразить вам свое восхищение, и заверить вас в моей любви и преданности, Клара Ивановна, — он говорил тихо, рассматривая золотые листья под ногами, — прошу простить меня, если напугал вас. Я уезжаю из Петербурга, я на самом деле прошу прощения.

— Хорошо, — выговорила Клер, немного успокоившись от того, что самоубийство отменяется, и у этого пашеньки другие планы.

— У меня к вам только одна просьба…, — Ланин смутился, — дайте мне знать, если вам понадобится помощь.

Клер снова кивнула.

— Хорошо.

Эрнет поклонился. Она молча смотрела на него. Стянула на груди теплую шаль. Он взял ее руку, поднес к губам. Клер отняла руку, но продолжала смотреть в необычные зеленые глаза.

— Прощайте, Эрнест Михайлович.

— Прощайте, Клер.

И он ушел. Ветер кинул вслед ему листья, закружил. А Клер стояла и смотрела, боясь пошевелиться. Сердце болезненно сжалось.

— Ушел твой поклонник? — ворваля в ее мысли голос сестры.

Ольга и Иван стояли рядом с ней, раскрасневшиеся и веселые.

Клер кивнула.

— Он женился. На Марии.

Ольга усмехнулась.

— Не переживай, сестрица. Маменька ни за что бы не выдала такую красавицу тебя за этого нищеброда. Так что не велика потеря.

...

...Утром следующего дня пришел огромный букет желтых роз от Эрнеста Ланина. Вместе с запиской, где значился его новый адрес, к нему прилагалась маленькая коробочка, в которой оказалась серебряная ладанка. «Внутри ладанки частица Креста Господня» — было подписано рукой Эрнеста, — «желаю вам никогда не прибегать к защите этой реликвии, которую моя тетка привезла и Рима. Но если вам понадобится защита, наденьте ее».

Клер удивилась такому странному подарку. Потом она подумала, что Ланин подарил ей самое дорогое, что у него было – святую реликвию. Она хотела забыть и о нем, и о его подарке, но весь день только и думала, что о нем. И вечером тоже. И ночью, сжимая в руке ладанку. Когда же она заснула, ей снился странный сон, где Ольга угрожала ей кинжалом, и она никак не могла убежать от сестры, понимая, что смерть неминуема. Она пыталась отвести ее руку, но тщетно. Вдруг неизвестно откуда возник Кузьма Антонович, и кинжал Ольги вонзился ему в грудь. На этом Клер проснулась, вся в холодном поту, и поняла, что уже утро. И что в руке она сжимает ладанку Эрнеста Ланина.

Некоторое время Клер сидела в кровати, рассматривая средневековый старинный узор на крышечке. Крест, а вокруг что-то вроде тернового венца. Больше не раздумывая Клер надела цепочку на шею, и погладила реликвию.

— Надеюсь, что ты защитишь меня от кошмаров, — сказала она ладанке, и откинулась на подушку, — будет хоть какая-то польза от этого Ланина.

О Кузьме Антоновиче доходили плохие вести. Доктор, который пользовал его, только разводил руками. Он ничего не мог понять, и пригласил еще несколько своих коллег. Врачи целыми днями донимали больного процедурами, но тот продолжал таять на глазах. За две недели из могучего гусара он превратился в призрак себя самого. Но когда Клер в очередной раз попросила о встрече, то ей не отказали, так как убедились, что болезнь его не заразна.

Доктор встретил ее в холле квартиры Кузьмы Антоновича, пропахшей отварами и лекарствами. Раньше здесь пахло крепким кубинским табаком, вспомнила Клер. И сандалом. И встречала ее обычно экономка, Ирина Геннадиевна, пожилая дама очень солидной наружности, без которой Кузьма Антонович был как без рук и которую всегда возил с собой. Теперь же Ирина Геннадиевна выглядывала из-за спины бородатого доктора, и лицо ее было белее мела. Она даже вроде как похудела, отметила Клер.