Фредерик только успел подумать о том, что его догадка о смертельном недуге старшей по званию подтвердилась, как психиатр вошла в кабинет.

— Здравствуй, Фредерик, — мягко произнесла Марта, направляясь с натянутой улыбкой к своему креслу. — Рада, что ты здесь, и прошу прощения за ожидание.

Она заняла место напротив и, сцепив руки в замок, доброжелательно посмотрела на бывшего мафиози. Но Фредерик не верил в её приветливые взгляд и в улыбку, потому что успел заметить на мгновение проявившиеся в линии челюсти желваки и напряжение в движениях: то как она незаметно поправила волосы, тяжело упала в кресло, тихо выдохнула, будто собираясь с мыслями. И в самом взгляде мелькнула неприязненная искра — такие мельчайшие моменты он давно научился распознавать, благодаря своей подготовке к месту главаря мафиозной группировки. Ведь ему много раз приходилось иметь дело с врагами, мысли и желания которых нужно было уметь буквально видеть. Если человек не умеет владеть собой, своими движениями и эмоциями, а таких было большинство, ими было легко управлять. Но Марта, как психиатр, умела скрывать истинные чувства и эмоции почти идеально.

— Фрэн рассказала мне, что ты ослушался приказа Тревора и подошёл к Розалин, — начала Марта, натягивая на себя маску полной невозмутимости.

Она больше ничего не уточнила, не спросила и, глядя пациенту в глаза, просто ожидала от него реакции.

— Да, это так, — безжизненно подтвердил Фредерик.

— Расскажешь, что тебя подтолкнуло на этот шаг?

— Это очевидно, мне хотелось извиниться за то, что я с ней сделал, — и видя, что Марта распахнула губы, чтобы что-то уточнить, тут же добавил: — Я знаю, что это бессмысленно, ведь никакими словами и делами исправить то, что я совершил, уже невозможно.

— Если сможешь, объясни подробнее, что двигало тобой в тот момент, — попросила Марта.

— Для отчёта перед Тревором?

— В том числе. Но главное для того, чтобы я смогла правильно составить твой психологический портрет.

Фредерик едва заметно кивнул. Сейчас он уже не смотрел на Марту, взгляд его вообще не был направлен хоть на что-то, только куда-то внутрь себя.

— Мной двигал простой эгоизм, — наконец глухо произнёс бывший мафиози. — Я привык действовать внутренними импульсами и редко задумывался над тем, что ощущают другие рядом со мной. Чувствуя себя отвратительно за то, что совершил, я хотел хоть как-нибудь исправить это. Но даже понимая, что прощения не получу, мне было важно сказать Розе то, что я сказал. Я уже много лет чувствую себя бесконечно виновным в том, что похитил и держал её против воли. Прошлого не исправить, я это понимаю, но как же мне хочется сделать хоть что-то, чтобы искупить свою вину перед ней, чтобы она простила меня, чтобы никогда не вспоминала о том, что тогда было, чтобы перестала воспринимать меня чудовищем… Хотя я такой и есть, с этим ничего не подпишешь.

Марта несколько раз хотела вставить хоть слово, уточнить что-то для отчёта, но Фредерик продолжал медленно выводить слова, как краски на холсте, полностью погрузившись в свои внутренние переживания. И психиатр пока не понимала, говорил ли он искренне, или это была обычная уловка психопата, сказанная лишь для того, чтобы никто не смог прорваться в его действительно тёмный мир.

— Ранее ты отказался говорить, что сподвигнуло тебя на похищение Розалин, — едва Фредерик смолк, наконец сказала Марта. — Быть может сейчас ты будешь готов ответить?

Фредерик мгновение молчал.

— Раньше я думал, что это нормально, похитить ту, что нравится, — тихо произнёс он всё же. — Мой отец сделал то же самое с моей матерью, и многие годы я думал, что всё так и должно быть, пока мать не покончила с собой полтора года назад. Я первым обнаружил её тело и прочитал предсмертное письмо, в котором она призналась, насколько невыносимой была её жизнь с отцом, что принудил её насилием к браку, в котором родились мы с сестрой. В тот момент всё, во что я верил и что не подвергал сомнению, рухло как карточный домик. Оказалось, наша семья не была счастливой и любящей, как я думал прежде, мать на деле считала отца чудовищем, разрушившим её личность и жизнь. Она терпела его все эти годы только ради нас, но так как мы стали совершеннолетними, ушла.

Марта молчала, не решаясь прервать подобную откровенность, на которую любые её пациенты, с которыми она проводила тысячи терапевтических сеансов многие годы здесь в бюро, были готовы лишь спустя год или того больше. Фредерику же понадобился лишь месяц, чтобы открыться так сильно, или так только казалось?

— Так глупо было повестись на все слова отца, что он говорил и чему меня учил, — добавил бывший мафиози.

— Правильно ли я поняла, что ты решил похитить Розалин и принудить её к браку с собой, потому что видел перед собой родительский пример? — уточнила Марта.

— Типа того.

Голос Фредерика с каждым словом звучал всё глуше, будто ему было неприятно говорить об этом и даже просто вспоминать. Его взгляд был по-прежнему направлен куда-то в глубину, но при этом не был мутным или неосознанным, напротив, сильно нахмуренные брови сделали его глаза потемневшими от боли.

Марта сделала отметку в своём планшете.

— Как ты думаешь, если бы не пример родителей, ты бы решился пойти на это? — осторожно произнесла она.

— Трудно сказать, — уклончиво начал Фредерик. — Возможно, пример родителей и оставил на мне некий отпечаток, но я так же прекрасно осознаю, что тогда в семнадцать я мог остановиться и хотя бы просто подумать, засомневаться в правильности своих поступков. Но я этого не сделал, поэтому все мои поступки до и после встречи с Розалин результат только моего собственного выбора.

Почему-то после его слов Марта едва удержалась, чтобы не скривить лицо, но вместо этого она попросила:

— Если сможешь, расскажи подробнее о своём детстве и юношестве.

— Для чего? — безразлично бросил Фредерик.

— Для лучшего понимания того, с чем тебе пришлось столкнуться, для выявления всех деструктивных установок, впитанных тобой с воспитанием как в семье так и в социуме…

— Я сын бывшего главаря самой страшнейшей мафиозной группировки за последние сто лет, — прервал психиатра Фредерик, взглянув ей прямо в глаза. — По вашему, в моей жизни могло быть хоть что-то не деструктивное?

На его губах играла насмешливая полуулыбка, но в глазах застыла грусть. Марта никак не отреагировала на его едкое замечание, ибо её цель была кристально ясна — за несколько сеансов понять, кто сидит перед ней, тяжёлый психопат, или человек, с которым ещё была возможность проработать практические и вербальные проявления его тёмной стороны. Однако пока в этот самый момент она была настроена слишком скептически.

— Тогда, если захочешь, расскажи о том моменте, когда ты обнаружил тело матери, — попросила Марта, делая новую пометку в планшет.

— Хотите узнать, что я почувствовал тогда? — с деланным безразличием вопросил Фредерик и тут же с какой-то надрывностью добавил: — А что ещё может почувствовать человек, потерявший своего близкого? Боль, отчаяние, неверие в произошедшее…

Ответ был слишком расплывчатым, чтобы можно было сделать по этому вопросу хоть какой-то вывод. Обычно подобными общими фразами и заезжими выражениями отвечали тяжёлые психопаты, которые на деле не могли испытывать какие-либо чувства, в том числе сожалеть о чём-либо, испытывать горечь утраты или сочувствовать. Изучив этику чувств и эмоций обычных людей, такие психопаты с лёгкостью могли сыграть то или иное чувство, вплоть до привязанности, ибо были по-жизни актёрами, но отличие состояло в том, что в их случае всё было слишком поверхностно. Никто из психопатов никогда не мог рассказать о чувствах под глубинным взглядом, только если это не касалось их болезненно-извращённых идей.

Однако, подобные общие фразы так же могли свидетельствовать и о нежелании пациента погружаться в то, что представляло для него болезненную рану.

— Ты был очень близок с матерью? — обходным путём начала пробираться Марта сквозь тёмный лес души бывшего мафиози.