— Да, верно, — Марта посмотрела в сторону окна. — Любишь, когда солнечно?

— Угу, — кивнула девушка. — Так мне проще.

— Что именно проще? — мягко подхватила психиатр.

— Чувствую себя более-менее безопасно.

— Здесь ты не чувствуешь себя в безопасности?

— Н-не совсем… — неуверенно промямлила Розалин.

— Что тебя здесь беспокоит? Я могу поговорить с Тревором, чтобы он привнёс некоторые изменения, чтобы ты чувствовала себя более уверенно и спокойно… Слышала, он нанял для тебя личную охрану?

— Да-да, но… Я понимаю, что дядя заботиться обо мне, он уже так многое для меня сделал… Но это не в его силах…

— Что не в его силах?

— Исцелить меня от ужаса этой жизни.

Марта оттянула мгновение, заметив страх, буквально перекосивший лицо девушки.

— С тобой что-то произошло, Розалин? — доверительно-ласково прошептала Марта, итак знающая всю её историю.

— Однажды… три года назад, именно в это время…

Эти слова девушке дались с трудом, она тут же закусила губу, словно одним этим предложением могла как по-волшебству вызвать повторение истории.

— Ты не обязана говорить о том, что причиняет тебе боль…

Сделала Марта ненавязчивую попытку успокоить, но Розалин резко прервала её.

— Меня похитили три года назад.

Марта вновь выдержала некоторое молчание, заметив отразившуюся на лице девушки боль, застывшую слезами в широко-распахнутых глазах.

— Ты пережила действительно очень травмирующее событие, Розалин, — наконец, осторожно подбирая слова, произнесла психиатр. — Ты проходила терапию, ведь так?

Девушка коротко кивнула.

— И она не помогла тебе? — уточнила Марта, уже зная ответ.

Розалин снова кивнула.

— Ты всё ещё воспринимаешь настоящее как угрозу? — осторожно спросила психиатр, и, вновь получив утвердительный кивок, продолжила: — Подобные ситуации очень сильно искажают действительность. Произошедшее с тобой ужасно, невозможно даже представить, что тебе пришлось пережить. Оно оставило неизгладимый след в твоей душе, и всё ещё имеет некоторую власть над тобой, дезориентируя и заставляя думать, что всё вокруг таит в себе опасность, что окружающие люди желают тебе зла. Ты больше никому и ничему не доверяешь, я правильно поняла?

Губы Розалин задрожали. Глотая слёзы, она старалась не издавать звуков, и смотрела куда-то в пространство, словно вновь и вновь видела перед глазами моменты давно минувших дней.

Марта пододвинула ей коробку с бумажными платочками.

— Вот, возьми, — по-матерински ласково шепнула она. — Ты можешь выплакать всю свою боль, тебе не обязательно говорить мне что-то.

Розалин выхватила платочек, но он быстро вымок от её слёз, превратившись в рваный комок, тогда в ход пошли второй, третий. Девушка уже не пыталась сдерживаться, а просто в голос ревела какое-то время, тогда как Марта, немного подумав, встала, прошла к рабочем столу, на котором стояла бутылка с водой и, взяв её, подошла к своей пациентке. Открыв бутылку, она протянула её Розалин, та взяла её, но так сильно дрожала, что не могла сделать даже один глоток. Марта пододвинула стул к креслу, на котором девушка сидела, и, оставшись рядом, мягко взяла её руку в свои ладони. Пока она тепло сжимала её, давая этим простым действием некоторую поддержку, Розалин смогла поднести бутылку к губам и, будто прошедший пустыню измученный странник, стала жадно глотать воду.

— Ты можешь находиться здесь столько, сколько потребуется, — мягко произнесла Марта, когда девушка наконец оторвалась от горлышка. — Я буду рядом, пока необходима тебе.

Розалин подняла на неё покрасневшие глаза.

— М-меня ведь здесь н-никто не найдёт? — заикаясь, спросила она.

— Никто и никогда.

— Даже мафия?

Марта на мгновение замерла — подробностей похищения своей новой пациентки она ещё не знала, только историю в общих чертах.

— Даже мафия. Ведь бюро - секретная государственная организация, — доверительно прошептала психиатр.

