— Мы, как вы поняли, Пятьдесят Негров. На этот раз мы твердо намерены заставить уважать наши приказы. В вашем распоряжении ровно сутки и одна минута. Ни секундой больше. В течение этого срока вы погрузите все сокровища планеты Нуут на ракету и отправите ее в космос по данному адресу. Если вы этого не сделаете, в следующую секунду мы подожжем атомные запалы, которые размещены на полюсах Нуут, и планета будет уничтожена.

— Мы не можем принять решение, не посоветовавшись…

— Советуйтесь, с кем угодно. Но в течение суток и одной минуты.

— Вы не можете…

— Можем, можем. И без фокусов. До свидания.

И те три президента исчезли. Главарь Пятидесяти Негров сунул орех в карман и рассмеялся. Разумеется, мысленно. Но не просите, чтобы я рассказал вам, как это выглядит. Я знаю только, что все они смеялись и все их провода танцевали от радости. Вот и все.

Но тут я услыхал, что кто-то скребется в дверь. Мои гости встревожились.

— Не бойтесь, — успокоил я их. — Это Рената.

Я открыл дверь. И моя верная козочка впрыгнула в комнату.

— Ты пришла за свежей травой, не так ли? Прости, я совсем забыл.

За столько лет одиночества, проведенного в обществе козы, я давно привык разговаривать с ней, как с подругой. Я повернулся, чтобы достать траву из контейнера… Не знаю, поверите ли вы мне, но дело было именно так. Когда я обернулся, атомные разбойники, высадившиеся на моем астероиде, стояли на коленях и дрожали каждым своим проводком. Они кланялись, простирались ниц, бились головой об пол и стонали, да, стонали, не мысленно, а по-настоящему. Рената смотрела на них со спокойным любопытством. Она, видимо, не понимала, что является причиной такого испуга. А пришельцы еще минут пятнадцать продолжали стонать, вздыхать, кланяться, биться головой об пол и махать руками. Я, разумеется, ничего не понимал. А из того, что произошло потом, понял еще меньше. Главарь Пятидесяти Негров положил к ногам Ренаты, словно жертвоприношение, свой телевизионный орех. Каждый разбойник вырвал кусочек провода из своего тела и дрожа опустил его на пол. Затем один за другим, пятясь и не переставая стонать, они вышли из комнаты, забрались в свой звездолет и улетели. И больше я их никогда не видел.

Дня через два мне удалось связаться с радиомаяком Нуут. На планете был праздник.

Прошло несколько лет. История эта казалась мне настолько невероятной, что я даже не решился рассказать о ней кому-нибудь. И сделал это только, когда у меня оказался проездом профессор Вир. Знаете, этот знаменитый специалист по космическим нравам и быту, лауреат Нобелевской премии, премии Галактики и так далее. Увидев орех, он очень заинтересовался им.

— Думаю, что он с планеты Нуут, — сказал он.

— Да, с Нуут. Об этой планете мы знаем очень мало. Об одном из моментов ее истории мне кое-что известно, — добавил я и поведал ему историю про Пятьдесят Негров.

Когда я дошел в своем рассказе до того места, где появляется Рената и просит траву, профессор расхохотался.

— Смейтесь, смейтесь, — вздохнул я. — Уверяю вас, в тот момент мне было совсем не до смеха.

Он объяснил мне, в чем дело. Оказывается, для жителей Нуут коза — символ богини справедливости. Вот так. Можно себе представить испуг разбойников, когда они увидели перед собой эту грозную богиню в самый ответственный момент своей преступной затеи. А теперь вы мне скажите, что вы думаете о планете, которая достигла такого невероятного технического прогресса, что создала этот орех, и в то же время считает козу своим божеством?

Жил-был на свете один синьор, который очень любил ребят. И вот однажды отправился он покупать игрушки, чтобы подарить их на Новый год своим детям и внукам… Впрочем, не будем затягивать рассказ — этим синьором был я сам. Иду я, значит, по магазинам, вздыхаю у каждой витрины и, чем дальше иду, тем больше теряюсь. Ведь я вышел из дома с гордым намерением купить детям те игрушки, о которых сам мечтал, когда был маленьким, и которые мне так никто и не подарил. Но игрушек этих нигде не было. Наверное, их запрятали куда-нибудь подальше, под лестницу например, где они лежат и пылятся. А на виду, на самом видном месте во всех магазинах лежали новые игрушки, для меня совершенно загадочные. Я не понимал, что они собой представляют, как действуют и вообще, что в них интересного. Наверное, прежде чем отправляться за покупками, мне следовало бы прослушать курс лекций о современной игрушке, и особенно об электронной. Но разве есть где-нибудь такие школы, где папы и мамы, бабушки и дедушки могут получить в этой области столь необходимые сведения и узнать, чем интересуются их дети и внуки, растущие в век атома и имеющие дело с международной индустрией игрушки?!

— Идите-ка сюда! — услышал я вдруг чей-то негромкий голос. — Идите! Что стоите там, пуская корни на тротуаре?!

Голос принадлежал маленькому человечку, выглянувшему из низенькой, темной лавочки, у которой и витрины даже не было. Кто знает, как долго я стоял тут, напрасно проблуждав целый день по магазинам, и кто знает, как давно изучал меня этот странный гомункул, улыбавшийся из-за стекол своих огромных очков. Все остальное на его лице было очень маленьким — глаза, нос, рот, усики, острая черная бородка.

— А вы что, продаете игрушки? — удивился я.

— Может быть, — ответил он, — если кто-нибудь захочет купить, продам.

— Ну покажите.

Я вошел в конуру, где едва умещались две деревянные скамейки и небольшой шкафчик, на полках которого лежало несколько миниатюрных коробочек.

— Простите, но я не вижу тут игрушек!

— Сейчас увидите.

Человек взял одну из коробочек и извлек из нее какой-то прибор, который я принял поначалу за обычный пульт дистанционного управления телевизором — такие же кнопки для включения и выключения, для перехода с канала на канал, регулировки звука и настройки цвета.

— Ну, эта штука есть теперь в каждом доме, — разочарованно протянул я. — Уж не думаете ли вы, что этим можно удивить хоть кого-нибудь из ребят?

— Не верите? — улыбнулся человечек. — Нажмите какую-нибудь кнопку. Номер двенадцать, например.

И в тот момент, когда я просто так, из любопытства нажал эту кнопку, мне показалось, что в улыбке его промелькнуло что-то коварное. Но уже…

…Но уже и человечек, и лавчонка, и тот уголок Рима, где она находилась, — все, что только что окружало меня, исчезло. Я, правда, по-прежнему сидел, но не на деревянной скамейке, а в шезлонге, стоявшем на верхней палубе какого-то белого парохода, и пароход этот шел по широкой величавой реке, с берегами, заросшими густым лесом.

«Разве по мелководному Тибру стали ходить пароходы?» — подумал я. Но тотчас же понял всю нелепость своего вопроса. По берегам Тибра высились дворцы и соборы, а вовсе не лес, как здесь. Какой-то моряк направлялся ко мне с подносом, на котором я увидел бутылку минеральной воды и стакан.

— Вы уверены, гражданин, что вам не нужно сто граммов водки? — спросил меня моряк, ставя поднос на столик.

— Нет, спасибо, я никогда не пью никаких алкогольных напитков, — ответил я.

И, только сказав это, я вдруг понял, что моряк говорит со мной по-русски и сам я тоже разговариваю по-русски, а на бутылке видна этикетка знаменитой русской минеральной воды. Впрочем, и лакированный разрисованный столик и стоявший на нем черный, с крупными яркими цветами поднос были теми великолепными образцами русского прикладного искусства, которые теперь можно купить и в Риме, в больших магазинах.

Хотел бы я знать, куда же я все-таки попал? Словно в ответ на мой вопрос, левый берег реки, густо поросший темными елями и белыми березами, стал плавно подниматься, пока не взбежал к холму, на вершине которого стояла в окружении деревьев типичная русская церковь с куполами-луковицами. Когда церковь проплыла мимо, берег так же медленно и лениво опустился. Затем река сделала несколько крутых поворотов, и я увидел раскинувшееся вдоль берега село с деревянными одноэтажными домиками. А еще через несколько минут пароход, не останавливаясь, прошел мимо причала, на котором можно было прочесть название: