Девушка от удивления распахнула глаза, когда увидела полетевшую на неё гору документов вместе с металлическими балками от в конец расшатанного за годы службы стеллажа, что не выдержал натиск её злости. Она едва ли успела испугаться, как в следующее мгновение оказалась по середине архива. Подняв взгляд, Робин только в этот момент поняла, что от новых травм её спас Эррол, который сейчас, ненавязчиво прижимая девушку к себе за талию, смотрел только на то, как с грохотом упал стеллаж, подняв следом пыль. Лампочка негодующе моргнула.
Робин обратила внимания на свалившийся стеллаж и разбросанное по полу содержимое его верхних полок, и только подумала о том, как хорошо, что это оказался не срединный стеллаж, который по инерции потащил бы за собой все остальные покругу, из-за чего их заставили бы приводить всё в порядок, как вдруг второй стеллаж покачнулся и, обрушившись, задел другой. И как карточный домик, все стеллажи с документами собранными за последние пятьсот лет, начали падать один за другим с ужасающим грохотом. Кажется, Эррол хотел броситься остановить весь этот погром, но Робин непроизвольно так крепко в него вцепилась, что парень остался стоять подле неё.
Когда после падения всех стеллажей установилась мёртвая тишина и вокруг двух напарников выросла плотная стена пыли, от которой засвербило в глазах и носу, Эррол хотел вновь отойти, чтобы взяться за дополнительную так не кстати возникшую работу, но Робин вновь остановила его, уже осознанно задержав за рукав футболки.
— Подожди минутку…
От этой тихой просьбы, Эррол замер.
— Ты давно мне нравишься, — потупив взгляд в пол, прошептала Робин. — Если точнее, с первого дня знакомства… Хотя ты и так об этом знаешь, как и все остальные, однако хочу, чтобы ты услышал эти слова от меня. Эррол.. Ты мне очень, очень сильно нравишься. Кажется, я и правда в тебя влюбилась…
Слова давались девушке с трудом, почти через каждое слово она запиналась, делала остановки так, словно ей не хватало кислорода. Голос её дрожал и звучал сдавленно, будто в горле встал ком непролитых слёз, хотя это было не так, просто сильное волнение охватило всё её тело, и эту дрожь почувствовал даже Эррол.
Он повернулся к ней, как и всегда, с совершенно бесстрастным выражением лица и ничего не ответил на её признание, смотрел отстранённо, даже, казалось, с холодным равнодушием. Робин осмелилась прямо встретить его взгляд, но тут же замерла, больше от удивления, чем от испуга. То, как Эррол смотрел ей прямо в глаза, поразило её до глубины души, вызвав даже в самых тёмных недрах настоящую бурю чувств, что, как штормовая волна, обрушилась на неё и утащила на дно, отключив все сдерживающие её ранее рычаги.
В обычное время Эррол старался избегать прямого контакта «глаза в глаза», за всё время Робин вообще ни разу не видела, чтобы он хоть на кого-нибудь смотрел так, как в этот момент смотрел на неё. Ей всегда казалось, что Эррол людей воспринимал как назойливый фоновый шум, а общение с ними как ненужную трату времени, ведь парень и правда был не заинтересован в этом простом человеческом удовольствии с кем-то тепло поговорить, он предпочитал им общество книг. Поэтому в этот момент подобный очень прямой зрительный контакт, когда Эррол наконец-то обратил на Робин внимание, пробрал её насквозь, до дрожи в ногах, отдавшись сильным возбуждением в самом сокровенном месте.
Робин, будучи на голову ниже Эррола, охватила ладошками его лицо и, прежде чем осознала, что делает, резко привлекла его к себе так, что парень едва не повалился на неё. Впившись жадным поцелуем в его губы, она стала самозабвенно целовать и покусывать их, пока с удивлением не поняла, что Эррол тоже отвечает ей взаимностью. Распахнув глаза, Робин даже немного испугалась, увидев так интимно близко его наполненные сладкой истомой взор. Эррол привлёк её к себе, очень медленно и осторожно, и в тоже время твёрдо, казалось, если бы Робин захотела вырваться из этих объятий, разорвать поцелуй, сейчас он бы не отпустил её. Однако Эррол продолжал просто целовать её и крепко сжимать в руках, словно ждал этого момента, словно, как давний возлюбленный, соскучился по ней за годы разлуки, пусть они и были знакомы даже меньше полугода.
Но не больше. Эррол не стал идти дальше, в ещё более откровенную глубину, не стал жадно набрасываться на неё, как с бо́льшей вероятностью сделал бы любой другой парень, едва почуяв даже намёк на согласие. Он словно бы ожидал ещё одного шага от Робин, и потому не торопился, а погружаясь в омут телесного наслаждения, продолжал ласково целовать её губы и прижимать к себе.
Целовался Эррол очень умело, каждое его прикосновение к губам вызывало в Робин сладострастную дрожь, а тепло его тела, в этот момент ощущаемое как её собственное, как если бы они стали единым целым, стёрло любые сомнения, страхи и границы. Робин первая сделал шаг навстречу тому, чего оба они сейчас хотели, и стянула с Эррола футболку. Это её движение он тут же повторил, расстегнув пуговицы её кофточки и бросив на пол рядом со своей футболкой, куда после вместе они медленно, не разрывая поцелуя, наконец, опустились.
Морган стоял, прислонившись к стене возле закрытой двери этого архива, всё то время с тех пор, как оставил сестру наедине с Эрролом. До его слуха после жуткого грохота обрушившихся стеллажей, когда он едва сдержался, чтобы не ворваться вновь в архив от страха за сестру, вдруг донёсся голос Робин. Но не слова, а тихие протяжные стоны, перемежаемые с учащённым двойным дыханием наконец состоявшихся любовников. Задумчиво скривив губы, Морган покачал головой, тяжело вздохнул и устало поплёлся прочь.
Уже после обеденных часов, за некоторое время до того, как мир вновь обнимет тьма, все рейнджеры, кроме Тэмлин, которая отказывалась покинуть больничное крыло, и Робин с Эрролом, стали стекаться в столовую, где устало плюхались на стулья за одним столом и расплываться по нему, как жидкость. Почти все из них сильно хромали и держались за болезненные места на теле, морщили сильно подбитые лица, а на посеревшей от усталости коже слишком ярко вырисовывались кровоподтёки, царапины и синяки под потухшими глазами.
В более нормальном состоянии из рейнджеров оказались Фредерик, Фрэн и Шерман, которые таскали от стойки заказов на общий стол для остальных коллег еду. Им так же помогала Розалин, порхавшая туда-сюда непривычно бодро. Её лицо лучилось нежной радостью, она очень заботливо пододвигала уставшим ребятам из команды сначала стулья, потом напитки, и бросала на них встревоженные взгляды.
— Так когда ждать конца света-то? — перехватив один такой её взгляд, вдруг громко вопросил Шерман. — Нергарри тебе об этом не говорили? Или может тебе? — не дожидаясь ответа от замершей как статуя девушки, тут же обратился он к Фредерику.
При этом Шерман соблазнительно облизнул кончиком языка верхнюю губу, словно слизывал с неё каплю нечто вкусного, а после изогнул их в полуулыбке.
Не обратив внимания на это явное заигрывание особого внимания, Фредерик притянул Розалин к себе на колени и, любуясь ей, пусто бросил:
— Эти космические сучки молчат, так что нет, не знаю.
Он тут же припал к ушку Розалин и, что-то прошептав, запечатлел на её шее нежный, но долгий поцелуй. Это заставило Шермана возмущённо закатить глаза.
— А ведь сегодня канун зимнего солнцестояния, — вдруг с набитым ртом выронил Хью.
— О, прошу, не разговаривай во время еды, — жеманно произнёс Шерман, поведя плечом. — Ты итак похож на псину, а так даже на ту, у которой пробита челюсть.
— Ты охуел, конченный?! — тут же подорвался Хью, но Фрэн успела придержать его за руку.
— Сядь, — одним движением она усадила Хью обратно в стул.
Шерман издевательски усмехнулся.
— Послушный пёс.
Хью вновь подорвался да так резко, что, задев грудью стол, отодвинул его на несколько дюймов, из-за чего раздался неприятный скрежет ножек по кафелю.
— Я сказала, сядь, — Фрэн едва ли не впечатала его в стул снова и, бросив сквозь растрёпанные волосы острый взгляд на Шермана, рыкнула уже ему: — А ты закрой рот.