Девушка резко выдохнула, будто всё скопившееся в её душе напряжение, страх и недоверие, резко исчезли и перестали перекрывать трахею. Слёзы неиссякаемым источником продолжали смачивать её бледные щёки, разбившись на них десятками жемчужин, сверкающих в мягком освещении ламп.

— Я помню всё, как если бы это было ещё вчера… — тяжело произнесла Розалир так, словно выбивая каждое слово на камне.

— Это нормально, — вставила Марта.

— Помню его. Того, кто поработил меня. Я помню Фредерика…

— Помнить того, кто поступил с тобой жестоко, абсолютно нормально, Розалин. Он сыграл свою жестокую роль в твоей жизни, причинил так много зла и боли, что оставил в твоей душе страшные раны, которые просто так не залечатся.

Девушка снова всхлипнула.

— Я постоянно вижу его перед глазами… — начала наконец раскрываться она. — Он повсюду мерещиться мне, даже сейчас мне кажется, что он стоит за дверью и поджидает меня, чтобы снова утащить в свой дом. Я слышу его голос у себя в голове… Чувствую его руки на своих плечах… Вижу в своих снах… Боюсь мужчин вокруг, даже назначенных дядей телохранителей…

— Это абсолютно естественная реакция, Розалин, — успокаивающе сжала Марта её поледеневшую ладонь. — После пленения и насилия страх к мужчинам может ещё долго преследовать тебя. Но я постараюсь помочь тебе преодолеть это.

Розалин на мгновение перестала всхлипывать, но по-прежнему продолжала смотреть в одну точку. Психиатр почувствовала то, как сильно она напряглась, будто кто-то схватил девушку в тиски.

— Ты боишься мне о чём-то рассказать? — догадалась Марта.

Розалин медленно кивнула.

— Сможешь сказать почему боишься?

Девушка некоторое время помолчала и, сморщившись словно от боли, вжала голову в плечи.

— Вы тоже обвините меня в Стокгольмском Синдроме, — на одном дыхании выпалила она.

— Другие специалисты обвиняли тебя в этом?

— Да. Все они. Но я много читала про этот синдром, и у меня его точно нет!

— Хорошо, — мягко улыбнулась Марта, хоть девушка по-прежнему на неё не смотрела. — Я обещаю тебе, что ни в чём тебя обвинять не собираюсь. Это будет просто некомпетентно с моей стороны, а для меня мои пациенты значат всё.

Розалин напротив занервничала от этих слов. Она медленно вырвала свою ладонь из рук психиатра, слегка отодвинулась в кресле, носок ноги будто сам по себе стал отбивать слабую дробь по полу. Заметив эти проявления, Марта осторожно встала и, пройдя к своему креслу напротив, заняла место, как в самом начале их встречи.

— Не хочу давить на тебя, поэтому побуду здесь, чтобы тебе было комфортнее, — с неизменно мягкой улыбкой произнесла она.

— Простите… — шепнула Розалин.

— О, тебе не стоит извиняться, правда. Я всё понимаю, и для меня твои чувства и желания важны.

Розалин судорожно выдохнула и немного расслабилась.

— При Стокгольмском синдроме жертвы проникаются симпатией к своим агрессорам, — тихо начала она снова. — Они их оправдывают, часто отождествляют себя с ними, даже влюбляются в них. Я знаю, что это нормальная реакция психики на сильно травмирующее происшествие, но у меня этого нет. Я ненавижу Фредерика и не могу оправдать его действия по отношению ко мне, и что тогда, что сейчас рада, что смогла сбежать… Точнее, мне помогла его сестра сбежать, но я тогда не сопротивлялась, а была ей благодарная за помощь. И я по-прежнему его боюсь, так же как других мужчин.

— Я тебя поняла, — утвердила Марта, спустя мгновение молчания, чтобы удостовериться, что девушка больше ничего не скажет. — Обещаю, что от меня ты не услышит ничего, что тебе будет неприятно. Мне важно, чтобы ты научилась доверять мне, только в этом случае я смогу и понять тебя, и помочь.

Розалин впервые за всё время взглянула психиатру в глаза.

— Не хочешь рассказать, почему другие обвиняли тебя в синдроме, которого у тебя нет? — аккуратно подбирая слова, спросила Марта.

Розалин вновь опустила взгляд и, теребя в руках вымокший и рванный комочек платка, тихо ответила: