В отличие от ситуации в Западной Европе главные свойства правовой ситуации в России таковы:

• неполноценность всего правового законодательства — прежде всего в части правовых процедур и способов обеспечения их законности;

• низкая эффективность и во многом противозаконность всей правоприменительной деятельности;

• и для представителей всех ветвей власти, и для общества в целом характерен низкий уровень правовой компетентности, правового сознания, законопослушности и активности в защите правовых норм.

• одна из самых драматических проблем: российская прокуратура.

Все это означает, что сегодня в России невозможен нормальный диалог между правоприменительными органами и обществом. Лидером в этом уклонении от жизненно необходимого для формирования правового общества диалога является прокуратура, опережая даже ФСБ. Высокопоставленный представитель прокуратуры, один из главных идеологов ее развития В. Г. Бессарабов упорно отрицает прямую роль прокуратуры в репрессиях: «Необходимо понимать, что органом внесудебной расправы прокуратура не была даже в самые мрачные годы „диктатуры пролетариата“»[174]. Он, видимо, забыл о реальной роли прокуратуры в советском репрессивном праве, которое реализовалось в целом ряде оснований этого права. Можно сослаться на следующие факты:

• участие прокуроров в деятельности так называемых «особых троек» — как прямое, так и в форме подписывания вынесенного «тройками» приговора;

• принципы деятельности так называемого Особого совещания при НКВД СССР, в котором обязательно участвовали Прокурор Союза ССР или его заместитель[175];

• принципиально внеправовая система ведения судебных дел о подготовке и совершении террористических актов[176];

• уникальный секретный документ 1935 года об обязательности участия прокурора в аресте[177];

• наконец, широкоизвестная деятельность таких генеральных прокуроров, как Н. Крыленко и А. Вышинский.

Это, конечно, только небольшая часть доказательств того, что советская прокуратура была активным и необходимым компонентом системы репрессий в СССР во все времена. Есть и личное свидетельство главного политтехнолога Кремля Глеба Павловского — в свое время судимого по политическим причинам: «В мое время, в 1970-е годы, политическими делами занималась особая группа в прокуратуре, они даже сидели в отдельном коридоре, куда получали особый допуск из КГБ»[178].

Сегодняшняя правовая ситуация в России не может быть описана иначе как правовая неполноценность всего общества в целом и его правоприменительных структур в особенности, что требует проведения глобальной правовой реформы. Необходимым условием эффективной правовой реформы является реструктурирование прокуратуры. Это означает превращение ее из действующей главным образом за пределами правового поля властной структуры в профессиональный правоприменительный орган, деятельность которого задана в строго правовом поле. Требуется сведение ее полномочий к реально выполнимым на серьезном профессиональном уровне. России нужна новая, строго специализированная прокуратура, сильная не своими необоснованно расширенными полномочиями, надзорными и наднадзорными функциями, властью над другими правоприменительными структурами, бесконтрольностью и неподсудностью, а реальной дееспособностью и ответственностью. Для всех других правоприменительных и контрольных органов России прокуратура должна стать равноправным партнером, а не всесильным и бесконтрольным патроном. Одновременно прокуратура в соответствии с нормами деятельности аналогичных структур в правовых государствах должна стать доступной для государственного и гражданского контроля, как сегодня в той или иной степени доступны для него все правоприменительные и силовые структуры (в том числе армия и ФСБ), кроме прокуратуры.

Но, используя слабую правовую компетентность законодателей, такому реструктурированию прокуратуры активно и успешно сопротивляется ее сегодняшнее руководство, сформировавшее свой профессионализм в советской инквизиционной правовой системе и потому вполне обоснованно воспринимающее его как личную угрозу. В то же время руководство прокуратуры, погруженное в мифы собственной значимости, не видит ни своей реальной роли в правовом пространстве, ни реального отношения к себе. Приведем два показательных примера. В своей статье «Прокуратура — главный правозащитник страны»[179] генпрокурор В. Устинов самым парадоксальным образом трактует вполне определенную концепцию международного права о самостоятельности всех сторон права «Концепция самостоятельного прокурора, обладающего судебной властью, постоянна и универсальна. Эта концепция ясно выражена в рекомендациях Подкомиссии ООН, в разделе III о судебной самостоятельности и правах человека. В статье 129 говорится: „Самостоятельность прокуроров и адвокатов, их смелость и совесть, с которыми каждый из них исполняет свой профессиональный долг, необходимы для укрепления самостоятельности судей и для обеспечения справедливости, свободы и соблюдения равенства, а также для защиты прав человека всех людей, принадлежащих обществу в целом“», демонстрируя синкретизм мышления, вряд ли приемлемый для государственного чиновника его уровня. Тот же В. Бессарабов в массе работ приводит фантастические цифры поддержки прокуратуры населением, в то время как реальные исследования ВЦИОМа показывают, что по степени доверия прокуратура уступает не только Президенту, правительству, церкви, но даже местным властям, суду, армии, органам госбезопасности, СМИ, находясь на одном уровне доверия с милицией и политиками[180].

В какой мере, на Ваш взгляд, заслуживают доверия такие институты, как…